Публикуем интервью с греческим анархистом. В нем подробно рассказывается о причинах поражения движения "За реальную демократию сейчас", а также о политической ситуации в стране. Ему 35 лет. Он звукорежиссер на радиостанции и член анархо-синдикалистской организации и анархистской политической группы из Экзархии (народного района в центре города Афины, который более или менее контролируется анархистскими группами). Он с самого начала принимал активное участие в общих собраниях и других мероприятиях на площади Синтагма (Конституции) в Афинах.
Прежде всего, что побудило тебя участие в движении возмущенных?
Сначала я пошел выплеснуть злость, но вскоре был удивлен тем, что происходило в так называемом «низу» площади (1). С первого же дня я обнаружил, что в этом движении есть два основных компонента: прежде всего, греческие и испанские студенты, которые уже участвовали в испанском движении "Реальную демократию сейчас!" и уже проводили митинг и общее собрание перед испанским посольством в Афинах. А после призыва "возмущенных" на Facebook к первому сбору на площади Конституции, эти люди решили присоединиться к ним.
Ходили слухи, что первый призыв не был спонтанным, что за ним скпывались уже существующие политические силы, такие как Коалиция радикальных левых (СИРИЗА) и Анти-авторитарное движение (А/к) (2). Что ты думаешь об этом?
Помимо людей из "Реальную демократию сейчас!", о которых уже говорил, я не знаю других политических сил, которые бы стояли за этим. Пытаться отыскивать следы было бы слишком спекулятивно и, я думаю, бессмысленно. В дальнейшем можно было установить, что есть четкие политические движения, которые были вовлечены в движение, и между ними были сотрудничество, разовые коалиции, но также и конфликты. Однако интересно то, что движение с самого начала заявило, что оно против участия политических партий, поскольку они подозревались в стремлении контролировать движение. Так сформировалось политическое движение, которое было некоторым образом срезом греческого общества. Оно включало в себя почти все общественные классы (рабочие случайно встретились там со своим боссом!). И, более того, все идеологии могли выразить себя: от анархистов до правых.
К примеру, когда я пошел в первый раз, то увидел около двадцати тысяч человек и четыре национальных флага «наверху» площади». В тот же день была демонстрация, организованная профсоюзом рабочих электрической компании. Когда демонстранты прибыли на площадь Конституции, те, кто уже собрались, обнаружили, что большинство демонстрантов – члены профсоюза, и они начали перебивать их. Видимо, они реагировали в духе того, чем их бомбардируют СМИ: активисты коррумпированы, они являются "рабочей аристократией" и так далее. Я и многие другие товарищи по борьбе, включая анархистов и левых (а их было не так много, и мы все друг друга знаем), мы сказали вслух, что это недопустимо. Однако это продолжалось недолго. Через час-полтора протестующие смешались с местными жителями, и они все стали дискутировать между собой.
Я думаю, что это одно из достижений улицы. Она восстанавливает социальность, контакт с другими. Политические дискуссии на улицах и площадях – это то, что некоторым образом исчезло из нашего общества вплоть до событий декабря 2008 года. На самом деле, я думаю, что первый раз видел, как люди собираются вместе и обсуждают политику на площади Конституции, утром 8 декабря 2008 г. (3).
Позднее в тот же день я пошел посмотреть, что происходит «внизу» площади. И там все было наоборот. Действительно, в верхней части площади была атмосфера, которая напомнила мне о футбольных матчах: кричащие люди, делающие жесты в сторону парламента, и т.д. … Так это там и оставалось до конца движения. В нижней части площади, казалось, все было более политическим. Существовал секретариат, который призывал людей собираться, чтобы приступить к организации, сформировать первые команды и первые службы, установить дату и время встречи.
Было очевидно, что речь идет о чем-то, что нельзя игнорировать. Кроме того, большинство из них были людьми, которых мы не видели на предыдущих выступлениях. Я видел много людей, которых не знал. Многие из них были так называемыми «альтернативщиками», со своими велосипедами и т.д. Короче говоря, люди, которые, вероятно, не имели опыта политических активистов.
То есть, были люди, которые до мая 2011 года не отождествляли себя ни с одной из имеющихся политических сил, но все же хотели также принять участие в выступлении?
