В наши дни анархическое движение в России лишь начинает набирать силу. Но власти уже спешат обрушить на активистов репрессии. Сегодня важно помнить героическую историю борьбы товарищей прошлого, чтобы быть достойными продолжателями их дела, важно также учесть и не повторять их ошибки. Помочь в этом может интереснейший документ, хранящийся в архивах Международного института социальной истории в Амстердаме.
Предлагаемый здесь очерк имеет своей целью познакомить товарищей в общих чертах с анархическим движением в Петрограде. Он очень краток, и никаким образом не претендует на полноту, вследствие неимения у себя под рукой достаточного количества исторического материала.
Всё движение можно разделить на периоды:
1. эпоха революции 1905-1907 гг.;
2. эпоха реакции;
3. эпоха мировой войны;
4. эпоха великой революции – а) до октября и б) после октября; и
5. эпоха послереволюционного периода.
Начало анархического движения в Петрограде следует отнести к 1904-1905 гг., главным образом – к первым месяцам после революции 1905 г., когда вернувшиеся из-за границы русские анархисты основали первые кружки (на юге и юго-западе России это движение возникло раньше). Осенью 1905 г. в Петрограде основались две группы. В состав одной из них входили вернувшиеся из-за границы анархисты. Другая состояла из студентов и рабочих. Заметим здесь, что рабочие кружки стали организовываться с ноября и даже октября месяца 1905 г. в Центральном районе, за Невской заставой, позже в других районах. В вышеупомянутую группу почти сразу замешался провокатор Дегаев Владимир, студент университета. Часть членов доверяла ему, часть не доверяла; это внесло раздоры в группу и портило работу. Группа эта просуществовала около года; некоторые её члены и сейчас участвуют в анархическом движении. Была сделана попытка организовать типографию, но её процветанию тоже помешал Дегаев.
Второй кружок был также организован группой приехавших из-за границы эмигрантов (Пётр по прозвищу “Толстой”, жена его Маруся, и Николай Романов) и нескольких присоединившихся уже в России интеллигентов. Этот кружок стоял главным образом за пропаганду действием, т.е. за террор и экспроприации; им были выпущены прокламации в этом духе. Просуществовал он недолго, т.к. в его среду вмешался провокатор, Дм. Добролюбов (Ефимов), который, спровоцировав на экспроприацию, устроил их общий арест в то время, как они собирались идти на дело. Часть арестованной группы была судима и пошла на каторгу и [в] Шлиссельбургскую крепость, откуда их освободила революция 1917 г. – Мергалинг, Н. Романов, студент Сперанский; жена Петра “Толстого” – Маруся до суда сошла с ума в Петропавловке и была переведена в больницу Николая Чудотворца, а затем была отдана на поруки. Сам “Толстой” тоже симулировал сумасшествие, сидя в Петропавловке, и был помещён в бол[ьницу] Н[иколая] Чудотворца, откуда при помощи товарищей бежал, и уехал за границу. В Женеве (Швейцария) устроил налёт на банк, был арестован, судим швейцарским правительством и присуждён к пожизненному тюремному заключению. В тюрьме облил себя керосином и сжёг.
Не арестованные члены группы продолжали работать. Оба кружка вошли в сношения ещё задолго до ареста, но не слились, отчасти вследствие недоверия к Дегаеву членов “Толстовского” кружка. Мало-помалу начинают появляться новые члены – рабочие и интеллигенты. Возникает ряд рабочих кружков, и к лету 1906 года такие кружки уже почти во всех рабочих районах. Растёт спрос на литературу. В университете и на [Бестужевских] курсах устанавливается столик для продажи анархистской литературы. Эти столики становятся центром, куда стекаются члены и сочувствующая публика; туда же являются и приезжие анархисты для знакомств. Издаются прокламации на гектографе; всё время ведутся хлопоты по устройству типографии; число членов всё растёт.
