Последние по времени, революции, надо думать, не станут последними в истории. Напротив, они доказывают, что «лимит на революции» далеко не исчерпан и что новая эпоха приносит новые особенности в революционный процесс. И именно это делает их опыт особенно ценным.
Региональная революция
Пожар арабской революции это пожар, пускай не мировой, однако уже региональный. Такого не было с 1989 года, когда буржуазно-демократическая революция за полгода охватила почти всю европейскую часть «соцлагеря». С тех пор революционный подъем порождал либо отдельные революции, либо в лучшем случае серию революций, происходящих в разных районах (например, в Греции и Франции). В этот раз революция охватывает целый регион. И дело тут не в расстоянии между странами, охваченными «беспорядками». Между Египтом и Тунисом такое же расстояние, как между Грецией и Францией. Однако, Греция и Франция помимо расстояния разделены еще и культурой. Это две разные страны, находящиеся на расстоянии друг от друга. Египет не просто граничит с Магрибом. Магриб, Египет и Йемен (в котором тоже происходит подъем народной активности) близки друг к другу по языку и по культуре, их жители рассматривают все эти страны как нечто единое или, во всяком случае, близкое, подобно тому, как жители латиноамериканских стран рассматривают Латинскую Америку или жители России рассматривают Россию, ну, может быть, еще и с Украиной и Белоруссией. Представьте себе, что революция началась в Кузбассе, Донбассе и Воркуте, или на Кубани, в Поволжье и в Беларуси, и вы получите некий аналог того, что мы видим сегодня в арабских странах.
Интернет
В связи с событиями в арабских странах в ЖЖ появился новый термин «Твиттерная революция». О роли Интернета в организации массовых революционных выступлений говорилось уже в связи со студенческими бунтами в Англии, об этом писала «Черная звезда» (http://mpst.anho.org/2011/01/15/%d0%bd%d0%be%d0%b2%d1%8b%d0%b9-%d0%bd%d0%be%d0%bc%d0%b5%d1%80-%d0%b3%d0%b0%d0%b7%d0%b5%d1%82%d1%8b-%c2%ab%d1%87%d1%91%d1%80%d0%bd%d0%b0%d1%8f-%d0%b7%d0%b2%d0%b5%d0%b7%d0%b4%d0%b0%c2%bb/), а первая в России массовая демонстрация организованная еще даже не через Интернет, а через Фидонет (была тогда такая сеть), прошла в Москве еще в конце 90-х (1997 или 1998), возможно, в других странах это произошло даже раньше. О роли Интернета в прорыве информационной блокады в России заговорили после событий в Кузбассе, опять-таки, вполне возможно, что в других странах об этом говорили и раньше. Однако в Арабской революции роль Интернета проявилась особенно ярко. «Эффект подражания чужим действиям в схожих социальных ситуациях, конечно, давно известен социологам, о нем писал еще Н.К.Михайловский. Но удивляет скорость распространения этого пожара, мощь самоорганизации и паралич официальных СМИ, что было бы невозможно без интернета. Правителям и народам Ирана, Бангладеш, Таиланда, Индии и Китая сейчас тоже есть о чем подумать. Ведь во всех этих азиатских странах в 2010 г имели место крупные социальные конфликты, массовые протесты или даже восстания. Россиянам тоже стоит задуматься крепко. И белорусам. И украинцам. Всем нам. Что-то в воздухе носится. Появилась какая-то легкость, все стало возможно», – пишет в ЖЖ на своей странице Shraibman (http://shraibman.livejournal.com/). Подобно тому, как танки и боевые самолеты, появившись в 10-х годах ХХ века, через двадцать лет превратились в основную боевую силу, так и Интернет и мобильная связь, появившись сравнительно недавно, за десятьдвадцать лет превратилась в мощное оружие, используемое революционерами.
Аккордные революции
Один специалист по Дальнему Востоку упоминал в своих рассказах российского буржуя, принципиально берущего на работу только китайцев. На вопрос оного специалиста: «А что, русские не умеют работать?» – буржуй ответил: «Нет, русские работать умеют. Но они как работают? Две недели ничего не делают, потом устраивают аврал и за неделю делают все, что должны были за месяц. И опять отдыхают. И так весь год. А мне нужно, чтобы люди работали регулярно».
Действительно, в России, где дней, пригодных для полевой работы, всегда было меньше половины в году и где зимняя «спячка» была по сути дела не бездельем, а восстановлением сил крестьянина после летней работы на износ (мой дед рассказывал, что его отец летом даже спать ложился только на полу, положив голову на порог, чтобы утром не было соблазна лишнее время спать (на пороге особенно не заспишься)), в холодной России сложилась совсем не та культура работ, что в рисовом Китае, где крестьянин должен был работать пусть не так интенсивно, зато постоянно. Однако речь пойдет не об этом. Речь о том, что в последнее время революционные выступления часто были «аккордными». Люди, терпевшие годами и десятилетиями, неожиданно взрывались, устраивали революцию или на худой конец бунт, после чего наступал спад на месяцы, годы иди даже десятилетия. Подобная «аккордная революция» может привести только к смене паразита или в лучшем случае к мелким реформам, для слома системы нужна долговременная активность. Именно такая активность была у народа во время великих буржуазных революций. Поскольку Великая Французская и Английская революция мало кем счас помнятся (не говоря уже о Голландской или о Гуситах), вспомним о Великой Русской 1917-1921. После Февраля было двоевластие, борьба за продолжение революции, июльский расстрел, короткий спад и новый подъем, затем снятие Временного правительства, триумфальное шествие советской власти, затем диктатура большевиков в центре и белое движение на окраинах, борьба крестьян против того и другого, массовые восстания под лозунгом: «Власть советам, а не партиям!» и, наконец, введение НЭПа, в купе с массовыми репрессиями ослабившее крестьянское движение и позволившее большевикам остановить революцию.