Да, это одна из двух вещей, на которые я обратил внимание. Другая – что люди стремятся расти в численном отношении. Они хотели быть все более многочисленными. Мы слышали, как люди говорят: "это было бы неплохо, если бы я пригласил десяток коллег придти на площадь во второй половине дня завтра". Я думаю, они понимают серьезность ситуации то, что их ждет, и считают, что нас должно быть как можно больше. Конечно, это создает проблемы. Потому что, если подчеркивается, что "все вместе", то это относится и к национальному движению. И именно на это делают упор СМИ. Они говорили о возмущенных, ссылаясь на людей "вверху" площади, и телевидение всегда показывало национальные флаги. Они не говорили о народной ассамблее в нижней части площади, о группах, сформированных по различным темам, обо всей организации, и т.д.
Как ты думаешь, шла ли вначале речь, по сути, о республиканском движении? Такое подчеркивание единства и этого "все вместе" действительно мобилизовало людей или же это ложный образ, созданный СМИ?
"Внизу" площади преобладал дух, который я считал сомнительным с самого начала, и впоследствии это подтвердилось. Это то, что можно было слышать и на площадях Испании (конечно, движение в Испании имело другую политическую культуру – там не признавали никаких флагов, даже национального) и, на мой взгляд, это служит проявлением постмодернистского менталитета: мы все "едины", "вместе", все это смешивается с идеями "Нью Эйджа", с легким оттенком политических идей, выдернутых наугад, и с тенденцией к принятию целостного взгляда на вещи в целом. Конечно, лично я хорошо понимаю, люди "наверху" площади не все были националистами, и что, как и люди из «нижней части» площади, они хотели сблизиться друг с другом, обсудить и изучить возможности найти точки соприкосновения.
Но это "все вместе", как это было поставлено с самого начала, является проблематичным, потому что скрывает в себе противоречия. Потому что мы не "все вместе". И это было очевидно с самого начала по отношению крайне правых к народной ассамблее. Попробую объяснить: в «верхней части» площади "Триста" греков (4) были членами Патриотического фронта, известного своим национализмом. Они нередко спускались в нижнюю часть площади, спорили с людьми, говорили такие вещи, как: "Да, то, что вы делаете, – это хорошо, но позор, что за этим стоит компартия" (что является заведомой ложью, поскольку компартия была против движения с начала и до конца), или "Да, хорошо, но вы знаете, в Аргентине в конце концов, анархисты примкнули к фашистам Перона" или "да, но даже Бакунин говорил о патриотизме". Все это уже было, как нам говорили бывшие активисты борьбы против диктатуры – этакие подозрительные типы, которые вступают в беседы со случайными людьми и говорят раздражающие вещи, чтобы наблюдать за реакций и т. д. …
Все эти люди, особенно в течение первых двух недель, пытались нарваться на мордобой, чтобы выглядеть "героями". И СМИ много говорили о них и о патриотическом движении Теодоракиса (5) и экономиста Казакиса (6). Так что я хочу сказать, что на самом деле это не могло быть республиканским движением. Для меня, все эти черты и общая атмосфера служат признаком того, что соскальзывание к национал-социализму более вероятно, чем республиканский режим. Конечно, мы давно уже не переживали такого явления истории, и потому люди предпочитают верить, что это невозможно.
Лично я, честно говоря, особенно после того, что я видел и пережил, нахожу возможность национального движения весьма сильной. И это не будет республиканско-патриотическим движением. Это будет что-то другое. Это будет патриотическо-националистическим движением. Но нужно подчеркнуть также, что не стоит путать республиканизм, как он существовал во Франции или в других странах Европы, с тем, что может случиться в Греции в форме национал-патриотического движения. Более того, республиканизм также находится в кризисе на Западе. В США, например, в Республиканской партии выдвигаются евангелисты.
То, что ты только что сказал, очень важно и позволяет мне задать тебе критически важный вопрос: разделяешь ли ты тоже ощущение, что в нынешнем греческом обществе установилась атмосфера гражданской войны?
