В первые часы 1 января 1994 года в федеральной столице мексиканского штата Чьяпас, городке Сан-Критобаль-де-Лас-Касас, появились сотни людей в черных масках, вооруженные старыми карабинами. В городке было немало туристов – рядом с Сан-Кристобалем находятся руины древнего города майя Пеленке. Многие путешественники приняли происходящее за новогодний карнавал. Но вскоре они поняли, что вооруженные люди в масках – не ряженные, а бойцы индейской Сапатисткой армии национального освобождения. Партизаны заняли телеграф и разослали по всем информагентствам сообщение с объявлением войны федеральной власти. Повстанцы обязались соблюдать предписания Женевской конвенции о ведении военных действий и заявили о своих планах продолжать наступление вплоть до Мехико. На следующий день авиация и бронетехника мексиканской федеральной армии атаковали Сан-Кристобаль-де-Лас-Касас и три другие города Чьяпаса, занятые сапатистами. Так в Мексике началась «другая революция».
Они сказали: «Хватит!»
Индейцы начали восстание 1 января 1994 года не случайно. Именно в этот день вступал в действие недавно подписанный договор о едином экономическом пространстве между Канадой, США и Мексикой (НАФТА), реализация которого ставит индейцев на грань исчезновения.
Мексика – крупнейшая испаноязычная страна мира (91 млн. жителей). В 1910-1917 годы в стране произошла буржуазно-демократическая революция, в ходе которой пала диктатура Порфирио Диаса. Плодами революции воспользовалась Институционно-революционная партия, созданная в 1929-м. С 1934 по 2000 год она была бессменной правящей партией Мексики. Народные вожди революции Панчо Вилья и Эмилиано Сапата (его именем названа армия индейцев Чьяпаса) были убиты в ходе становления власти новой бюрократии.
Индейцы составляют 30% населения страны, но это – самая угнетаемая его часть. Особенно рельефно (в прямом и переносном смыслах) это видно в штате Чьяпас. Его территория – 75 634, 4 км2, население – 3,5 млн человек. В Чьяпасе производят 55% всей мексиканской гидроэлектроэнергии и выращивают 35% кофе. Чьяпас – источник значительной части мексиканской нефти, природного газа, ценной древесины, меда, крупного рогатого скота и кукурузы. Солидная доля этой продукции идет на экспорт, что приносит стране доход в валюте. 2/3 населения проживают в сельской местности, доход 90% из них является минимальным или просто нулевым. Более 40% населения – моложе 15 лет. Половина населения не обеспечена питьевой водой, 2/3 не имеют водопровода. Из 100 детей 72 не получают начального школьного образования. 1,5 млн человек не получают никакой медицинской помощи. В штате в пять раз меньше медпунктов, чем в среднем по стране. 54% населения страдает от истощения; среди индейцев (составляющих приблизительно 1 млн человек) голодает около 80%. В штате самая высокая в стране детская смертность: больше 15 000 в год; дети, как правило, умирают от излечимых болезней: воспаления легких, дизентерии, тифа, малярии и т.д. (См.: Субкоманданте Маркос. Другая революция. Сапатисты против нового мирового порядка. М. Гилея. 2002. С.5-6).
Индейцы Чьяпаса – потомки цивилизации майя. Считается, что из трех доколумбовых цивилизаций культура майя была самой развитой; она единственная не была империей, не подчиняла себе другие народы. Исчезла цивилизация майя не по причине конкисты, а в результате какой-то исторической тайны. В Лакандонской сельве проживает около 10 индейских народностей.
С развитием в регионе скотоводства индейцы были вытеснены с плодородных земель в горы Лакандонской сельвы (юго-восток Мексики). Те, что остались на равнине, фактически превратились в собственность скотоводческих хозяйств. Это значит: неоплачиваемая и ненормированная работа, телесные наказания вплоть до убийства, «право первой ночи» и т.д. С возникновением сапатистского движения скотоводы создали «белые гвардии» с целью запугивания населения и уничтожения сочувствующих сапатистам.
