Предлагаем ознакомится с повествованием о левой боевой группировке «Аксьон директ». Начало своё берут у анархистов и левых коммунистов, а один из их основателей даже был в одной организации с Сальвадором Пуч Антиком, про которого сняли фильм «Сальвадор». Читая о деятельности АД, её боевом опыте и идейном наследии подробно рассказанном в данной статье а также озанкомившись с интервью одного из участников группировки, можно судить о том что «Аксьон директ» всё же бликзи скорее к левакам подобия РАФ.

Action directe («Аксьон директ»): замалчиваемый опыт полномасштабной городской герильи. О боевой ультралевой группе «Прямое действие» и ее лидере Жан-Марке Руйяне

Введение

Не подлежит сомнению, что история западноевропейской городской герильи 70-80-х годов до сих пор в целом изучена достаточно слабо; это касается даже РАФ (Rote Arme Fraktion – Фракция Красной Армии[1]) и «Красных бригад» (Brigate Rosse[2]), о которых публикаций было довольно много — не говоря уже о большинстве других группировок, по ряду причин не привлекших в такой степени внимание буржуазной прессы или же сознательно ей игнорируемых. Огромной проблемой также является почти полное отсутствие каких-либо объемных содержательных комментариев по поводу своей деятельности (о попытках критического анализа пока что нет и речи!) от самих участников движения, так как многие из них давно уже умерли в тюрьме или погибли в боях, а большинство, насколько можно судить, вынуждено до сих пор скрываться в подполье[3]; перешедших на сторону классового врага ренегатов также хватает — здесь особенно показательны случаи окончательно «сломанных» и скурвившихся Хорста Малера (РАФ) и Альберто Франческини («Красные бригады»), а также Режи Шлейера («Аксьон директ» — «Прямое действие»[4]). Таким образом, буржуазия довольно долгое время могла чувствовать себя совершенно спокойно: тщательно скрываемая и столь необходимая для современных левых информация о боевом опыте и идеологических основаниях борьбы целого поколения европейских революционеров XX века, казалось бы, должна умереть вместе с ее последними выжившими носителями.

И однако же, совсем недавно эта информационная блокада была частично прорвана благодаря творчеству лидера известной французской боевой ультралевой группы АД Жан-Марка Руйяна, отсидевшего в тюрьме без малого четверть века и лишь недавно условно освобожденного. Несмотря на все попытки замолчать его прекрасные книги, их малые тиражи, жестокую цензуру с вымарыванием строк и целых абзацев, чинимые препоны по их свободной продаже и распространению, негласный запрет на их перевод с французского языка, непрекращающееся шельмование автора буржуазными СМИ, судебной и исполнительной властью, приведшее к приостановке его недолгого условного освобождения в 2008 году и возвращению в тюрьму строгого режима вплоть до 2011 года, они продолжают выходить в свет. Их издание привлекает все больший интерес к, возможно, самой недооцененной группе городских партизан в Европе, и продолжает стимулировать сбор информации о ней на различных франкоязычных сайтах. Немало способствует этому интересу и нынешняя политическая деятельность Руйяна, чье членство в Новой Антикапиталистической партии[5] (Nouveau Parti Anticapitaliste) начинает довольно основательно изменять эту — еще недавно типично «троцкистскую» — организацию и ее идеологические ориентиры; впрочем, сам он настаивает, что его вступление в партию является лишь тактически необходимым для восстановления связей с рабочим и протестным движением[6].

Цель этой статьи заключается в том, чтобы разобрать основные аспекты замалчиваемого опыта «Аксьон директ», а также ее идейного наследия — так как мы считаем, что при создании новой революционной идеологии невозможно игнорировать целую революционную традицию, которую так настойчиво пытаются вымарать из памяти радикальных социалистов.

Но прежде чем приступить к рассказу о самой группе, невозможно умолчать о судьбе ее основателя и лидера.

Жан-Марк Руйян: революционер и писатель

Фрагменты воспоминаний о революционной деятельности Руйяна изложены абсолютно во всех его книгах за исключением двух художественных романов: не только в недавно вышедших трехчастных мемуарах (2009-2011), охватывающих период с 1970 по 1974 год, но и в самой первой его книге «Je hais les matins» («Я ненавижу утра», 2001), представляющей собой один из лучших образцов «тюремной» прозы, где на описание нечеловеческих условий заключения Жан-Марка и его сокамерников — тотальная изоляция, нескончаемые унижения и издевательства вроде публичных ректальных осмотров, регулярные запугивания и угрозы насилия, тщательные обыски камер с последующим уничтожением рукописей и дорогих сердцу предметов и т.п. — наслаиваются лучшие памятные моменты борьбы против системы, не говоря уже о «Бесконечном настоящем» («Infinitif présent», 2010), где он пишет уже непосредственно о периоде деятельности АД.

Кратко, но выразительно он рассказывает о своей биографии в своем интервью немецкому журналу «Юнге вельт» (Junge Welt), которое мы рекомендуем прочесть
здесь же, на сайте «Скепсиса».

Прежде чем мы остановимся на самых ключевых моментах его жизни, сыгравших огромную роль в формировании его революционного сознания, имеет смысл рассказать о ее тюремной (и писательской) части — о периоде его последнего, лишь в 2012 году условно приостановленного (с возможностью жить вне тюремных стен и без браслета с системой электронного наблюдения) заключения, продлившегося 24 года, так как он ничуть не менее важен, чем его революционная деятельность.

Для всех заключенных лидеров AД тюрьма стала своеобразным испытанием на прочность: достаточно сказать, что в 2006 году Жоэлль Оброн умерла от рака легких и мозга; за время тотальной изоляции (эта кара настигла всех осужденных членов AД: несколько лет для каждого из них отдельно держали пустым целый этаж в тюрьме строгого режима) Жорж Сиприани заработал себе шизофрению; Натали Менигон стала тяжело больной; Режи Шлейер, как уже было сказано, «сломался» и раскаялся.

Что же помогло выжить и не сдаться Руйяну?

Глубокое убеждение в том, что он должен что-то противопоставить потокам лжи и брани, извергаемым трусливой буржуазией и предателями, боящимися возмездия. Уверенность в том, что кроме него никто не сможет прорвать информационную блокаду и рассказать правду. И, в огромной степени — долг перед умершими, погибшими и находящимися в подполье товарищами. Не только перед соратниками по антифранкистской борьбе и боевыми товарищами из AД, но и перед французскими маоистами и «автономами», итальянцами из герильи «Прима линеа»[7] (Prima Linea — «Передовая линия») и «Красных бригад», каталонцами и басками, выжившими немцами из РАФ (с ними он отдельно согласовывал свои воспоминания из ««Infinitif présent»), ливанцами из «Ливанских революционных вооружённых фракций»[8] (в числе которых его друг и соратник, томившийся во французской тюрьме до самого недавнего времени в течение 28 лет — Жорж Ибрагим Абдалла), армянскими и турецкими революционерами, с которыми приходилось дружить и сотрудничать, а также перед умершей в страшных муках Жоэлль Оброн, которой он за считанные дни до кончины обещал «обо всем написать и рассказать».

«Нужно оставить вневременное свидетельство…<....> Слово, которое не станет простым отражением сегодняшнего всеобщего пораженчества. И которое действительно будет иметь прямое отношение к тому, чем мы были и что мы сделали.<....>Наши действия считались составной частью сопротивления, расширявшего общий фронт борьбы с другими боевыми реальностями в Европе. С выдвинутым нами лозунгом «вернем войну сюда!» пролетарии «третьего мира» должны были убедиться в том, что в метрополиях существуют не только откормленные «левые» и бесчувственные, беспомощные перед лицом массовой бойни люди, поставки тонн оружия и поддержка разрушительных войн. Вся важность именно в создании этой связи. Вот это и есть самое существенное, и именно это нужно показать миру»[9].