Конечно. Прежде всего, разделение между «верхом» и «низом» площади возродило старое разделение греческого общества, которое восходит к гражданской войне 1946-1949. Хорошо, это правда, что не все люди из верхней части площади были фанатичными националистами. Были левые люди, которые нередко пытались найти сближение с «верхом» площади, принося тунисские или аргентинские флаги. Верно и то, что исторически греческие крайне правые никогда не были в состоянии мобилизовать массы на улице. У них нет опыта в распространении своих идей на митингах и в социальных движениях.
Их успехи в нынешнем движении проистекают в основном из СМИ. Телеканалы хорошо принимают и ЛАОС (7), и близкий к нему Патриотический фронт, и неонацистскую организацию Золотая Заря. Короче говоря, действительно есть атмосфера гражданской войны. И одной из причин этого – здесь речь пойдет об еще одном проблематичном моменте движения – является то, что на площади Конституции были строжайше запрещены все политические идеологии. Для многих участников, включая меня, сказать, что не надо идеологии, чтобы не было инфильтрации – это и есть самая чистейшая идеология и самая явная инфильтрация. Потому что люди принуждены были отказаться от своей политической идентичности, отречься от того, во что они давно верят. Короче, их право на какие-либо убеждения молчаливо отменяется. Это уже идеология. Более того, следует сказать, что наиболее распространенный политический лейтмотив в СМИ на протяжении вот уже 20 лет состоит в том, что, в общем и целом, все политические идеологии и все партии одинаковы.
И площадь всего лишь воспроизводила это?
Именно так. В то время как вся политическая система теряет легитимность в глазах народа, мы слышим от многих людей, к примеру, что "молодцы эти ребята из «Огненных ячеек», что бросают бомбы"(8) или, с другого конца, что" правильно делает Золотая Заря, когда нападает на иммигрантов или анархистов ". В такой атмосфере приходится искать связку, которая будет общей для всех: тут-то и появляется национальный флаг. Иными словами, после запрета на политические убеждения ссылки на единство одеваются в одежду национального движения.
Так ты думаешь, что то, что движение объявляет себя выступающим против всех политических партий, также уходит корнями в эту ненависть к любой идеологии?
И да, и нет. Я хочу сказать, что, наряду с ненавистью к любой идеологии, был и тот факт, что люди устали от глупостей, которые рассказывают левые политические партии, и от их бесконечных споров, от глупых вещей, которые часто совершают «погромщики», от насилия ожесточенных столкновений с ментами. Более того, они с самого начала заявили о своем пацифизме и верили, что это избавит их от необходимости альянса с активистами и людьми, которые имеют опыт борьбы в целом. И, конечно, после событий 28-29 июня и неслыханного репрессивного насилия со стороны государства, они были опровергнуты. Потому что, на мой взгляд, они понятия не имели о том, что такое греческая полиция, и не ожидали от нее такого поведения.
Считаешь ли ты, что ненависть к идеологии и политическим партиям, в сочетании с провозглашением единства и настроения "все вместе", может преобразовывать общество в аморфную массу, которая может покориться авторитарному режиму?
Ты читал «Коричневую чуму» Даниэля Герена? В этой книге он описывает две свои поездки в Германию в 1929 и 1933 годах. Советую тебе прочесть. Там можно увидеть молодежь, обладавшую «альтернативным» менталитетом, которая была пацифистской, довольно умеренной политически и, в целом, очень продвинутый, но она не могла выдержать столкновения с молодежью нацистов. Более того, некоторые из этих молодых людей, в конце концов, примкнули к национал-социалистической партии. Герен говорит и об убожестве и распаде общества в целом, о бандах подростков, которые болтались на улице и были быстро подхвачены и завербованы нацистами. Короче говоря, на самом деле, да, все это в сочетании с призывом к абстрактному единству, деидеологизацией и постмодернистской путаницей может испортить все дело.
Это пессимистический взгляд, который усиливается тем, что мы наблюдаем в повороте событий в других европейских странах. В Финляндии, с ее государством всеобщего благосостояния и качественном образованием (вещами, которые еще раз отрицают левый дискурс), крайне правые все время набирают обороты. В Швеции четверть молодежи считает, что «избыток демократии вреден» и предпочтительнее был бы диктатор-технократ с более широкими полномочиями. Так что все это не следует упускать из виду. Представь себе, например, что может произойти с обществом, испытавшим те же проблемы, какие есть у греческого общества. На собрания «Золотой Зари» сейчас ходит куда больше народу, чем прежде.