Традиционная индейская форма социальной жизни – община. (Кстати, община была традиционной формой и в русской деревне до начала ХХ века.) Благодаря этой структуре индейцы выжили на протяжении 500 лет во враждебном окружении и сохранили свои культурные традиции. Все решения по всем важным вопросам принимаются в этих общинах в результате всеобщего обсуждения, выслушивания всех, без навязывания большинства меньшинству. Любое принимаемое решение должно выражать мнение всех. Диалог ведется до тех пор, пока не удается достичь всеобщего согласия, и время на это экономить не принято. Если такого согласия по какой-то проблеме достичь не удается – обсуждение откладывается. На собрании общины представлены абсолютно все: дети, мужчины, женщины и старики. …
Когда дети, мужчины, женщины, старики одной общины приходят к согласию, им предстоит договориться между собой, выбрать представителя, способного лучше выразить мнение группы, и встретиться с представителями других общин.
В середине ХХ века эти общины отступили с более плодородных долин в горы Лакандонской сельвы, дабы избежать столкновений со скотоводами. Договор НАФТА (Североамериканское соглашение по свободной торговле – прим. Avtonom.ORG), заключенный между Мексикой, США и Канадой, который предусматривает неограниченное освоение нефтяных залежей и древесины на последних землях этих общин, стал для них окончательным приговором. И индейцы сказали: «Хватит!» Хватит терпеть! Мексиканское государство не замечало их существования, как мировое сообщество не замечало курдов, пока те не взяли в руки оружие, как Россия не принимала в расчет чеченцев, пока те не восстали…
«Карта Чьяпаса – общины с индейским населением, нефтью, ураном и ценными породами дерева. И этих индейцев надо убрать отсюда, потому что они не воспринимают землю так, как это понимает неолиберализм. Для неолиберализма все является товаром, все продается и эксплуатируется. А эти индейцы смеют говорить «нет», потому что земля это мать, потому что она хранит их культуру, потому что в ней живет их история и потому что в ней живут их мертвые», – говорит представитель сапатистов субкоманданте Маркос.
Красавчик Суп
Десятки телекамер транслировали через спутники на весь мир беседы между восставшими индейцами, жителями города и туристами на улицах и площадях Сан-Кристобаля. Многие индейцы не говорили или почти не говорили по-испански, и общение шло на языке жестов. Но один из сапатистов не был индейцем. Он говорил на нескольких европейских языках и, кроме того, выступал как переводчик с индейских языков на испанский. Это был субкоманданте Маркос, ошибочно принятый многими за лидера восстания. Его главная миссия все эти годы будет заключаться в переводе с языка одной реальности на другие и донесении до остального мира причин, целей и смысла этого движения, так не похожего на все известные до него…
Настоящее имя Маркоса мало кто знает. В начале 80-х годов он вместе несколькими друзьями-студентами, вдохновленный примером Че Гевары и мечтой о латиноамериканской социалистической революции, отправился в беднейший штат страны, дабы создать партизанский очаг, создать из местных жителей новое партизанское движение. Это вовсе не выглядело утопией. Только что совсем рядом, в Никарагуа, где победили сандинисты, а в Сальвадоре и Гватемале (на границе с Чьяпасом) партизаны успешно боролись против проамериканских марионеточных режимов.
«Сколько? одиннадцать? лет назад я попал сюда впервые. Тогда я поднимался на этот проклятый холм и думал, что каждый шаг может стать последним. Я говорил себе: «Еще шаг – и умру», и делал один шаг, потом другой, но не умирал, а продолжал идти, – делится с нами Маркос. – Я чувствовал, что груз за спиной весит сто килограммов и знал, что это неправда, потому что знал, что нес всего пятнадцать килограммов, «просто ты новенький» говорили мне товарищи и с видом сообщников посмеивались. Я продолжал повторять себе, что теперь уже точно следующий шаг будет последним, и проклинал тот час, когда мне вздумалось стать партизаном, и как хорошо мне было, когда я считал себя интеллектуалом из городской организации, и что в революции может быт множество видов деятельности, и все одинаково важны, и зачем я сюда сунулся, и на следующем привале наконец скажу им, что все, хватит, лучше я буду помогать вам там, в городе». Но тот, кто стал Маркосом, продолжал падать, подниматься и идти – до следующего привала, но ничего не говорил товарищам, «отчасти из стыда, отчасти потому, что не было сил говорить».