Особенно большой интерес к анархизму в кругах учащихся и рабочих возбудили лекции приехавшего из-за границы в 1906 году лектора и оратора Венина (настоящее [имя] Оленчиков). Кропоткинец по убеждениям, он был прекрасным лектором и очень образованным человеком. К сожалению, его деятельность продолжалась недолго. Правительство в это время вело двойную игру: ещё не смея окончательно задушить революцию, оно пользовалось всяким поводом для ареста и осуждения её деятелей. Провокатор Дегаев, посадивший к этому времени уже несколько человек, всё-таки не переставал окружать себя верившими ему студентами и рабочими. С этой молодёжью он организовал удавшуюся экспроприацию (насколько помню, 24.000 рублей), и очень небольшую часть этих денег передал Венину. Организация нуждалась в деньгах, и Венин принял их, несмотря на предупреждения некоторых товарищей, сильно недоверявших Дегаеву. Вскоре были арестованы участники экспроприации, а затем и Венин. Его “пришили” к этому делу, опираясь на принятые им деньги; это был, конечно, лишь предлог – главное его пропагандистская деятельность. Венин бежал из здания суда и скрылся за границу. Сейчас он в России, но в движении участия не принимает.
Уже к концу первого года своего существования организация приняла наименование Петроградской Федерации Анархистов, и у неё появилась своя печать. Количество членов нельзя, конечно, учесть, т.к. регистрации по приёму, по соображениям конспирации, вести было нельзя; но можно смело сказать, что во всех главных рабочих районах имелись кружки. Спрос на литературу очень большой; на лекциях Венина народу всегда много, и проходили они с большим подъёмом. В 1907 г. удалось завести ручную типографию и издавать отдельные листовки.
С апреля 1907 г. реакция начинает шагать быстро вперёд, и, сообразно с этим, революционные партии уходят всё глубже в подполье. В 1908 г. уже исчезают всякие следы открытой работы. Многие члены федерации к этому времени арестованы и частью разъехались, но оставшиеся продолжают по возможности поддерживать движение и даже заводят новые связи среди рабочих. Время от времени выпускаются на гектографе прокламации (шрифт отчасти сохранён, но негде было пристроить типографии), пользующиеся успехом. Удалось издать на гектографе в довольно большом количестве экземпляров “Религиозную язву” Моста, имевшую среди рабочих большой успех. При помощи рабочего-литографа удалось выпустить карикатуру на Николая в виде паяца, которого дёргают за [нитки] поп, генерал и бюрократ, с текстом в виде юмористического стихотворения. Вышло также три номера небольшого журнала, два гект[ографированных] и один литограф[ированный]. Движение, хотя и очень медленно, тем не менее распространяется и находит новых членов. Отыскиваются и вновь завязываются старые связи, разорванные реакционными гонениями. Снова объединяются рабочие старых, первых кружков. С новыми связь не терялась всё время. Интеллигенции мало, только несколько человек в инициативной группе; рабочие составляют ядро федерации. Всё время в движении принимает деятельное участие Роман Бергольд, недавно расстрелянный советскими властями за провокаторскую деятельность. Был ли он тогда провокатором, или сделался им позже, в период германской войны, это сейчас не установлено; но доверяли ему тогда безусловно. Время от времени происходили аресты отдельных лиц и даже маленьких групп, но нет никаких положительных данных, чтоб отнести эти аресты за счёт Бергольда. Сам он был несколько раз арестован.
Так обстояли дела, когда разразилась мировая война. Как известно, вскоре после её начала начало расти революционное течение среди пролетарских масс. Анархистское движение тоже оживилось: кружков стало больше, чаще стали выходить листовки. Мало-помалу обзавелись ручной типографией, строго законспирированной. На ней были изданы несколько прокламаций, листовок, “Голод – невежество – смерть”, перепечатанная из “Хлеб и воля” и дополненная одним из товарищей ещё одна маленькая брошюра об анархизме, и несколько листовок. Рабочие кружки к 1916 г. очень разрослись, пропаганда велась деятельная, но к этому времени Бергольд перешёл уже в охранку, и в марте 1916 г. предал всё дело. Был арестован целый ряд тов[арищей] как из инициативной группы, так и из рабочих ячеек. Шрифт удалось сохранить, так хорошо он был запрятан. Попалась лишь в руки охранки взятая при аресте одного т[оварища]-рабочего рамка ручного типографского станка. После этого разгрома работа почти замирает. Оставшиеся тов[арищи] пытаются завести снова порванные связи и начать пропаганду, но т.к. у корня дела стоит Бергольд, то естественно, что ничего не удаётся. Когда же один тов[арищ] из инициативной группы попробовал осенью 1916 г. работать самостоятельно, то был арестован вместе с работницей, с которой собирался организовывать рабочий кружок. Товарищи, арестованные весной 1916 г., ещё сидели на Шпалерной в предварилке, ожидая суда, который, как к тому времени выяснилось, должен был дать им не менее ссылки в Восточную Сибирь, а для некоторых – каторгу. Но в феврале 1917 г. грянула революция. Освобождённые товарищи тотчас же [взялись] за строительство Федерации на новых мирских началах.