С другой стороны, есть оптимистический взгляд. Следует признать, что левые, несмотря на свои глупости, имеют корни в греческом обществе и привили ему демократические рефлексы. К тому же, они сами являются "антителами" против крайне правых в целом. Конечно, у нас не как в Испании, например, или в других странах. Но даже социальная база ПАСОК [греческой соцпартии] состоит из людей, приверженных демократическим ценностям. Короче, все это будет не так легко искоренить. Кроме того, в Греции фашизм всегда был своего рода «придатком» государства. Греческие правые всегда были тесно связаны с государством. Это не как в Италии, например, где неофашисты заявляют, что они против государства, но за нацию, поддерживают сквотты и распространяют еду среди населения, и где они смогли создать себе социальную базу.
То есть, с этой точки зрения, это не могло бы укорениться в обществе?
Не сейчас, по крайней мере. Это могло бы распространиться через СМИ, а затем найти отражение в политических дискуссиях людей – все эти разговоры об иммигрантах, коррумпированных политиках и т.д. – но я не думаю, что это может действительно обрести почву. Кроме того, в этом движении с самого начала активно приняли участие многие из нас, кто уже активно работали в общественных движениях, активисты, левые, анархисты и вообще политизированные люди, независимо от своих политических позиций. Мы также пытались вывести его за пределы площади Конституцию и ориентировать на народные ассамблеи в кварталах, которые существовали еще до площади Конституции. Эти ассамблеи являются наследием событий декабря 2008 года. На самом деле, я думаю, что если мы хотим углубить движение, нужно покинуть площадь Конституции. В противном случае, есть риск, что оно приобретет централистский характер.
То есть, ты полагаешь, что централизм власти лишь усилится созданием централистской контр-структуры?
Именно так. И это вполне подходит левым, которые стремятся к политическому шантажу. Я говорю, разумеется, о парламентских левых. Шантаж был бы возможен, если бы им удалось собрать перед парламентом большое количество людей. Но это не получилось. Несмотря на все, что говорилось, оказалось невозможным мобилизовать общество в больших масштабах. Надо сказать, что люди, которые защищали площадь Конституции 15 июня и 28-29 июня, были в основном уже вовлечены в социальное движение: трудящиеся, которые принимали участие в демонстрациях и забастовках, активисты, «движенцы» в целом. Это не значит, что не происходит общего развития политического сознания. Например, то, что мы смогли удержать площадь 28 и 29 июня, несмотря на очень жесткие репренссии, столкновения, которые продолжались пятнадцать часов и 2200 бомб со слезоточивым газом, брошенных спецназом, – не случайно.
Так что имелась твердая воля гражданского общества удержать площадь. Это уже позитивно. Но, с другой стороны, нужно быть осторожными: есть постоянное подстрекательство, которое поддерживается также анархистами, к тому, чтобы вторгнуться в парламент. Но это опасно, потому что парламент окружен снайперами и, более того, полицейские будут сражаться с жестокостью, которая обойдется нам в немалое число смертей. Я имею в виду, что было бы неразумно и очень рискованно бросать призывы к массовым манифестациям с целью блокировать парламент или ворваться в него. Уже блокады, намеченные на 15 и 28-29 июня, были довольно опасными. Просто чудо, что не было погибших. И, кроме того, они не удались. Я вспоминаю, что 29 июня мы были не в состоянии заблокировать парламент, но силы порядка нас не рассеяли. Они ждали, когда пройдет голосование по среднесрочной программе, а после этого они нас разгромили. И нужно быть осторожными, потому что у людей много иллюзий.
Они верили в возможность блокады, что немыслимо, учитывая репрессивный потенциал государства. Более того, если те люди, которые голосовали за решение о блокаде, не готовы выйти на улицы почти вооруженными или, по крайней мере, готовыми защищать себя, то крайне рискованно и безответственно призывать к массовому выходу на площадь Конституции с намерением блокировать парламент, сохраняя при этом мирный характер. Не знаю, достаточно ли ясно я выражаюсь, но я хочу сказать, что надо выдвигать цели в зависимости от того, на что в каждый данный момент люди способны или что они готовы делать.