Если кто-то думает, что сейчас возможны только «аккордные» революции, я напомню ему не только сельские герильи в Мексике и Индии, но и революцию в Албании, полуреволюцию в Аргентине, наконец, Грецию. Интернет-оргнизация не противоречит таким революциям, но и сама по себе не порождает их. Для того, чтобы не просто один раз собраться вместе, а проводить долгую революционную работу, общения в Интернете недостаточно. Никакой Интернет и никакие мобильники не заменят личного общения. И в Албании, и в Аргентине, и в Греции участники социальной борьбы общались друг с другом не только по Интернету. При этом в Албании и Аргентине события произошли до того, как Интернет стал таким мощным фактором, как сейчас. В Греции движение активизировалось в эпоху Интернета, однако сформировалось оно гораздо раньше. Тогда люди умели общаться без помощи Интернета. А умеют ли они это сейчас?
Вопрос не праздный. Автору этих строк довелось читать о парне, познакомившегося по Интернету со своей сверстницей и назначившему ей свидание. Увы, она столь далека оказалось от созданного в его сознании образа, что бедняга с тех пор зарекся с кем-либо общаться визуально. Случай комичный, однако ваш покорный слуга неоднократно сам испытывал некое неудобство встречаясь с теми, кого он до сих пор знал только по сети. В конце концов все обходилось, однако автор принадлежит к тому поколению, для которого и телефон (не мобильный, обычный) когда-то был новинкой. А как поведет себя в подобной ситуации поколение Интернета?
В принципе общение в Интернете мало чем отличается от общения по переписке, ставшему привычным уже давным-давно. Знаменитый Первый Интернационал создавался в значительной мере благодаря переписке. Не стоит однако забывать, что Первый Интернационал прошел через серию исключений и закончился расколом, после которого марксистский осколок самораспустился на следующем же конгрессе. Есть, однако, и более обнадеживающие примеры. Федерация «Классовая война», образовавшаяся в результате переписки подписчиков одноименной газеты, просуществовала достаточно долго.
Мегополис
У «Твиттерных революций» есть еще одна малоприятная особенность. Это революции городские, зачастую даже мегаполисные. Между тем мегаполис не в состоянии самостоятельно обеспечить себя всем необходимым и в первую очередь едой. Современная наука дает возможность организовать выращивание пищевых продуктов на довольно малой территории, и вопрос о том, возможно ли это сделать на территории современного мегаполиса, можно обсуждать. Но несомненно одно – на то, чтобы создать искусственную почву и теплицы на каждой крыше, установить гидропоническое оборудование на каждом балконе, перестроить банки и офисы в ското и птицефермы, развести рыбу в прудах, на то чтобы все это сделать потребуется время, причем скорей всего время большее чем то, за которое будут съедены имеющиеся запасы. Капиталистические сельхозпредприятия, находящиеся вблизи мегаполиса, конечно же, будут социализированы, однако их может просто не оказаться в достаточном количестве. Так в современной Московской облас-ти сегодня нет почти ни одной молочной фермы, от большинства из них остались одни развалины. При этом, в «советские» годы, когда в Москве жило «всего» восемь миллионов человек (сегодня живет двенадцать-пятнадцать), а молочное хозяйство области процветало и все работало на Москву, его все равно не хватало на обеспечение города. То же относится и к мясу, овощам, зерну. Если восставший мегаполис способен захватить какой-нибудь пользующийся спросом ресурс: нефть, золото или что-то подобное – он может торговать с окружающим миром. В этом случае он будет подвергаться внешней эксплуатации (подобно бригаде рабочих, которая может внутри себя установить хоть полный коммунизм, однако все равно будет эксплуатироваться «работодателем»), но, по крайней мере, у него будут шансы дотянуть до мировой революции или хотя бы до организации собственного внутреннего сельского хозяйства. Правда, захват подобного ресурса может вы-звать и соблазн иностранной интервенции. Если такого ресурса у мегаполиса не будет, революция будет просто «задушена костлявой рукой голода». Правительства внешнего мира не будут даже угрожать, просто скажут: «Хотите гумпомощь – проводите демократические парламентские выборы и никаких советов, сходов, рабочих собраний».
Идеальным выходом было бы установление контакта с сельскими общинами Третьего мира. Оно, кстати говоря, позволило бы вырвать их из дурмана маоизма. Но для таких контактов есть два препятствия. Во-первых – расстояния. От Каира до Бенгалии или Чьяпоса далековато. Во-вторых, культурно-языковые барьеры. Крестьяне Третьего мира говорят на других языках, нежели жители мегаполисов, малознакомы с Интернетом, да и вообще по своему менталитету отличаются от «твиттерных революционеров» не меньше, чем средневековый кочевник отличался от средневекового горожанина, с которым он либо торговал, либо воевал. Торговля и война между самоуправляемыми мегаполисами и подчиняющимися маоистским вождям сельскими общинами, наверное, интересно может выглядеть в фантастических романах, однако весьма неприятно – на практике.
Небольшое послесловие
Все сказанное выше далеко не исчерпывает тему современных революций, да и не претен-дует на это. В статье лишь были освещены самые первые и самые простые уроки, которые нам дают современные революции, и самые первые и самые простые вопросы, которые они перед нами ставят. Вполне возможно, что дальнейшее развитие революционного движения в мире вообще и в арабских странах в частности даст ответ на какие-то из этих вопросов или поставит новые. Однако это не повод дожидаться, когда это произойдет, вместо того, чтобы учитывать опыт и искать ответы на вопросы уже сегодня.