Период великой революции. Был основан журнал “Коммуна”, построена настоящая типография, организована библиотека, появилось оружие. Вскоре была занята дача Дурново, где расположился штаб Федерации. Масса прибывших из Западной Европы и Америки эмигрантов вливается в ряды. Явилась из Америки в полном составе редакция и группа “Голос Труда” (ан[архо]-синдик[алисты]) и стала издавать ранее выходящий в Нью-Йорке “Голос Труда”. К сожалению, они держались несколько в стороне от общей анархо-коммунистической работы, не одобряя резко революционных выступлений, и этим вносили некоторый раскол в тесно сомкнутые ряды анархистов. Влияние анархистов на рабочие массы было в то время очень значительно; митинги Волина посещались усердно; литература шла хорошо; книги кипами увозились на фронт и в провинцию. Среди этих успехов, в апреле федерацию постиг тяжёлый нравственный удар; по документам охранки было выяснено, что Бергольд, редактор “Коммуны”, – провокатор. Товарищи хотели убить его, но он скрылся и был отыскан в провинции, арестован, судим и приговорён к лишению гражданских прав. Это было тяжёлым нравственным ударом для Федерации. Буржуазные газеты, всегда обливавшие грязью наше движение, с злорадством воспользовались этим случаем для клеветнической нападки. Но Федерация оправилась быстро, и “Коммуна” стала выходить под новой редакцией. Наладилась связь с провинцией, где тоже возник целый ряд не только организаций, но и печатных изданий. Завелись солидные связи с армией и особенно с Балтфлотом. В Кронштадте даже стала выходить особая анархическая газета.
Как известно, правительство Керенского двигалось всё быстрее и быстрее вправо, в объятия буржуазии и белогвардейщины. Рабочие ответили демонстрацией протеста, как против затягивающейся войны, так и против общей предательской политики правых эс-эров. Анархисты принимают во всех этих выступлениях горячее участие; их чёрные знамёна впереди. Вооружённые, сомкнутыми рядами, с пением анархического гимна, они проходят по ул[ицам] Петрограда. Правительство Чернова и Керенского, конечно, не могло равнодушно смотреть, как у них под боком росло и развивалось анархистское движение, охватывая всё более и более широкие массы рабочих, и решило всеми мерами противодействовать. Для этого в июне 1917 г. на взятие дачи Дурново были двинуты казаки и юнкера. Дача была взята и разгромлена. Во время разгрома дачи был убит т. Асин, долго защищавшийся в забаррикадированной комнате вместе с матросом Анатолием Железняковым. На Асина давно уже буржуазная и меньшевистская пресса лила помои, т.к. он был бывший уголовный на каторге, [ра]спропагандированный анархистами. После его смерти эта гнусная травля усилилась – двум товарищам пришлось пойти в высоко-социалистическую “Новую Жизнь”, которая тоже не стеснялась печатать всякие гнусности про покойного товарища, вызвать Макксима Горького, одного из её редакторов, и указать на совершаемую органом пакость. Только тогда инсинуации прекратились, по крайней мере со стороны этой газеты.
Вскоре после разгрома дачи Дурново, юнкерами была разгромлена анархистская типография на Обводном канале. Движение снова стало наполовину подпольным, но митинги продолжались, собирая массу рабочих, солдат и моряков.
Наконец наступили знаменитые июльские дни. Большевики, конечно, умалчивают теперь о том, что [на]ряду с ними в эти дни боролись, выводили солдат и выступали с речами против банд Керенского – анархисты, и потом расплачивались тюрьмами. И из всех революционных организаций только они одни.