Близкое знакомство с незнакомой и непонятной действительностью Лакандонской сельвы разрушило планы Маркоса и его товарищей. Они не смогли создать очаг в Чьяпасе. К счастью, их попытка не закончилась трагедией, как с отрядом Че в Боливии. Из учителей они превратились в учеников, дабы не только понять, но и прочувствовать мировоззрение потомков майя, их мифологию, их социальные привычки и образ жизни, изучить их языки. Все это привело к тому, что Маркос изменил свои представления о революции, о ее движущих силах, целях и задачах. Так постепенно появился сапатизм.
Маркос – единственный из той группы студентов-партизан, что в начале 80-х пришли в горы Чьяпаса. Маркос – настоящее имя одного из погибших его друзей. Но, говорит Маркос, того, кем он был в начале 80-х, больше не существует, поэтому его бывшее имя не имеет никакого значения. Маркос – единственный метис в руководстве движения сапатистов. Говорят, он окончил философский факультет университета Мехико, работал в Сан-Франциско программистом. Он важен для журналистов и политологов «цивилизованного» мира как переводчик, посредник между внешним миром и восставшими индейцами Чьяпаса. Маркос что-то вроде пиар-менеджера движения сапатистов. Партизаны зовут его «Субкоманданте», «Суб», «Суп», «Супко», «Маркитос», «Красавчик Суп». Субкоманданте Маркос – это человек-знак, человек-символ.
«Маркос, – говорит субкоманданте, – это все нетерпимые, подавляемые, эксплуатируемые, сопротивляющиеся меньшинства, заявляющие свое «Хватит!»… Маркос – это все то, что неудобно для власти и для «благоразумия».
Другая революция
Под давлением общественности и мирового сообщества правительство Мексики неожиданно объявило о прекращении огня и село с сапатистами за стол переговоров. (Видимо, мексиканское правительство чувствительно к давлению; российская власть, которая уничтожает чеченцев, не обращает внимание на протесты правозащитников и прочих «людей доброй воли»).
Но бои были жестокими. «Ночью 15-го мы собрались пить мочу, – записал в дневнике субкоманданте Маркос. – Говорю «собрались», потому что сделать этого не удалось – всех начало рвать после первого глотка. Сначала было обсуждение. Хотя все мы согласились с тем, что каждый будет пить только свою собственную мочу, Камило уверял, что нужно подождать до утра, чтобы моча в наших флягах остыла, и мы смогли бы ее выпить, представляя себе, что это освежающий напиток… Я с этим не согласился, предположив, что чем больше времени пройдет, тем больше будет вони… Мое второе «я» возразило, что отстаивание может помочь отделить аммиак, который осядет на дне». Бойцы успели сделать только один глоток, как всех их «вырвало выпитым и невыпитым». И они остались валяться, «еще более обезвоженные, чем раньше. Как алкаши, воняющие мочой». «Федеральный патруль прошел примерно в пятистах метрах от нас. Они не обнаружили нас только благодаря тому, что Господь велик. Дерьмом и мочой от нас разило на километры», – иронизирует Маркос.
Партизанский быт, конечно, далек от комфорта. «Девятый день мы не снимали обуви. Из-за влаги и грязи ткань и кожа превратились в единое целое и снять носок было равнозначно тому, чтобы содрать с себя кожу. Неудобство спанья в обуви. Мы опустили ноги и воду и медленно, понемногу, отделили ткань. У ног был запах дохлой собаки, а кожа превратилась в белесую бесформенную массу», – записал Маркос.
Сейчас между сапатистами и мексиканским федеральным правительством подписано соглашение о прекращении огня, ведутся переговоры. Ситуация в Чьяпасе вроде той, что была в Чечне после Хасавюрта. Весной руководство САНО, в частности – субкомандате Маркос, даже посетило Мехико, где выступило на многотысячном митинге на площади Сокало. Многие из собравшихся ждали призыва к бескомпромиссной борьбе с правительством, но сапатисты говорили о необходимости диалога с гражданским обществом.