Сыграла свою роль и централистская логика собраний на площади Конституции. Первоначально планировалось заблокировать все бульвары и улицы, ведущие к парламенту, но люди проходили мимо пикетов блокады и, вместо того, чтобы их поддержать, почти все дезертировали, чтобы отправиться на площадь Конституции. В общем, да, я понимаю желание блокировать парламент. Но принимается ли во внимание риск гибели людей? Учитывается ли возможность повторения того, что произошло 5 мая 2010 (9)? Каковы бы были в этом случае последствия для движения? Хорошо, это может привести к восстанию. А что после восстания?
В этой связи приходишь к пониманию того, что кризис отражается на всех аспектах общественной жизни. Это и кризис антикапиталистического движения. И в этом вся суть. На вчерашней ассамблее мы обсудили будущие формы действий и констатировали, что вещи обстоят совершенно иначе, чем год назад. Само время, кажется, идет быстрее. Мы констатируем также нашу ограниченность, и не только в количественном отношении, но и с точки зрения идей и политических предложений. И таким образом я, как и многие другие, приходим к выводу, что нам нужны четкие и достаточно конкретные предложения.
Я хотел бы, чтобы ты еще кое-что рассказал. Я слышал многих людей, говоривших о необходимости децентрализации, отказа от централистской логики площади Конституции. Что ты думаешь об этом?
Децентрализация должна ориентироваться на действие на уровне кварталов и расширяться и углубляться на провинциальные города. Но этого, по моему мнению, недостаточно. Нам нужно нечто больше. Лично я, как анархо-синдикалист, хотел бы иметь структуру аналогичную CNT и FAI в Испании тридцатых годов. Ты хорошо знаешь, что в Греции происходит нечто обратное тому, что происходит в Европе. В Испании, например, в CGT насчитывается около 60 000 членов (9а), в CNT около девяти тысяч, и есть демонстрации с 10 тысячами участников.
В Греции есть координационные ассамблеи с участием сотни людей, но на демонстрации, например, может быть пять тысяч манифестантов под транспарантом с лозунгом "общественного самоуправления". И среди демонстрантов могут быть анархисты, нигилисты, автономы, все, что хотите.
Многие товарищи считают, что в общей сложности, вместе со сквоттами и друзьями, вокруг анархистско-автономной сцены тусуются где-то тысяч 10 людей. Хорошо, может быть, я ошибаюсь, и эти люди не станут поддерживать горизонтальную структуру, которая как-никак их вовлечет. К тому же, ты хорошо знаешь, что греческим анархистам в целом никогда не удавалось организоваться в крупных масштабах, причем по нескольким причинам.
Одна из них состоит в вере в то, во что верят и левые: что начинать надо с политики, переходить затем к социальному, и лишь потом добиваться экономического. Но до экономического так и не дошло. На мой взгляд, это основано на неправильной интерпретации того, что происходило в истории социальных движений со времен Маркса. И можно видеть, как это отражается на профсоюзном движении: мы, вероятно, единственная страна, где профсоюзы полностью контролируются политическими партиями.
Я знаю, что во Франции, ВКТ находилась, скажем, под эгидой компартии, но это не то же самое. В Греции профсоюзы – это "придатки" партий. Ты не можешь вступить в профсоюз, не подписавшись в то же самое время под идеологией соответствующей партии – и, конечно же, не голосуя за нее. Короче говоря, именно в этом недостатки и слабые стороны социального движения в Греции.
Возьмем, к примеру, 48-часовую забастовку 28-29 июня. Это был провал. И одной из причин является плачевное состояние профсоюзного движения в Греции. GSEE (10) полностью контролируется ПАСОК.
Для многих слово профсоюз ассоциируется с Панагопулосом, генеральным секретарем GSEE. Они не знают ни значения, ни исторического вклада этого слова.
Это полная путаница, и она распространяется и на товарищей по борьбе. Например, товарищей из А/K. Они сделали документальный фильм, в котором один из этих товарищей говорит: "Главные идеологические устои анархии и коммунизма обрушились". И сразу после этого мы видим марш А/K с черно-красными флагами!
На самом деле, в последнем номере их журнала, который только что вышел, эти товарищи подходят к вопросу о соотношении между частичным и глобальным. И твердо высказываются за частичную борьбу. Что ты думаешь об этом?