Но, разумеется, в тюрьме Руйян не оставался лишь писателем, безучастным к судьбам товарищей по несчастью. Совсем напротив: как революционер, он бешено боролся с глубочайшей несправедливостью французской судебной системы, отправляющей в тюрьму сотни невинных бедных людей и создающей все условия для их гибели, всегда щадящей богачей, поддерживающей расистов и ультраправых (многие вертухаи зачастую не скрывали своей принадлежности к Национальному фронту и свободно выражали свою ненависть к мигрантам и «левым террористам» словами и делами). Он не молчал, когда за его дверью надсмотрщики насмерть забивали африканца для забавы, когда незнакомого человека оставили умирать на холодном полу в коридоре после побоев и пыток (несмотря на запрет приближаться, Жан-Марк попытался помочь ему подняться и отдал ему свой обед — за что его немедленно и очень жестоко покарали, переселив в камеру, где ранее жил сумасшедший, изгадивший помещение так, что там просто нельзя было дышать), когда смерти «неугодных» выдавали за самоубийства. Неудивительно, что за свою бескорыстную помощь нуждающимся и горячую жажду справедливости в тюрьме он завоевал всеобщее уважение и симпатию (даже со стороны «блатных») — и именно как революционер-коммунист.

Столь же закономерен тот факт, что его боялись и ненавидели представители тюремной администрации (особенно страшно им стало после того, как увидели свет его первые книги). Об их животном страхе (впрочем, довольно обоснованном, как мы увидим далее) свидетельствует уникальная процедура перевода из тюрьмы в тюрьму, изобретенная специально для «особо опасного» лидера AД и действовавшая даже после первых 10 лет его содержания в тотальной изоляции, которые, якобы, должны были его «перевоспитать». Его транспортировали всегда в кандалах в наглухо закрытом фургоне без окон, в клетке, которая находилась внутри другой запертой клетки. Кортеж составляли несколько мотоциклистов и полицейских машин. Когда же однажды, во время длительной перевозки из конца в конец Франции, для конвоиров и заключенного была предусмотрена остановка и обед в одной из тюрем, то ее директор наотрез отказался впускать столь опасного человека на свою территорию, и разубедить его не помогли даже увещевания начальства из Парижа!

Итак, вкратце коснемся основных этапов его революционной биографии.

Начать нужно, безусловно, с мая 1968 года. Для Жан-Марка Руйяна это время определило все его революционные обязательства, заложило основы для всей последующей борьбы, внушило ему бешеную ненависть к буржуазному обществу и осознание необходимости радикальных перемен. В отличие от большинства участников бунтарского молодежного движения тех лет, для которых «Красный май» впоследствии послужил ступенью к политической или гражданской карьере (вроде Кон-Бендита и десятков ему подобных), Руйян воспринял его именно как начало своего революционного пути, с которого более не сворачивал. И в этом смысле его можно назвать истинным наследником того времени: то, что для многих было лишь аттракционом, опасной забавой, а впоследствии (для сытых буржуа) стало поводом для приятных воспоминаний о шальной юности, для него стало первым опытом настоящего противостояния системе — именно тогда он изготовил и опробовал первый «коктейль Молотова», вступил в первый бой с полицией, завязал первые знакомства с рабочими активистами; отметим здесь на всякий случай, что в 1968 году другой будущий лидер AД, Жорж Сиприани, устроился рабочим-токарем на завод «Рено» в Бийянкуре. Как раз тот факт, что Руйян не предал революционные идеалы своей юности ради уютного мещанского счастья подобно большинству левых интеллектуалов и активистов тех лет, позволяет ему писать столь горькие слова о «Красном мае»:

«Огромное большинство наших бывших товарищей ограничилось лишь маем 68-го и несколькими последующими месяцами, некоторые — более отважные — продержались до 77-78 года, до времени “автономной революции”. Совсем редки те, кто посмел пойти еще дальше. Большинство предпочитает скрывать свои былые революционные идеалы, словно бы речь шла о позорной болезни, подцепленной в злачных предместьях при контакте с плебеями и бедняками.<...> В голове вульгарного обывателя то было благословенное время, время истоков всего сущего, первого боя, первого собрания [речь непосредственно о событиях мая 68-го — П.Т.], а потом это все оказалось испорчено! Более или менее быстро. Почему? Они не объясняют. Начало для них было “потерянным раем” (каким еще раем? где они потеряли невинность, что ли?), а девиз “продолжаем борьбу” означал преступное отклонение от нормы (какое? вырваться или попытаться вырваться за пределы отчужденного существования?). Бывшие «леваки» почти ничего не говорят по поводу своего осуждения и едва скрываемой ненависти по отношению к тем, кого в отличие от них не сумели заставить сдаться. Но вот по поводу мая 68-го их треп неистощим. <...> Они часами точат лясы о вечерах «весеннего бунта», о творческой спонтанности, о своих первых выступлениях на митингах, о зловонной атмосфере улиц с миазмами хлора. Тут они все одинаковы — даже главный судья по специальным трибуналам! Я даже не был удивлен, прочитав в одном интервью, что он, оказывается, сражался на баррикадах и считал себя причастным к освободительному движению! Он, душегуб, который впоследствии подписал приказ о тотальной изоляции, призванной уничтожить всех нераскаявшихся политических заключенных.<...> Во все последующие годы буржуазия была крайне озабочена подавлением всех тех, кто не понял, что звонок уже прозвенел и следовало по-хорошему вернуться к своим папочкам и мамочкам вместо того чтобы погибать во цвете лет в костюмах от Kenzo или Armani»[10].

После мая 68-го Руйян начинает тесно общаться со старыми испанскими республиканцами, живущими в изгнании в Тулузе, и продолжающими хранить идеалы своей юности времен Испанской революции и гражданской войны. Незадолго до этого франкистами было жестоко подавлено созревшее в 60-х годах партизанское движение испанской молодежи — республиканцев второго поколения, совершавших вылазки на территорию своей родины со стороны восточных Пиренеев; почти все были они убиты или казнены. Поначалу деморализованные провалом республиканцы Тулузы (не только старые рабочие и крестьяне — бывшие солдаты республиканской армии, но и, например, бывший офицер штаба колонны Дуррути, во Франции ставший сапожником), тем не менее, собрались с силами и попытались еще основательнее подготовить молодых добровольцев, среди которых теперь были и французы. И неудивительно, что к тому моменту боготворивший героев Испанской революции Жан-Марк Руйян вместе с каталонскими товарищами влился в деятельность по подготовке новой волны сопротивления. В 1971 году они перешли испанскую границу и основали городскую герилью в Каталонии в составе МИЛ[11] (MIL, Movimiento Ibérico de Liberación — «Иберийское движение за освобождение»).

Не вдаваясь в подробности, скажем, что подрывная, диверсионная, пропагандистская и организационная деятельность (грабежи банков, работа в нелегальной типографии, распространение листовок среди рабочих, запрещенная законом социалистическая агитация) в составе группы МИЛ была крайне опасной для ее участников. В книге «Je hais les matins» Руйян признается, что во время ночевок на конспиративной квартире в Барселоне они всегда оставляли на пороге связку готовых к детонации гранат на случай вторжения франкистской политической полиции — с тем, чтобы погибли все находящиеся в помещении (квартира была не на первом этаже, так что возможность бегства исключалась). Секрет довольно прост: франкистские палачи развили до уровня искусства умение проводить допросы политических преступников, и их пытки неминуемо приводили практически любого к «сотрудничеству со следствием», так что иного способа застраховать себя от провала помимо самоубийства не было.