Июльское поражение анархистов с большевиками загоняет в подполье. Подпольно издаётся “Коммуна”. Но Волин всё ещё читает свои лекции на Выборгской стороне при огромном стечении рабочих; всё ещё можно устраивать митинги.
Но вот наступает октябрь. Опять анархисты наряду с коммунистами. Всюду: на Дворцовой площади, при взятии Павловского Воен[ного] Училища. Анархист Анатолий Железняков – один из главных разгонителей говорильни Чернова, анархисты у Царского Села, где даётся последний отпор Керенскому. Анархист Жук – шлиссельбургский политич[еский] каторж[анин] с шлиссельбургским рабочим отрядом своими силами охраняет Смольный, потом ведёт их в Царское Село навстречу Керенскому. И коммунисты любезны и предупредительны: анархисты получают прекрасно оборудованную типографию “Новое Слово”. Начинает выходить ежедневная газета “Буревестник”. “Коммуна” прекратила своё существование в [начале?] сентября.
Открывается несколько клубов. На 1-ой линии Васильевского острова берётся захватным порядком дом-особняк барона Гинцбурга, и там – штаб и клуб анархистов. Исполком просит наших людей с винтовками для обысков у белогвардейцев или для дежурств в районах в беспокойные ночи. Теперь для коммунистов подобные воспоминания едва ли приятны.
Между тем, гражданская война разгорается, пояс фронтов смыкается вокруг революции в России. Анархисты формируют свои отряды и идут в ряды коммунистов, и надо сказать, что нам не приходится краснеть за наших братьев. Иероним Жук складывает свою голову на Южном фронте столь геройски, что коммунисты сами, пером Зиновьева, принуждены написать почётный некролог [Возможно, имеется в виду Иустин Жук, погибший в 1919 году на Карельском фронте. – прим. наб.]. Анатолий Железняков с броневым поездом бьётся у румынской границы и там гибнет. Маруся Никифорова предводительствует отряд[ом] на юге, и о мужестве её говорят с восторгом солдаты, с ней служившие. Её в конце концов выписывают в наш петроградский отряд, преимущественно [состоявший] из рабочих Василеостр[овского] района.
В то же время, литературно-издательская деятельность Петроградской Федерации не стоит на месте. “Буревестник” выходит ежедневно. Были также издаваемы листовки и брошюры. Редакция “Буревестника” несколько раз менялась, что, конечно, неблагоприятно отразилось на ведении дела. Часто также были денежные затруднения, но всё это не могло помешать огромной популярности и распространённости “Буревестника” среди рабочих, военморов и армейцев. Какова была популярность газеты, может показать следующий факт. Наборщикам необходимо [было] заплатить 8.000 р., а в кассе денег почти не было. Наборщики – в большинстве своём несознательная публика, доставшаяся по наследству от типографии “Живого [sic] Слова”, – не хотели работать ни минуты. Тогда один товарищ отправился странствовать по Питеру из района в район, созвал кой-где экстренно собрания, и к следующему дню деньги были собраны.
Первым редактором “Буревестника” был т. Гордин, но рабочие скоро стали недовольны несколько странными и малопонятными статьями этого несомненно талантливого товарища. Редакция была переизбрана, и во главе её стал т. Ге, писатель и бывший эмигрант. Вскоре он восстановил многих против себя деспотичным отношением к товарищам и, главное, привлечением к редакции и организации совершенно неподходящих элементов, как то артиста Мамонта Дальского и нескольких журналистов из представителей уличной прессы, ничего общего, конечно, не имевших ни с рабочими, ни с анархистами, и только компрометировавших движение. На собрании, состоявшемся в 1918 г., Ге был удалён от редакции, и была выбрана новая редакция, снова во главе с Гординым, и ещё несколько товарищей.
Но дни “Буревестника” уже были сочтены. В середине мая укрепившиеся большевики не сочли нужным дальше церемониться со вчерашними соратниками. Уже начинал намечаться тогда сдвиг в сторону крайнего государственного централизма и нетерпимости всякой критики, который мало-помалу привёл большевиков к тому состоянию окаменелости, бюрократичности и совбур[жуй]ства, которое мы наблюдаем в настоящее время, и бросил их в объятия НЭПа. На анархические органы и печать стали поглядывать косо.