Ну, хорошо, если они считают, что это будет работать, пускай они это делают. Но я не согласен. Образно говоря, не исключено, что у нас есть ядерные ракеты, спрятанные на площади Экзархии [анархистский окрестности Афин], только я об этом не знаю …
Перейдем к репрессиям.
Они нарастают. Дела в Греции трудны. И это бьет по людям. Люди становятся несколько скованными. Мне понадобилась неделя, чтобы восстановиться после событий 28-29 июня. И я не приверженец насилия. Но, с другой стороны, я и не пацифист. Потому что, откровенно говоря, мы устали от всей этой ерунды о Ганди, которую часто приходилось слышать в последние дни на площади Конституцию. Не знаю, что ты по этому поводу думаешь, но я не могу и не хочу все это слушать. Нам говорят о Торо, но, в конце концов, Торо носил при себе пистолет. Надоело, честно говоря.
Нам говорят о пацифизме, но я спрашиваю себя: разве общество в широких масштабах приняло участие в этом движении? Нет. Разве люди в массовом порядке вышли на улицы? Нет. Так что это движение, в частности, стало выражением определенной социальной тенденции, которая, скажем так, потерпела неудачу. Оно потерпело поражение. Я не хочу заниматься негативной пропагандой и обвинять его. Я просто хочу сказать, что оно стало выражением того уровня и той формы социальной борьбы, которые в настоящее время устарели.
Почему оно потерпело поражение?
По двум причинам. Во-первых, из-за отсутствия реальной поддержки со стороны гражданского общества, а во-вторых, из-за невероятных репрессий со стороны государства. На улице Эрму, например [очень близко к площади Конституции], подразделение полицейских DELTA (11) взрывало петарды перед барами, переворачивало столы и стулья! Короче говоря, на мой взгляд, все это уже дошло до предела. И не только движение не может идти дальше: даже в рамках своих пределов оно не смогла достичь своих наиболее очевидных целей – не допустить голосования по среднесрочной программе, новому пакету мер жесткой экономии.
Так что теперь я вижу только одну перспективу: это действия на местном уровне, о которых мы уже говорили.
Какой отпечаток наложит все это на сознание людей?
Трудно сказать. Послушай, все это было сперва своего рода групповой терапией. Ты говоришь о своей личной жизни, встречаешь людей, которые рассказывают почти о том же, и ты чувствуешь себя лучше. С другой стороны, тысячи людей прошли через площадь за эти два месяцев – людей, которые немного задерживались, обсуждали и уходили, других, которые также принимали участие в одной, двух или трех ассамблеях, и больше ничего и т.д. Все эти люди там видели разные вещи. Но ситуация очень неопределенная, и люди не знают, что делать. Это потому, что нет ответа на вопрос о том, что потом. И это именно то, что мы обсуждаем в моей группе. Возьмем, к примеру, фашистов. Вот они могут дать тебе немедленный ответ на простой вопрос: что делать, если, например, вскоре после революции турки вторгнуться на греческий остров? И не только фашисты, левые тоже.
Но движение не смогло сформулировать ответы, и не только на подобные вопросы, но и на другие тоже. Это еще одна причина, по которой мы не стали свидетелями массовой поддержки блокады и широкого участия в 48-часовой забастовке. В течение этих сорока восьми часов магазины вокруг площади Конституции были открыты, и их работники были на своих местах.
Чтобы предотвратить голосование по среднесрочной программе, движение могло бы обратиться к обществу, предложив провести парламентские выборы. Ведь уже были, к примеру, левые партии, которые выступали против новых мер. Почему оно этого не сделало?
Это единственное движение возмущенных в Европе, которое выдвигает прямую демократию, а не реальную демократию. И это не потому, что большинство в нем составляли анархистские или автономные товарищи. Именно это прежде всего и привело в восторг товарищей из А/К. Но ты же понимаешь, что это было невозможно. В греческом обществе существует негласный конфликт между теми, кто, скажем так, моложе сорока пяти лет, и теми, кто старше. Греческая левая – это левая пятидесятых. Так что существует разрыв в виде разницы в менталитете, который не дает договориться. И это было очевидно на народных ассамблеях.