Для Руйяна и его товарищей два с небольшим года, проведенные в Барселоне, стали великолепной практикой партизанской борьбы в городе, и полученные ими в это время навыки впоследствии довольно сильно помогут при формировании AД. В идеологическом отношении молодые участники МИЛ были все еще довольно незрелыми, что не мешало им, однако, с оружием в руках бороться за республиканские идеалы 36-го года, в то время как остальные политические силы во Франции и Испании по факту лишь продолжали рассуждать о различных возможностях перехода к буржуазной демократии или же ожидали наступления «революционной ситуации» (за исключением, быть может, троцкистов из Революционной коммунистической лиги, пытавшихся вести подпольную пропагандистско-агитационную деятельность). Они прекрасно понимали, что фашистская сущность режима Франко никак не изменилась от того, что с ним сотрудничали все европейские страны, и что Испания была принята в НАТО; они считали, что долг всех левых Испании и Франции — продолжать борьбу с франкистами за республику времен Народного фронта. Лучше всего охарактеризовать их юношескую горячность может сам Руйян:

«В составе МИЛ мы ощущали в себе [дословный перевод: несли в себе — П.Т.] третью потерянную советскую революцию, дух революционной Германии 20-х годов и баррикад в Барселоне в июле 36-го и мае 37-го. И (уже) ностальгию по маю 68-го. Мы были коммунистами Советов, анархистами, геваристами, бунтовщиками, приверженцами перманентной революции, пролетаристами, волюнтаристами, авантюристами. Мы были изолированной герильей, ибо нам было вообще наплевать на “линию масс” и другие оправдания для того чтобы ничего не делать перед лицом диктатуры, наплевать на это всеобщее молчаливое одобрение режима, которое вдруг закончилось со смертью диктатора. Когда он умер, все как один заговорили: “Вот видите, а мы-то вам говорили! Как мы были правы”. Без уточнения, что они несли такую же чепуху с момента их предательства партизанского движения в 49-м. На протяжении более чем 25 лет они рекомендовали лишь проявлять терпение, и это их покорное воздержание потом продолжится в период “демократического перехода”»[12].

Весь этот романтически счастливый и дьявольски опасный период прямой борьбы с диктатурой закончился, когда политическая полиция поймала одного из бойцов МИЛ Сальвадора Пуча Антика. Франкисты долго истязали его, выведывая все явки, пароли и адреса, а затем приговорили к гарроте — нечеловеческой по своей жестокости казни через удушение и слом шейного позвонка с помощью приспособления для пыток, заимствованного напрямую из Средневековья. Умного, отзывчивого, веселого и красивого парня, которого так любили его сестры, отец и друзья, душили гарротой почти 18 минут, прежде чем тюремный врач зафиксировал его смерть[13].

Разумеется, эта чудовищная казнь потрясла всю мировую общественность, а не только Руйяна, для которого Сальвадор был одним из самых близких друзей; но, наверное, никто не будет помнить его так долго, как его родственники и Жан-Марк. Он был не первым убитым бойцом новой волны сопротивления, но его смерть была самой трагической. Руйян пишет о том, что ему до сих пор снятся цветные сны (после которых он просыпается в слезах), где он встречает живого и молодого Пуча Антика, который радостно рассказывает, как ему чудом удалось выжить, бежать, и даже как у него получилось не постареть за это время. Памяти Сальвадора посвящен второй том мемуаров революционера, красноречиво названный: «Траур по невинности». И, действительно, даже застарелый непримиримый оппонент AД в целом и Жан-Марка Руйяна в частности, марксистский философ и левый активист Даниэль Бенсаид (два революционера смогли нормально встретиться и поговорить друг с другом лишь незадолго до смерти Бенсаида), чья политическая деятельность в молодости также протекала в Тулузе, в рецензии на вторую книгу мемуаров Руйяна искренне доказывал, что юноша был абсолютно ни в чем не виновен, а произошедшее с ним являлось настоящей трагедией — причем, читая эту сочувственную статью, напрочь забываешь о том, что Бенсаид в то время (как и другие французские троцкисты) горячо осуждал вооруженную борьбу с диктатурой Франко[14]. Заметим, что испанский судебный трибунал в 2007 году отклонил заявление родственников Сальвадора на обжалование несправедливого приговора, что обнажает корни нынешней испанской «демократии», напрямую выросшей из фашистской диктатуры и даже сохранившей посты практически всем палачам и убийцам за исключением самых известных.

Еще до этой казни Жан-Марк Руйян совместно с другими членами MИЛ был заочно приговорен к смерти, а сведения, что Сальвадор выдал франкистам под пытками, не позволяли им оставаться в Испании, и он вместе с товарищами возвращается в Тулузу.

Наступает короткий период деятельности ГАРИ (GARI, Groupes d’action révolutionnaire internationalistes — «Интернационалистические группы революционного действия») – первой подпольной группы во Франции, взявшейся за оружие со времен Алжирской войны[15], и объединившей выживших членов МИЛ c новыми французскими бойцами. Новая организация продолжала борьбу с франкистским режимом, только теперь на европейской территории — атакуя и похищая (без убийств) франкистских чиновников и буржуа, грабя их банки, срывая и саботируя их мероприятия. И важно отметить, что именно в ГАРИ начали завязываться те связи с другими боевыми группами (на тот момент, прежде всего, с баскскими и каталонскими организациями, итальянскими революционерами, близкими к «Красным бригадам», а также, возможно, с французскими маоистами из «Интернациональных бригад»), которые затем получат огромное развитие в AД. В 1974 году Руйян и еще двое ключевых участников ГАРИ были пойманы в Париже, в их машине полиция обнаружила большое количество оружия, взрывчатки и поддельных документов. По результатам прошедшего в Париже судебного процесса в январе 1975 года все трое были приговорены к тюремному заключению, которое продлится до 1977 года. Отметим, что это не первое заключение Жан-Марка — первый раз он попал в тюрьму в Англии в 1970 году, еще до периода МИЛ; этот недолгий период пребывания в Винчестере до сих пор как следует нигде не освещен.

Итак, теперь, для того чтобы понять, за что именно с Жан-Марком Руйяном и тремя его товарищами обращались и продолжают обращаться как с самыми опасными преступниками во Франции, нам следует рассказать о деятельности Руйяна и его соратников в AД — и о доселе запретном и почти полностью замалчиваемом опыте их боевой группы.

«Аксьон директ» и ее место среди европейских боевых групп 60-х—80-х годов

Прежде чем перейти к причинам создания АД, нужно кратко описать сложившуюся политическую обстановку во Франции после 1968 года. Несмотря на все разговоры о «демократичности» французского государства в то время, конец 70-х—начало 80-х годов ознаменовались откровенно расистскими антииммигрантскими репрессиями, подавлением рабочих забастовок и массовыми увольнениями, продолжающейся агрессивной неоколониальной политикой в Африке (например, вторжением в Чад в 1983 году), открытым блокированием Франции с политикой НАТО в «холодной войне» и ее постоянной военной и финансовой поддержкой действий США и Израиля (например, в Ливане, Намибии, Анголе, Никарагуа), негласными связями французского правительства с расистами из ЮАР. Еще свежа была память об откровенно фашистских методах расправы над мирным населением Алжира, примененных голлистами во время неудавшегося им подавления национально-освободительной революции — об «эскадронах смерти» и массовых пытках, а также об откровенной травле всех противников войны в самой Франции (при этом никто из власть имущих и не думал ни в чем оправдываться!). Единство французского, американского и израильского империализмов (при том, что с 1981 года у власти находились т.н. социалисты, а с 1983 года — и коммунисты!) впервые начало представлять собой свершившийся факт. Стоит прибавить, что французские спецслужбы всегда были самыми верными проводниками неоколониальной политики «первого мира», и они до сих пор остаются самыми жестокими и безжалостными в Европе — далеко не случайно они принимали самое тесное участие во всех переворотах в Мавритании (где Франция негласно поддерживает натуральное рабовладение!), в развязывании недавней гражданской войны и свержении законной власти в Ливии, не говоря уже об их зловещей роли в продолжающемся конфликте в Сирии. Не менее важным на тот момент также было то обстоятельство, что реальная левая политика во Франции оказалась полностью дискредитирована — «старые» левые успешно разделили власть с «социалистами», а «новые» левые так и не смогли предложить им внятной альтернативы. Огромное число былых героев-леворадикалов мая 1968 года открыто предавали идеи своей юности, интегрируясь в большую политику: Анри Вебер, Андре Глюксманн, Серж Жюли… Что хуже того, большинство их фактически передало классовому врагу мощнейшее оружие, переработав часть своих былых левых идей и использовав их для укрепления господствующей буржуазной идеологии в ходе неолиберальных реформ. Сформировавшийся буржуазно-реакционный консенсус с участием социалистов, коммунистов и бывших радикальных левых не оставлял никакой возможности бороться против империализма в легальном поле, а французские спецслужбы продолжали избавляться от опасных участников молодежной левой «автономной» среды. Идеи прямой вооруженной борьбы со лживым буржуазным, латентно расистским, империалистическим государством по примеру РАФ и «Красных бригад», а также вооруженной поддержки борьбы народов «третьего мира» набирали все большую популярность. Сыграло свою роль в то время и освобождение от иллюзий многих левых во всем мире после инспирированного буржуазией военного переворота против прогрессивного режима Альенде в Чили в 1973 году, когда всем радикальным социалистам стало ясно, что никакого мирного пути к социализму отныне не существует; участница АД Жоэлль Оброн в одном из своих последних перед смертью интервью по этому поводу даже заявила, что после прихода к власти Пиночета говорить о каком-либо мирном пути для революционеров стало «просто безответственно»[16].