«Мы попали сюда (в Чьяпас) с марксистско-ленинским менталитетом, как, кажется, все военно-политические организации Латинской Америки в 60-70-е годы, – объяснял Маркос в одном из интервью. – И это мышление было подшлифовано. Мы были… (рисует в воздухе указательным пальцем квадрат) марксистами-ленинцами, а индейская реальность начала шлифовать края и превратила его в нечто круглое». С.25. Выходит, что Маркос и его товарищи не отказались полностью от марксизма, а соединили его с индейским мировоззрением? Не совсем так. Идеи сапатистов довольно далеки от марксизма в целом, и очень далеки от большевизма (ленинизма). «Революция есть, несомненно, – писал Энгельс, – самая авторитарная вещь, как только возможна. Революция есть акт, в котором часть населения навязывает свою волю другой части посредством ружей, штыков, пушек, то есть средств чрезвычайно авторитарных. И победившая партия по необходимости бывает вынуждена удерживать свое господство посредством того страха, который внушает реакционерам ее оружие».
Для Ленина основной вопрос революции – это вопрос о государственной власти. А вот сапатисты не хотят захватывать власть. «Диалог – наилучший путь преодоления конфликтов. Это не только избежание конфликтов, но и совместное созидание», – сказал Маркос в одном из интервью. Причем «для того, чтобы добиться успеха в процессе диалога и переговоров, обе стороны должны исходит из обоюдного согласия в том, что ни одна из них не может победить другую, и нужно найти выход, который будет значить победу для обеих сторон, или, в худшем случае, поражение для обеих».
САНО ведет диалог не только и не столько с властью, сколько с национальным и международным гражданским обществом. Сапатисты стали воевать с правительством, дабы показать, что индейцы не собираются помирать молча, чтобы разбудить гражданское общество и вместе с другими создать пространство для реальной демократии, где могли бы быть представлены все, а не подавляющие друг друга время от времени «большинства и меньшинства».
САНО в отличие от марксистов-ленинцев не выступает от чьего-либо имени (например, «народа»), не собирается становиться политической партией, не считает себя «авангардом», потому что, говорит Маркос, «по мере того, как в игру вступают реальные социальные силы, становится ясно, что авангард – не такой уж авангард, и что те, кто им, по идее, представлены, не ощущают своего представительства». «Считать, что мы можем быть авангардом, то есть что мы можем говорить от имени тех, кто нами не является, – это политическая мастурбация, – объясняет субкоманданте. – А в некоторых случаях не происходит и этого, потому что это даже не доставляет удовольствия онанизма. Единственный, кто может получить удовольствие от раздачи подобных прокламаций, – это сам раздающий, потому что читает и воспринимает их всерьез обычно только он сам».
Кстати, военное руководство избирается гражданскими общинами, его состав меняется каждый год. САНО опирается на Сапатистский фронт национального освобождения. Это невооруженная организация, действующая на территории всей страны. СФНО состоит из добровольцев, разделяющих идеи сапастистов – членов самых разных партий, экологических, культурных и религиозных движений, а также простых граждан.
Идеи сапатистов похожи на то, что проповедовали отцы анархизма Михаил Бакунин и Петр Кропоткин. «Мы думаем, что для того чтобы начать изменение мира, можно организоваться, не приходя к власти и не командуя сверху, – сказал Маркос уругвайским журналистам. – Мы думаем, что ключ к решению – в организации людей начиная с самого низа; таким образом, нужно двигаться к поставленным целям и решать возникающие проблемы».
Но самое главное, сапатисты, несмотря на то, что они не предлагают «универсальных рецептов, линий стратегий, тактик, законов, регламентов и лозунгов», стали живой легендой антиглобалистов, символом борьбы против неолиберализма. «Мы считаем, что в мире не может быть такого, чтобы цвет кожи, волос, язык, на котором говорят, или форма одежды, культура были поводом к тому, чтобы тебя ценили больше или меньше. Если ты создаешь богатство своим собственным трудом, а не за счет других, то почему для тебя не будет места в этом мире? Мы не предлагаем никакой социалистической системы, мы предлагаем нечто более сложное, более трудное для построения – отношения равенства между людьми», – говорит Маркос.
У сапатистов «есть только одно желание: построить лучший мир, иначе говоря, новый». «Мы – сапатистская армия национального освобождения – голос, который вооружился, чтобы быть услышанным, – говорит Маркос. – Единственное, что мы смогли – это приделать курок к надежде». (Другая революция. С.51.) К этим словам добавить нечего, кроме того, что чеченские бойцы тоже приделали курок к надежде тех народов Кавказа и всего Востока, которые хотят избавиться от российского империалистического ярма.
Борьба продолжается!
Вместе мы победим!