При всех недостатках движения, что народы Европы должны уяснить из этого движения и последних событий в целом?
Прежде всего, я думаю, что это греческому народу стоило бы поучиться у европейцев. И прежде всего, их истории. В остальном же, думаю, что европейцы немного ослеплены, потому что, среди прочего, мы делаем спектакль. Насильственные манифестации, побоища с полицейскими, события, которые производят впечатление, совершенно не совпадающее с реальностью. Ладно, конечно, вещи происходят. Не говоря уже о том, что ситуация довольно своеобразная. Думаю, что район в 1600 метров вокруг Афинской биржи полон сквоттами, есть квартал Экзархия и т.д. Это уже о многом говорит. Такого не могло бы быть, например, в Нью-Йорке, около Уолл-стрит.
Есть и работа на социальном уровне. Анархисты и вообще люди из движения участвуют в ней, приближая движение к обществу, распространяя контр-культуру и т.д. Конечно, греки не находятся на грани голода. Но никогда нельзя знать, на что это общество способно.
Как могут развиваться события?
Я не знаю. Могу только сказать, что репрессии будут нарастать еще больше. Думаю даже, что мы увидим установление умеренной диктатуры технократов, которая будет опираться только на силы репрессий и на группы фашистов – «в случае» Афин и Салоник. Но что нас должно волновать – это что мы должны и можем сделать. И также что может сделать трудящийся класс. И в этом отношении от леваков ждать нечего. Но думаю, что следует поставить вопрос в рамках трех уровней организации: географическом, труда и самообороны. И все это на основе горизонтальной модели. Но это не главное, потому что даже горизонтальность может оказаться недостаточной или бесполезной.
Главное состоит в том, что если сегодня кто-нибудь хочет выйти на борьбу и что-то делать, то нет никакой структуры, даже минимальной, низового движения, с которым он мог бы себя ассоциировать. Конечно, есть сквотты, группы активистов, политические группы, но всего этого недостаточно. Даже анархистских групп недостаточно. Они также дошли до своих пределов, и признают это. На уровне самообороны, например, этот недостаток очевиден. 28 – 29 июня на нас со всех сторона нападали менты, и мы не знали, что делать, как защищаться.
Примечания
1. В «верхней» части площади Конституции находились крайне правые «возмущенные»: горстка людей, которые размахивали греческими флагами и распевали национальный гимн. Эта часть площади ближе всего к парламенту. 20-тью метрами дальше располагались «настоящие» возмущенные, гораздо более многочисленные, которые организовывали народные ассамблеи и крупные митинги.
2. Антиавторитарная организация, созданная в 2002 г.: http://www.resistance2003.gr/en/
3. Речь о дне наиболее сильных бунтов.
4. Намек на 300 спартанских воинов царя Леонида, которые сопротивлялись персам при Фермопилах.
5 Spitha («Искра») – организация, которая объединяет многих бывших леваков, ставших социалистами-патриотами.
6. Экономист-пророк, ставший символической фигурой для большой части греческих левых и создавший в процессе движения политическое течение «Единый народный фронт»: http://dimitriskazakis.blogspot.com…
7. «Народно-православный союз», аналог французского Национального фронта.
8. Террористическая группа, состоящая из молодых анархо-нигилистов.
9. В ходе одной из крупных манифестаций несколько погромщиков подожгли банк, в результате чего четверо служащих задохнулись насмерть. Это нанесло ущерб развитию социального движения. Прямое следствие: через несколько дней после этого было подписано первое соглашение между МВФ и греческим правительством.
9а. Число членов испанского реформистского синдикалистского профсоюза CGTпреувеличено в 1,5 – 2 раза (прим.русского перевод.)
10. Всеобщая конфедерация греческих трудящихся, крупнейший профсоюз работников частного сектора.
11. Моторизованные полицейские, вооруженные длинными дубинками, аналог французского подразделения «вольтижеров», действия которых блестяще проиллюстрировала гибель Малика Уссекина в ходе студенческих демонстраций против «закона Деваке» в декабре 1986 г., после чего подразделение пришлось распустить, к большому сожалению его автора – тогдашнего министра внутренних дел Шарля Паскуа.
Интервью взято представителями коллектива Lieux communs