На этом фоне создание координационной сети АД в конце 1978 года участниками антифранкисткого ультралевого течения МИЛ-ГАРИ вместе с «неортодоксальными» маоистами из организации «Интернациональные бригады» (Brigades Internationales), которые к этому моменту провели ряд успешных боевых операций, среди которых выделяются казнь посла Боливии, генерала Хоакина Сентено Анайя, причастного к преследованию и убийству Че Гевары, а также приведенный в исполнение смертный приговор палачу уругвайских «Тупамарос» полковнику Трабалю, и «автономами» из группы НАПАП (NAPAP, Noyaux Armés pour l’Autonomie Populaire – «Вооруженных ячеек народной автономии»), в 1977 году казнивших сотрудника службы безопасности «Рено» за хладнокровное убийство маоиста Пьера Оверню в 1972 году, вполне отвечало тогдашним тенденциям леворадикального движения в Западной Европе, чьими идейными и организационными ориентирами были «Красные бригады» и РАФ, с той поправкой, что французские городские партизаны прекрасно понимали — действовать им придется в условиях очередного кризиса капиталистической модели и надвигающейся волны реакции. Необходимость объединения радикальных левых, ведущих прямую борьбу с капиталистическим государством, тогда прекрасно осознавалась всеми вооруженными левыми группами Франции.

Однако поначалу столь гетерогенная структура, естественно, не обладала единой идеологией и политической позицией. Процесс объединения различных групп, выработки общей стратегии и создания новой концепции революционной борьбы в метрополии продлился до 1981 года, а окончательную организационную форму АД обрела лишь в 1986 году.

Важно отметить, что в 1981 году группа пережила раскол сразу по двум крайним линиям: откололись представители «милитаристской» и «активистской» ветвей; первые были сторонниками «чистой» вооруженной борьбы, исключающей «лишнюю» агитационную и пропагандистскую деятельность, вторые же, наоборот, желали избавления АД от всяких «незаконных» методов на данном этапе. Обе отколовшиеся группы вскоре прекратили свое существование («милитаристы» были быстро разгромлены, «активисты» успешно интегрировались в безопасное политическое пространство).

Для того чтобы понять, отчего деятельность АД наводила такой страх на полицию и жандармерию, и отчего их боевой опыт целенаправленно скрывается, тезисно рассмотрим основные направления их деятельности, а также основные ключевые особенности, отличающие АД от остальных подобных групп, так как очень часто ее просто ставят в один ряд с РАФ и «Красными бригадами» — что вполне объяснимо, учитывая упомянутое утаивание информации, столь необходимое и выгодное буржуазии.

Боевые операции АД, их особенности и идейное значение

Сразу нужно сказать, что сведения об АД, находящиеся в «официальных» источниках, являются в основном лживыми, а большая их часть до сих пор замалчивается. На это может обратить внимание любой читатель книг Руйяна: даже та небольшая доля информации об операциях АД, которую он выдает вопреки цензуре на страницах своих книг, резко контрастирует с официальными данными, выставляющими всю деятельность АД маргинальной и не выходящей за пределы банальных ограблений и убийств. Представить ее истинный масштаб и понять настоящую хронологию помогает один документ, по недоразумению никем не уничтоженный и попавший в сеть — это скан специального номера 7/8 издания «Notes & Etudes» парижского Института криминологии от 1988 года[17]. По большей части он содержит весьма грязные оскорбления и идиотские обвинения (под видом «научных исследований») в адрес участников АД, а его авторы и редакторы даже не скрывают, что находятся на стороне трусливой и ультрареакционной буржуазии (один из составителей даже хвастается тем, что участвовал в допросах Жан-Марка и получил от него по лицу, и пытается прикрыть мнимой объективностью свое убогое желание хоть как-то расквитаться) — однако, повторимся, ценность издания именно в детальной хронологии, сопоставив которую с имеющимися официальными данными (некоторые акции в этом давнем документе не освещены) мы можем восстановить истинную картину событий.

Итак, за период функционирования АД с 1979 по 1987 год было проведено около 120 различных боевых операций (официальная статистика занижает эту цифру почти вдвое), а численность организации составляла несколько сот человек (не включая сеть сочувствующих, которая, как мы увидим далее, была очень обширной и затрагивала все слои французского общества). Безусловно, масштаб ее действий уступает «Красным бригадам», но значительно превосходит рамки деятельности РАФ (впрочем, не будем забывать о ряде совместных акций АД с последними) и других европейских вооруженных формирований. Однако мы прекрасно понимаем, что не всякие операции равнозначны — осмелимся предположить, что в сложности и грандиозности некоторых из них у АД просто нет равных; кроме того, группа была активно занята поиском новых сторонников, взаимодействием с дружественными движениями (в том числе и из «третьего мира»), агитацией и пропагандой.

Говоря о боевой деятельности АД, прежде всего, следует отметить скрупулезный подход к подбору и подготовке личного состава у лидеров группы. Благодаря бесценному боевому опыту бывших участников МИЛ-ГАРИ и маоистов из «Интернациональных бригад» все новички (среди которых было немало молодых «автономов» — из этой среды, например, вышла Жоэлль Оброн, а также молодых мигрантов-арабов) проходили обучение стрельбе в специальных тирах и экстремальному вождению. Среди участников АД, помимо прочего, были два профессиональных автогонщика-раллиста, наряду с самой Натали Менигон регулярно выручавших группу при уходе от погонь и заметании следов (когда приходится несколько раз менять машины). В рамках кооперации лидеры АД готовили и новичков других европейских групп: после перехода в подполье (связанного с разгромом ячейки во Франкфурте в 1984 году) два новых участника РАФ, Вольфганг Грамс и Роланд Мейер, приехали во Францию специально для знакомства с руководством АД и перенятия их опыта.

