Социальные восстания в Магрибе похожи, но и отличаются друг от друга
Революция в Тунисе вызвала социальные протесты и в Алжире. Тунисские выпускник университета Буазизи, который сжег себя 17 Декабря в знак протеста против произвола властей, отмечается как мученик и в Алжире.
По всему Магрибу бедняки – а к ним относятся и безработные выпускники вузов – создали свой неформальный мир. Люди сами строят домики, организуют на мостовых стихийные продуктовые рынки и снабжают крупные города разного вида неподконтрольными услугами. Этот неформальный мир в последние несколько месяцев подвергается усиленному наступлению со стороны государства. Полицейский произвол, растущие взятки, которые приходится платить чиновникам, повышение цен на продукты питания и рост безработицы привели к бунтам в Тунисе после 17 декабря и в Алжире с начала января. Почему они вызвали падение диктатора в Тунисе Бен Али? И почему Алжир находится в состоянии хронического беспокойства, но революции не происходит?
Модель господства Бен Али
Восстание в Тунисе началось в глубинке, далеко на юго-западе страны. Местность, простирающаяся к востоку от Кайруана до алжирской границы, уже столетиями влачит маргинальное существование. Сельское хозяйство пребывает в упадке, а добыча фосфатов в городе Гафса полуавтоматизирована. Когда в 2008 году там вспыхнуло восстание социально недовольных, которое растянулось на целые полгода, полиция взяла в кольцо строптивый город и на целые недели отрезала его от внешнего мира. Она грабила, производила аресты и стреляла. В остальном Тунисе и глобализированном мире СМИ об этом на протяжении месяцев не было никаких сообщений. Режим Бен Али ввел информационную блокаду. В Европе существовал принципиальный провал восприятия: все, что не укладывалось в картину исламистской угрозы, было неинтересно. Тунисские друзья и родственники, жившие во Франции, прорвали заграждение. Они разместили в Интернете клипы с мобильников, на которых было заснято восстание, и вышли на улицы в Париже.
Стабильность тунисской модели господства была основана на социально-географическом разделении городов и всей страны. Люди, бежавшие из деревни, селились в 20 км от центра столицы. За пределами города Тунис возникли новые административные центры. Самый известный университет Туниса был перенесен в пригород Ля-Мануба. Предшественник Бен Али, Бургиба хотел перепланировать арабский старый город Туниса – квартал городской нищеты. Он отказался от этих планов, но взял старый город под жесткий полицейский контроль.
Но молодые люди, мобильные и образованные, нарушили расчеты тунисской модели господства. Сегодня они соединены друг с другом в сети по всей стране и во Франции, причем не только через Интернет. В Тунисе сейчас в процентном отношении учатся столько же одногодков, сколько и в Европе. Процент женщин среди учащихся и учителей выше, чем, скажем, в Германии. Такая же социальная база сложилась в Алжире. Во всем арабском мире число учащихся за последние 10 лет выросло более чем на 250%.
5 января почти во всех городах Северного Алжира начался социальный бунт, повсюду запылали баррикады. Столкновения были еще яростнее, чем в Тунисе. Маяком стали уличные бои в столице страны, городе Алжир, в районе Нижняя Касба и в соседнем Баб-эль-Уэде. Затем молодежь воздвигла баррикады во многих частях города и в пригородах. В течение долгих часов Алжир был отрезан от мира.
Волнения в столице подпитывались полицейскими преследованиями в отношении странствующих торговцев и принудительными выселениями. Полицейские команды обрушивались на неформальные рынки и на сквоттеров, а также на владельцев недвижимости, которых много лет назад обманули при покупке жилья, выдав фальшивые бумаги. Выселенным семьям в Алжире очень трудно вернуться к нормальному существованию, если они не могут снять новое жилье. Не имея официального места жительства, учащиеся не могут сдавать экзамены; молодые незарегистрированные мужчины рискуют быть объявлены в розыск как дезертиры.
Волна подорожания
Зарплаты в Алжире намного ниже среднего уровня в соседних странах, хотя страна разбогатела на поставках нефти и газа. Уличные работники, надомники, сторожа и бродячие продавцы овощей зарабатывают примерно 80 – 120 евро в месяц. Чтобы вести жизнь на самом низком уровне маленькой семье, по неофициальным расчетам, требуется 400 евро. Самостоятельного выращивания продуктов почти нет. Правда, многие семьи имеют родственников в деревне. Но в Алжире – в отличие от соседних стран – экономика самообеспечения во многом разрушена.