И в мае месяце 1918 года во многих городах (Смоленск, Вологда, Москва) произошли нападения на клубы, общежития и редакции анархистов. Часто эти разгромы по своему зверству и грубости могли соперничать с налётами юнкеров Керенского. В Питере дело не дошло до больших насилий, но, тем не менее, латышский отряд изгнал [анархистов] из особняка Гинцбурга в начале мая, а вскоре был закрыт и “Буревестник”. Митинги и организация были запрещены, и, таким образом, [анархистов] всё глубже загоняли в подполье. Большую роль в этом сыграло то обстоятельство, что Петроградск[ая] организация к тому времени лишилась очень многих своих членов: много отнял фронт, некоторая часть уехала для пропаганды в провинцию и, наконец, известное количество товарищей перешл[о] на сторону коммунистов, заняв ответственные посты (Шатов – н[ачальник] Н[иколаевской] Ж[елезной] дор[оги]), совершенно отвернулись от товарищей.
Главным злом являл[ся], несомненно, недостаток организованности, не позволявший Федерации сплотиться в единое целое, способное дать отпор вчерашним товарищам, сегодняшним насильникам. Так или иначе, к концу [19]18 и началу [19]19 года у анархистов Петрограда – ни газеты, ни открытой политической деятельности. В 1919 году прекратились, редкие в то время, выступления анархистских ораторов на заводских собраниях. Клуб анархистов на ул. Жуковского ещё некоторое время влачил жалкое существование, потом же закрылся и он.
С 1919 года по настоящее время, т.е. около 5 лет, история Петроградской Федерации Анархистов есть история не прерывающихся преследований, постоянно вырывающих самых энергичных товарищей. Вскоре после кронштадтского восстания был возбуждён процесс против тов. Колобушкина и ещё некоторых товарищей, желая связать их с восстанием, но это большевикам не удалось. После продолжительной сидки т. Колобушкин был выслан в Оренбургскую губ[ернию], а остальные – постепенно освобождены.
Другой процесс эс-эров и анархистов имеет место весной 1923 г. Здесь несколько человек было приговорено к высшей мере наказания, но приговор был заменён ссылкой на Соловки. Каждый раз, когда в Питере бывает беспокойно, на анархистов сыплются аресты и высылки. Целый ряд тов[арищей] нанёс тяжёлый ущерб, переходя к большевикам и заявляя в газетах о своём “прозрении”. Если ещё можно отнестись со снисхождением к человеку, не выдержавшему травли и сложившему оружие, то господа, прикрывающие шкурные интересы громкими фразами и плюющие на вчерашних тов[арищей], сидящих в тюрьмах и ссылке, ничего, кроме презрения, не заслуживают.
Таким образом, коммунистической власти удалось, посредством ничем не оправдываемого террора по отношению к старым бойцам-анархистам, Федерацию разрушить как легальную организацию, им удалось выбросить за борт общественной жизни лучших энергичных товарищей-анархистов, но пусть не думают безумцы, что они задушили анархизм. Семя, брошенное старыми анархистами, умелыми и опытными руками, нашло свою удобную почву в лице представителей подрастающего поколения, и часть из них, подобно своим духовным отцам, столь же мужественно, без страха и волнений, пошли в ссылку и концлагери; остальная часть, воздавая благодарность старым бойцам из их старое дело, в годину коммунистической реакции куёт свои новые мечи для новых сражений и битв.
Примечание архивистов (на англ.): “Подпольное анархистское издание из Советской России, Ленинград, ноябрь 1924 года”. Брошюра хранится в папке №84 архива Сени Флешина и Молли Стеймер в Международном институте социальной истории, Амстердам. Доступ получен в рамках проекта Библиотеки им. Кейт Шарпли “Анархисты в ГУЛАГе, тюрьмах и ссылках”.
Набор и подготовка к публикации – товарищ Шрпв.
From folder 84 of the Flechine (Senya Fleshin and Mollie Steimer) Archive at the International Institute of Social History, Amsterdam.
http://search.iisg.nl/search/search?action=transform&col=archives&xsl=archives-detail.xsl&lang=en&docid=10748542_EAD
Viewed as part of the Kate Sharpley Library ‘Anarchists in the Gulag, Prison and Exile Project’.