Операции АД можно весьма условно разделить на 4 типа:

— казни — включая неудавшиеся покушения, все равно деморализовавшие врагов — представителей репрессивного аппарата (например, генерала жандармерии Ги Дельфоса или инспектора Бригады по борьбе с бандитизмом Басдевана), наиболее реакционных предпринимателей и высших менеджеров (казнь Жоржа Бесса, генерального директора «Рено», главного инициатора массовых увольнений, сокращений зарплат и репрессий против рабочих), ценных для буржуазии научных кадров (казнь главного инженера в Министерстве обороны Рене Одрана), чиновников, причастных к постколониальному грабежу стран периферии, и просто провокаторов (расстрел Габриэля Шаина, осведомителя, работавшего на полицию еще со времен ГАРИ, чей донос позволил арестовать Руйяна и Менигон в 1980 году);

— ограбления (экспроприации) банков (в числе которых было много американских и южноамериканских с французской долей) и хранилищ документов (так, в 1980 году АД из хранилища мэрии были выкрадены бланки паспортов и удостоверений личности);

— акты устрашения и пропаганды насилием: расстрелы и подрывы офисов транснациональных корпораций и штаб-квартир различных министерств, служб внутренней безопасности, лживых радиостанций и телекомпаний, а также международных институтов вроде Интерпола, МВФ, и других, причастных к сотрудничеству с репрессивными режимами стран «третьего мира», США или Израилем, не говоря уже об атаке американской военной базы в ФРГ во Франкфурте, совершенной совместно с РАФ; здесь следует особо отметить, что ненужных жертв гражданского населения боевики АД всегда избегали – и во время их нападений гибли лишь полицейские, жандармы, военные и охранники;

— акты эффективного саботажа и вредительства на производстве военной продукции, экспортируемой для репрессий против населения стран «третьего мира».

Стоит заметить, что из всех европейских боевых объединений того времени диверсионные операции такого рода проводились исключительно АД — и это было возможно только благодаря высокому техническому и организационному уровню деятельности группы.

Именно этот тип операций мы хотели бы разобрать подробно на одном замечательном примере, так как не стоит труда вообразить, насколько он сложен в исполнении. В начале 1984 года АД совместно с бывшими участниками итальянской герильи «Прима Линеа» и представительницей боевого крыла Панафриканского конгресса[18] (ЮАР) был осуществлен вооруженный захват производственных линий предприятия оборонной промышленности группы Panhard & Levassor («Панар-Левассор» — один из двух основных поставщиков наземной боевой техники во Франции), на котором в тот момент производились легкие броневики для режима апартеида (секретный контракт на их поставку был заключен между «социалистическим» правительством Миттерана и расистами из ЮАР). Проникнув на предприятие, обезоружив охрану и лишив предприятие связи с окружающим миром, диверсанты заложили взрывные заряды и подорвали главный двигатель конвейера, затем уничтожили несколько собранных машин в конце линии и выкрали все оригиналы и копии досье контракта со всей технической документацией (все это время Менигон, как всегда, с помощью портативной радиостанции прослушивала полицейские частоты, чтобы своевременно отследить реакцию полиции), после чего спокойно вышли через запасный выход и скрылись! Этот случай был одним из многих, так как даже в официальной статистике мы видим несколько упоминаемых криминалистами операций АД на различных предприятиях оборонного профиля: например, диверсия в центре технической документации военно-морского флота в сентябре 1983 года, атака завода по производству истребителей-«Миражей» Dassault («Дассо») и подрыв нескольких бомб на авиапромышленном предприятии Messier-Hispano-Bugatti в октябре 1984, боевые акции на заводах «Пешине» в сентябре 1985 года и «Томпсон» в июле 1986 года, не говоря уже о других операциях против компаний, замешанных в поставках военной продукции расистам из ЮАР или имеющих связи с Израилем (полной информации о всех диверсиях до сих пор нет). Стоит ли упоминать, что подобные операции невозможно было бы осуществить без знания о самих контрактах (для этого требуется информатор довольно высокого уровня), без внедрения на предприятия своих людей, без знания планировок линий (в случае диверсии на Panhard & Levassor с проникшими на предприятие был рабочий, в совершенстве знающий этот конвейер и расположение его электродвигателей) и т. п.

Возвращаясь к вопросу о техническом и организационном уровне: наличие развитой агентурной сети, радиопрослушивающих устройств и устройств видеослежения (примененных, например, при охоте на генерального директора «Рено» Жоржа Бесса), тренировочных баз и оружейных складов, типографии, позволяющей подделывать документы, большого количества конспиративных квартир, автомобилей – все это вкупе со сложностью операций, подобных описанной выше, позволяет сказать, что в этом отношении деятельность РАФ (и, в меньшей степени, «Красных бригад») по сравнению с АД зачастую выглядит попросту любительской.

Отдельно стоит сказать о том, что в результате перестрелок с полицией, жандармерией или антитеррористическими подразделениями в ходе операций АД или, наоборот, в ходе операций, проводимых против участников АД, погибали чаще всего представители закона (в подобных стычках участниками группы были застрелены 7 полицейских и жандармов, а из боевиков АД полицейскими за все время был убит только один — Чиро Риццато) — и именно это способствовало возникновению у «защитников правопорядка» вполне рационального страха перед действительно опасными городскими партизанами.

Помимо прочего, большой интерес представляет собой тщательный отбор операций и их идеологическое обоснование. Разобранный выше пример срыва поставок вооружения в ЮАР достаточно красноречив.

Приведем еще несколько. Нашумевшие казни инженера Одрана и генерального директора «Рено» Жоржа Бесса имели большое идеологическое значение, и для империалистической буржуазии «центра» каждый из них представлял огромную ценность. Далеко не случайно в их честь потом будут названы площади, улицы и заводы. Инженер Одран, посмертный кавалер национального ордена Легиона чести, был светлой головой, великолепным специалистом и руководителем в области создания оружия массового поражения, чей творческий труд воплощался во все большем числе погибающих от его изобретений бедных жителей «третьего мира». Его казнь для империалистов была натуральным ударом под дых, т. к. ряд разработок пришлось отложить на годы или сильно затянуть. «Эффективный менеджер» Жорж Бесс, ускоренными темпами проводивший оптимизацию заводов и сокративший десятки тысяч работников, прославившийся своими репрессиями против профсоюзов и борющихся за свои права рабочих, в результате которых сотни человек были выгнаны с заводов с «волчьими билетами», обрекающими их на нищету и прозябание, был наказан смертью, которая прервала агрессивную антирабочую политику компании примерно на 10 лет. Десятки актов устрашения (как правило, расстрелы и взрывы бомб) против различных транснациональных корпораций, связанных с империалистической политикой, и международных институтов вроде МВФ, атаки базы НАТО в Германии и штаб-квартиры Интерпола в Париже, совершенно объективно давали понять всему миру за пределами Европы и США, что в метрополии действуют силы, дружественные периферии.

При рассмотрении деятельности АД невозможно не отметить тесное взаимодействие с другими боевыми группами. Вышеприведенные примеры свидетельствуют, что контакты АД с РАФ были довольно частыми (так же, как и с герильями «Прима Линеа» и ПАК); но, помимо общения, совместного времяпровождения, обучения и некоторых общих операций, нельзя умолчать также о номерах машин, которыми немцы регулярно снабжали французов (какое-то время машины с немецкими номерами совершенно не интересовали полицию и жандармов, что позволяло легко скрываться). Кроме этого, группа завязала тесные связи с упоминавшейся боевой левой арабской организацией «Ливанские революционные вооружённые фракции». Как минимум две операции были проведены с ними в кооперации: совместный расстрел коммерческого представительства министерства обороны Израиля и казнь израильского дипломата Якова Барсиментова (по совместительству — агента Моссада), когда АД оказали «Фракциям….» информационную поддержку. Несомненна связь АД с турецкими революционерами из леворадикальной марксистской организации «Девримджи сол»[19] (Devrimci Sol — «Революционная левая»), бежавшими из Турции во Францию после военного переворота в 1980 году — у них даже был совместный план по поставкам оружия через австрийскую границу. Достоверно не известно, но, скорее всего, имели место и контакты АД с организацией АСАЛА (ASALA)[20] — Руйян упоминает об общении с армянскими революционерами в «Infinitif présent»[21], и остается лишь догадываться, были ли они членами АСАЛА (впрочем, других армянских группировок во Франции в то время не действовало, а АСАЛА точно была связана с уже упомянутой дружественной АД группой «Ливанские революционные вооружённые фракции» еще со времен начала гражданской войны в Ливане, а также, возможно, имела контакты и с турками из «Девримджи сол» — прямые либо при посредничестве Рабочей партии Курдистана). Наконец, мало кто знает, что именно лидеры АД выступили в качестве посредников при восстановлении контактов между двумя наиболее известными европейскими городскими герильями — «Красными бригадами» и РАФ — после ареста лидера «Красных бригад» Марио Моретти. Встреча двух сторон состоялась в 1982 году в Париже (связными были Руйян и Менигон).