На этом фоне недавнее восстание в январе 2011 года было также протестом против стремительно растущих цен на продукты. В начале года сахар и масло подорожали сразу на 20%. Иногда можно было наблюдать, как цены растут почти в течение часа. К тому же поползли слухи насчет нехватки муки. Перед некоторыми пекарнями выстроились огромные очереди. Правительство переложило вину на оптовиков. Большая часть продуктов была импортирована. Система ввозных пошлин и отчислений государству непрозрачна. Оптовики, как и все алжирские «деловые люди», расплачиваются наличными. Стопки банкнот, называемые брикетами, переходят из рук в руки на месте. Тут правительство неожиданно постановило, что оптовые покупки продуктов должны оплачиваться только чеками и банковскими переводами. Вместо отчислений из рук в руки и взяток в будущем должны уплачиваться установленные налоги. Банки оказались не подготовленными к таким масштабным финансовым операциям. И, в первую очередь, «деловые люди» не хотели таким образом открывать свои подлежащие налогообложению доходы.
8 января, после того как восстание распространилось по всей стране и сообщалось уже о 5 погибших, государство отменило повышение цен на сахар и масло. Все облавы против неформальных рынков были прекращены. Аресты прекращены. 9 января из Алжира сообщалось о последних столкновениях.
Разделенные среды
Решающее отличие от событий в Тунисе может состоять в том, что в Алжире не сложилось стихийной коалиции между беднотой и либеральной буржуазией. Алжирские учителя, врачи и адвокаты также прибегали к жестким методам борьбы, поскольку быстро испытали на себе полицейские дубинки, аресты и самые худшие устрашающие маневры. Но среды не смешивались. Националистический алжирский средний слой, возникший за годы независимости, по своему стилю и привычкам больше ориентируется на Францию, от которой успешно отделились в политическом отношении. Социального «клея» для крупного перелома в Алжире в настоящий момент, как представляется, пока что нет. Но из-за растущей дезинтеграции страны дальнейшее развитие событий предсказать невозможно.
В отличие от Туниса, в Алжире вот уже в течение десятилетия почти ежедневно где-нибудь в стране происходят локальные восстания. Причинами являются нехватка жилья, рост цен и дефицит услуг в городах. Диалога с местными властями не получается. Стволы деревьев на междугородних трассах, пылающие автомобильные шины и, наконец, нападения на мэрию и полицейский пост, которые разоряются и поджигаются, – таков типичный ход местных восстаний в Алжире.
Другой язык
Почему же в начале января волнения – впервые с 1988 года – распространились почти одновременно во всех крупных городах Северного Алжира? СМИ быстро нашли объяснение: распространение связано с расширением пользованием Интернетом, прежде всего – со стороны безработных выпускников вузов. Если постоянно отслеживаешь сообщения, фотографии и видеоклипы на Твиттере, Фэйсбуке и многих блогах, то приходишь к иной мысли. К началу нового года в Алжире, как и в Тунисе, стремительно изменились язык и тон сообщений. Страх исчез.
Иностранец в Магрибе годами привык к тому, что о деликатных вещах говорят с оглядкой и пишут намеками. Анонимность была обязательной: в конце концов, полиция контролировала и связь по Интернету. Слишком часто можно было опасаться самоцензуры.
В январе 2011 все это было забыто. Манифесты, выражения гнева, статьи о правильной тактике в борьбе против режима, кристально ясные анализы – одним махом все это внезапно появилось, и все это можно было найти в Интернете. В одно мгновение люди пересмотрели оценки международных аналитиков в отношении кризиса в Северной Африке. В начале января в Алжире уже были уверены в том, что тунисскому Чаушеску в политическом отношении осталось недолго жить – а в это время европейские СМИ еще молчали об этом.
Что произойдет в Алжире, было непонятно. Но было ясно, что борьба против алжирского режима оказалась бы неизмеримо труднее. Люди не забывали о том, что алжирский правящий аппарат обладает опытом подавления волнений типа гражданской войны. Алжир не является шпионско-полицейским государством, как Тунис при Бен Али. Но военные в Алжире стреляют очень быстро. Почти ежедневно в Кабилии убивают «террористов». Полувоенная жандармерия обходится с местными восстаниями с чрезвычайной жестокостью.
Военные самым тесным образом связаны с государственной нефтегазовой компанией «Сонатрак» и выступает как привлекательная экономическая сила даже в университетах. Перед лучшими выпускниками вузов стоит альтернатива: делать профессиональную карьеру, пользуясь блатом в военных и дружественных им кругах – или погрязнуть в вечной безработице.
О распространении сообщений о восстании позаботились, конечно же, не безработные алжирские выпускники вузов. Но эти образованные люди после учебы вернулись к своим бедным семьям; они существуют не как автономные индивиды; их знание имеет социальную привязку. Продавец фиников, у которого мы часто покупали вблизи большого рынка в Оране, охотно рассказывал о своем опыте. Он изучал электротехнику в Дармштадте, но смог найти там только временную работу, а потом вернулся домой.
Если международный опыт из первых рук имеет продавец фиников, снова обитающий в селении простых людей, то Фэйсбук действительно становится важным, хотя и не самым важным средством взаимопонимания. Решающую же роль играет то, что уличные демонстранты потеряли страх – страх перед пытками и кровавой баней. Но и страх быть непонятыми в Европе и в мире. Они смогли показать всему миру, что они – не опасные исламисты, которые борются с просвещенными режимами, а борцы против деспотической системы господства.