Многие операции АД были бы просто неосуществимы без наличия связей с рабочим движением и пропагандистско-агитационной работы в среде заводских рабочих. Имевшие место постоянные контакты с рабочими (в том числе и состоявшими в профсоюзах), по всей видимости, осуществлялись через одного из лидеров и теоретиков АД, бывшего рабочего Жоржа Сиприани. С 1968 по 1972 годы он трудился на заводе «Рено» в Бийянкуре, был членом профсоюза и участником многих забастовок. Был уволен и занесен работодателями в «черный список» в 1972 году после неосторожного выражения им горячей поддержки маоистов из организации «Гош пролетарьен»[22] («Gauche prolétarienne» — «Пролетарская левая»), в ответ на убийство своего соратника Пьера Оверню похитивших заместителя директора завода по связям с общественностью Роберта Ногретта – причем стоит отметить, что эту акцию возмездия помимо прочих поддержал и сам Жан-Поль Сартр; впоследствии Сиприани уехал в ФРГ на заработки почти на десять лет, и по возвращении во Францию в начале 80-х сразу же присоединился к АД. Стоит сказать, что убийство маоиста Пьера Оверню охранником возле проходной завода «Рено» в Бийянкуре для молодого рабочего Сиприани в 1972 году имело не меньшее значение, чем казнь Сальвадора для Руйяна — и оно, вместе с возникшей в Германии непреодолимой симпатией к деятельности РАФ и «Движения 2 июня», более всего способствовало радикализации его воззрений к моменту вступления в АД (помимо прочего, он был единственным участником АД, свободно изъяснявшимся по-немецки и переводившим для остальных участников многие немецкие тексты). Именно постоянные контакты с рабочими способны объяснить тот факт, что лидеры АД были постоянно прекрасно информированы о проходящих в это время забастовках на заводах «Рено» и «Пежо», которые их руководство тщетно пыталось подавить и скрыть от общественности. Более чем кто-либо еще из радикальных левых во Франции в то время они понимали суть репрессивной деятельности Жоржа Бесса в качестве генерального директора «Рено», проводимой им бесчеловечной политики «реструктуризации» и «оптимизации», столь хорошо укладывающейся в русло развивающегося неолиберального наступления на права трудящихся — и прямо писали о ней в листовках, оставленных на месте его казни в ноябре 1986 года, и в своих теоретических текстах (о которых речь пойдет ниже). Об участии некоторых рабочих в деятельности АД мы уже упоминали — в основном это касается случаев саботажа на предприятиях-поставщиках военной техники в ЮАР.

Достойным внимания мы считаем освоение группой в ходе ее деятельности новых форм социальной мимикрии в рамках конспирации и маскировки боевой деятельности. Благодаря имеющимся в их распоряжении пустым бланкам официальных документов и возможностям, предоставляемым нелегальной типографией, лидеры АД могли годами подделываться под добропорядочных представителей «среднего класса», арендуя квартиры в фешенебельных районах Парижа (особенно курьезно выглядит их соседство по дому с известным респектабельным философом Роланом Бартом, регулярно встречавшим их на лестничной площадке, и не подозревавшим, что в их сумках зачастую находятся динамитные заряды и еще горячие от стрельбы пистолеты-пулеметы); кроме того, на протяжении какого-то времени Руйян и Менигон арендовали дом в одной французской деревне, эффективно маскируясь под бельгийцев (при выездах в город и обратно они постоянно меняли номера машин, по необходимости: немецкие, французские и бельгийские, оставаясь фактически неуловимыми для полиции и жандармов).

Нельзя умолчать о том, что проведение успешных боевых операций на протяжении 8 лет существования группы было бы невозможным без наличия разветвленной сети сочувствующих абсолютно на всех уровнях французского общества — от рабочих (о которых мы уже говорили) и нелегальных мигрантов (связи с ними мы рассмотрим ниже отдельно) до высших слоев французского общества (салонных писателей, известных журналистов, философов и, возможно, чиновников довольно высокого ранга). Приведем лишь пару примеров. Во время одного из неудавшихся покушений полиции удалось засечь след боевиков АД, и полицейскими совместно со специальными подразделениями внутренних войск был заблокирован целый район; все выезжавшие машины подвергались тщательному досмотру. Вместе с участниками АД находилось большое количество оружия, которое нецелесообразно было бросать, кроме того, репутация большинства из них и так была достаточно подозрительна для того чтобы легко связать их присутствие с запланированной акцией. Единственным выходом для них было выехать из блокады незамеченными. Воспользовавшись тесным знакомством одного из участников акции с весьма известной журналисткой, они договорились через него о том, чтобы она попыталась вывезти их вместе с вооружением из опасной зоны, придумав любой предлог для того чтобы избежать обыска машины. После долгих колебаний она согласилась; на требование полиции предоставить машину для обыска она раздраженно ответила, что жутко спешит, и показала им какое-то приглашение — причем полицейские ошарашенно переглянулись и пропустили ее без всяких пререканий. Каково же было изумление Руйяна и сотоварищей, сгрудившихся на заднем сиденье с целым боевым арсеналом, когда некоторое время спустя она наконец попросила их выйти в безопасном месте… и объяснила, что действительно торопится на ужин к президенту Миттерану! Еще один раз они оказались буквально спасены во время своего пребывания в Бельгии в середине 80-х, когда некоторым из сочувствующих им парижских интеллектуалов, входивших в высшие круги, Миттеран доверительно сказал о том, что в Бельгию для уничтожения лидеров АД им уже отправлены профессиональные убийцы из спецслужб — и те оперативно предупредили Руйяна о готовящейся спецоперации, что позволило принять соответствующие контрмеры (об этом конфиденциальном разговоре с Миттераном потом написал и Жак Аттали в мемуарах «Verbatim»). Нет необходимости как-то специально подчеркивать важность таких связей — отметим лишь, что воспользоваться ими у АД получалось куда чаще и эффективнее, чем у РАФ или «Красных бригад».

Теперь, когда мы рассмотрели основные черты боевой деятельности АД, имеет смысл коснуться одного из самых важных направлений ее работы с потенциальным революционным субъектом, на которого до участников группы никто из радикальных левых даже не обращал внимания.

Взаимодействие с нелегальными мигрантами

Вовлечение мигрантов в активную деятельность и связанное с этим теоретическое обоснование поиска нового революционного субъекта в метрополиях наибольшим образом отличает АД от остальных европейских партизанских движений того времени, и в немалой степени оно связано с идеологическими установками группы (о которых пойдет речь в следующем разделе). С начала 80-х годов АД оказывали активную помощь рабочим-мигрантам (в основном туркам и арабам) в борьбе за свои права, при этом к вооруженным акциям вроде расстрелов отделений Министерства труда, закрывающего глаза на бедственное положение мигрантов, и кадровых агентств, торгующих ими словно рабами, а также покушения на министра кооперации, проводящего неоколониальную политику по отношению к странам Юга, их деятельность не сводилась. Об этом свидетельствует, например, организационная и информационная (листовки группы в то время выходили на трех языках: французском, арабском и турецком) поддержка действий мигрантов, самовольно заселяющих брошенные и пустующие дома — вплоть до помощи в захвате 6 таких зданий в 1982 году[23]. По всей видимости, эти акции были довольно масштабными, т. к. репрессиям впоследствии подверглись около 1800 их участников. Возможно, именно тогда, когда полиция начала одинаково преследовать и мигрантов, и активистов, пытавшихся их поддержать, первым стало ясно, что АД можно доверять. Причем речь отныне шла не только об односторонней помощи (в случае АД – с обустройством беженцев и их семей, поиске для них работы), но и о первых шагах навстречу городским партизанам: мигранты не только позволяли укрываться в обжитых ими кварталах и сквотах, кормили их в своих кебабных и т. п. — некоторые из них начали участвовать и в вооруженных акциях (Руйян не может об этом распространяться, чтобы не навредить старым нераскрытым соратникам, но, например, в «Infinitif présent» мельком упоминает об арабском парне по имени Мулуд, с которым они однажды вместе уходили от погони после какой-то операции в начале 80-х; там же упоминает об одной старой армянке, у которой они порой останавливались на ночлег — при этом вполне понятно, чем она рисковала; о контактах с осевшими во Франции турецкими, армянскими и арабскими революционерами, имеющими влияние на свои общины, мы уже говорили). Можно лишь представлять, насколько далеко можно было бы развить такое сотрудничество, если бы члены АД уделяли ему еще большее внимание в ущерб боевой деятельности; но невозможно отрицать, что здесь АД были в прямом смысле слова первопроходцами и намного опередили свое время. Cейчас, особенно после бунтов молодежи в пригородах Парижа в 2005 году[24], во Франции взаимодействовать с мигрантами пытается лишь НАП – при несомненном участии Руйяна[25].

Идеология АД и ее актуальные стороны сегодня

Взаимодействие с совершенно новой для французских радикальных левых социальной группой (мигрантами), а также четкая ориентация АД на боевые и диверсионные действия в пользу стран «третьего мира» — зачастую в кооперации с действующими там герильями — вполне закономерно вытекают из их теоретических построений. Их источниками послужили труды классиков марксизма, Карла Либкнехта и Розы Люксембург, Эрнесто Че Гевары, Мао Цзэдуна (в его случае речь идет в основном о технических аспектах борьбы), Карлуса Маригеллы, Самира Амина, Жан-Поля Сартра, Франца Фанона, французского марксиста и экономиста Шарля Беттельхейма, работы теоретиков РАФ и «Красных бригад», а также результаты их собственного анализа окружающей действительности.

Не претендуя на полноту изложения идеологии АД (не будем забывать, что большинство теоретических текстов группы были уничтожены, а у живых участников герильи есть причины для того чтобы быть крайне осторожными в устных и письменных высказываниях), мы попробуем изложить ее самые общие черты и показать, чем они могут быть актуальными для современных радикальных левых.

Итак, теоретики АД полностью отдавали себе отчет, что капиталистическая модель, сложившаяся в метрополии после войны (капитализм эпохи «социального государства») вступила в фазу своего затяжного кризиса (связанного, как всегда, со снижением нормы прибыли), и единственным ответом буржуазии «первого мира» может быть только «реструктуризация» капитала (используя термины АД, переход от стабильности «фордизма» к прекарности «тойотизма») и дальнейшее развитие того процесса, который мы знаем под именем «глобализация» — в том числе и посредством все более частого прямого вмешательства (вплоть до военной интервенции) в дела стран независимой периферии с целью навязать свою гегемонию. Францию в этом глобальном контексте участники АД воспринимали не иначе как «жандарма Африки» — в точном соответствии с ее неоколониальными притязаниями, молчаливо признаваемыми остальной Европой и США. Эта агрессивная неолиберальная стратегия стран «первого мира», основанная на экономическом и военном давлении, которой уже более не мог и не пытался реально помешать Советский Союз, должна была завершить формирование «нового мирового порядка» и уничтожение всякой возможности выхода периферии за рамки дефективного капитализма (АД здесь даже использует термин «реколонизация»[26]). Одновременно буржуазией «центра» была начата политика «гомогенизации» и «метрополизации» (термины АД) своих территорий, ведущая к частичной перестройке классовой структуры стран «первого мира» — и в частности, к массовым сокращениям рабочих в большинстве отраслей и дальнейшему разделению мирового пролетариата по принципу «первый»/«третий» миры[27]. По сути, в доступных нам текстах лидеры АД говорят о глобальной классовой войне, ведущейся империалистической буржуазией против международного пролетариата (сосредоточенного в основном в «третьем мире»), но при этом продолжают возлагать большие надежды на пролетариат метрополии, не замечая того, что в процессе «реструктуризации» его классовое сознание будет неизбежно меняться в реакционную сторону. По всей видимости, данное противоречие ими осознавалось — и именно это заставило их обратить пристальное внимание на новую социальную группу, игнорируемую всеми политическими силами включая крайних левых, способную воспринять идеи антикапиталистического сопротивления и никак не затронутую империалистическим подкупом: на бесправных и сверхэксплуатируемых рабочих-мигрантов[28]. В итоге основным революционным субъектом для АД остается пролетариат, однако в случае метрополии речь идет именно о заново организованном и едином рабочем классе, обязательно включающем в себя многочисленные и наиболее обездоленные слои пролетариев-мигрантов. Заметим, что впоследствии участники АД скорректировали свою несколько противоречивую позицию в отношении нового революционного субъекта в странах «первого» и «третьего» миров эпохи неолиберализма — и основной теоретический труд, написанный ими в тюрьме, не случайно был назван «Prolétaire précaire» («Прекарный пролетарий»);

в своем интервью
Жан-Марк говорит именно об этой уточненной позиции. К Советскому Союзу участники АД относились амбивалентно, признавая огромную важность советского эксперимента, однако, полностью осознавая бюрократическое вырождение революции в 20-е годы, главной ее ценностью они считали именно опыт рабочих Советов. Не подлежит сомнению, что несмотря на отвращение к советским бюрократам (в текстах Руйяна встречаются саркастические формулировки о «товарище» Брежневе), в «холодной войне» АД поддерживали СССР, открыто это не декларируя (впрочем, это следовало из содержания их операций, а также восторженного отношения к революционной Кубе) — и в отличие от РАФ и «Красных бригад», в их зрелых текстах нет догматичных маоистских формулировок о «советском империализме» (несмотря на огромный интерес к Великой пролетарской культурной революции). Кроме того, через тексты АД красной нитью проходит вывод о предательстве былыми леворадикалами поколения «Красного мая» своих идеалов и окончательной интеграции их в буржуазную политику вместе с опозорившимися еще раньше коммунистами и социалистами — теперь уже с целью дискредитировать левое движение в целом; в немалой степени именно поэтому участники АД видели в вооруженной борьбе средство вновь вернуться к истокам — и вновь противопоставить насилию эксплуататоров над угнетенными реальное и эффективное вооруженное сопротивление.

Базируясь на вышеуказанных предпосылках, участники АД пытались реализовать свою революционную стратегию по двум основным направлениям: выстраивание вместе с другими герильями Европы и «третьего мира» единого антиимпериалистического фронта, чьей задачей являлось использование сложившегося капиталистического кризиса для срыва всех наступательных инициатив империалистической буржуазии (естественно, боевые действия АД должны были составить лишь его часть), и подготовка классового сознания пролетариев «первого мира» (страдающих от наступления неолиберальной политики) вкупе с рабочими-мигрантами, способных составить опору революционного движения к социализму в метрополии. Развитие этих направлений, по их замыслу, должно было привести к новому революционному наступлению революционеров трех континентов на силы международного капитализма, базирующиеся в метрополиях. И свою первоочередную задачу АД, естественно, видели в нейтрализации врага «у себя дома».

Разумеется, сейчас очевидно, что в целом верный и актуальный анализ мировой обстановки (имплицитно «тьермондиалистский» по существу, и, как читатель, наверное, уже успел заметить, удивительным образом пересекающийся со многими положениями работы А. Тарасова
«Мировая революция-2»)
сочетался у АД со слишком оптимистичными взглядами на перспективы вооруженной борьбы в метрополии и переоценкой сил европейских боевых групп. Несомненна также недооценка масштаба изменений классовой структуры в странах метрополии, приведших к почти полному исчезновению промышленного пролетариата в Марксовом смысле слова. Верно отмеченная тенденция к радикализации молодых поколений мигрантов на тот момент еще не реализовалась полностью для того чтобы ее использовать, а несомненный упор на вооруженную борьбу помешал уделить ей большее внимание и время до ареста лидеров группы.

И однако же, невозможно отрицать, что на фоне остальных европейских боевых групп АД действительно выделяется своей довольно актуальной по сей день идеологией тотального сопротивления в условиях кромешной реакции, а также тотального предательства и перерождения левых «первого мира».

Поражает здесь именно тот факт, что к верным выводам о предательском образе действий большинства левых в метрополии (которых участники АД называют «институциональными левыми»), о начавшемся изменении классовой структуры «первого мира» в ходе неолиберальной стадии капитализма, о реструктуризации и глобализации мирового капитала и связанном с этим новом витке неоколониальной агрессии, о формировании нового революционного субъекта в беднейших предместьях крупных городов и иммигрантских гетто в метрополиях пришли не представители «западного марксизма», замкнувшиеся в академических исследованиях и окончательно оторвавшиеся от реальной классовой борьбы, а вооруженные бойцы, развернувшие городскую партизанскую войну на территории «первого мира».

И это далеко не случайность: если бы участники АД не сделали внешне иррациональный шаг, начав вооруженную борьбу с французским государством вопреки всем ожиданиям левых и правых интеллектуалов, то никаких теоретических прорывов они бы и не совершили. Парадоксальным образом они подтвердили знаменитый 11-й тезис Маркса о Фейербахе; таким образом, возможно, впервые со времен Грамши (к которому с огромным пиететом относится Руйян), на Западе появилась группа революционеров, переставшая разделять теорию и практику.

Заключение

В статье мы попытались осветить доселе нигде не опубликованные и тщательно скрываемые ценные аспекты боевого и теоретического опыта АД. Однако невозможно умолчать и о его основном изъяне — чрезмерном зацикливании на вопросах классового насилия. Нетрудно увидеть, что в огромной части верные теоретические установки требовали от участников группы уделять куда большее время и поиску новых сторонников, и работе с наиболее угнетенными слоями населения, и собственно пропаганде с агитацией. Очевидно, более эффективное сочетание всех этих сторон деятельности было бы осуществимо, если бы группа разделилась на боевое и «легальное» крылья (естественно, с сохранением самых тесных связей) — возможно, даже с разными названиями, однако воплотить это в жизнь лидеры АД не пытались. Также представляет собой проблему прекращение всей деятельности группы после ареста 4-х ее лидеров. Представляется вполне возможным тот факт, что на них были завязаны абсолютно все основные контакты и риски, связанные с боевой деятельностью, однако неясно, что помешало обезглавленной группе попытаться хоть как-то противостоять наступлению реакции (затронувшему, впрочем, абсолютно все европейские герильи того времени).

Стоит сказать, что настоящее критическое осмысление деятельности АД может быть рано или поздно проведено и самим Жан-Марком Руйяном как самым активным из ныне здравствующих лидеров группы, но пока что не ясно, каким образом — запрет на прямые публичные высказывания по поводу его боевого опыта все еще действует, а любая неосторожность может привести к его возвращению в тюрьму, которое он может уже не пережить.

Внимательный читатель, должно быть, заметил, что мы ни разу не употребили по отношению к участникам АД термин «террористы» — тогда как на любых языках мира и практически в любых (даже левых!) источниках их именуют именно так. Не секрет, что в наше проклятое реакционное время всякий более или менее успешный опыт прямой вооруженной борьбы с капитализмом шельмуется или скрывается, а буржуазная пропаганда готова на все, чтобы вымарать из сознания людей факты, доказывающие его возможность и эффективность — даже на прямую ложь и подтасовку, уравнивающую в одной формулировке радикальный исламский терроризм (в значительной степени созданный самими США и Израилем после их активной поддержки исламистов против левых арабских революционеров) и вооруженную леворадикальную борьбу на территории метрополий и периферии. Разумеется, буржуазии куда выгоднее существование радикальных исламских боевиков-фанатиков (которых сами Руйян и Сиприани совершенно справедливо называют «загнанными сторожевыми псами, взбесившимися на своих хозяев»[29]), чем куда более опасных для системы сознательных боевиков-марксистов, методично истребляющих ключевые персоны империалистической политики и экономики, атакующих ее институты в метрополии, эффективно саботирующих ее мероприятия в пользу населения «третьего мира» и выстраивающих связи с другими герильями, да еще и опирающихся на новые опасные слои общества вроде нищих рабочих-мигрантов.

Долг истинных левых сегодня заключается в том, чтобы наконец-то разорвать эту существующую в массовом сознании связку, и перестать самим использовать навязываемую риторику классового врага с его обвинениями всех ведущих вооруженную борьбу революционеров в «терроризме», начать изучать замалчиваемый буржуазией опасный опыт европейских городских партизан и использовать его для создания собственной революционной идеологии и стратегии.

Помимо прочего, боевой опыт и идейное наследие АД лишний раз доказывают нам, что даже в условиях глобального неолиберального наступления, массового предательства большинством левых в метрополии своих идей и безнадежности положения тех немногих, кто остался им верен, даже несмотря на огромные технические возможности буржуазии «первого мира» по подавлению опасных для нее противников (особенно когда они действуют в ее логове) и перспективы неизбежной гибели многих революционеров, взявшихся за оружие, борьба против капитализма и в пользу всех угнетенных возможна и необходима на любой территории. Далеко не случайно Жан-Марк Руйян, говоря в «Infinitif présent» о своем революционном опыте и осознании — задним числом — неизбежности поражения АД, вспоминает о великом немецком революционере-герое Карле Либкнехте и его последней, сильнейшей и трагической речи «Несмотря ни на что!», которая обосновывает и объясняет смысл отчаянной борьбы за лучший мир даже в условиях абсолютной безнадежности.

И сегодня, измученный двадцатичетырехлетним заключением, голодовками и тюремными забастовками, жестокими драками с надзирателями за самые простые человеческие права и за свои идеи, которые он считал и считает «неизмеримо правильными», вышедший наконец из-за решетки как условно-освобожденный, травимый перепуганными буржуа и обывателями-мещанами с промытыми мозгами, злобными журналистами из всевозможных СМИ, представителями судебной и исполнительной власти, гуляющий вечерами в одиночестве по улицам Марселя, Жан-Марк Руйян cо всей страстью и нетерпением человека, намного опередившего свое время, обращается ко всем нам:

«…я осознаю вашу слабость. вашу жажду с ней покончить.

(иногда) я распознаю ваше острое понимание своей бесполезности.

внутри [в тюрьме] (каким бы ни было наше наказание)

у нас есть только одна цель: выйти! (когда мы теряем ее

из вида, мы умираем. каким бы не был способ,

мы умираем. зацепившись за прутья решетки… на койке

в тюремной больнице… от лезвия ножа, вспоровшего глотку)

но какова же тогда ваша цель в этом мире,

колонизированном отчуждением?

потреблением?

(иногда) ваши блуждания мучительны. вы переболели уже

влечением к существующим порядкам. и вы это знаете

(в глубине души вы это знаете). вы были бы готовы отвергнуть их

(этот мир и его стремление к гибели).

и, однако, вы все еще терпите»[30].