Отвечая на просьбу обозначить характер Октябрьской революции, Джон Мэйнард Кейнс — один из умнейших специалистов по теории капитала, высказал мнение о том что 1917 г. ознаменовался победой «Партии катастрофы». И всё же, для многих революционеров, принимавших непосредственное участие в становлении международного коммунистического движения, простое и однозначное требование: «Вся власть советам» казалось новым этапом классовой политики, наконец-то способной преодолеть ужасы войны и предательства. Один из них, поэт Герман Гортер, характеризовал Ленина как «передового бойца мирового пролетарского авангарда» а о самих Советах отзывался так:
«Мировой пролетариат обрел в рабочих советах свою организацию и централизацию, форму и выражение, для революции и социалистического общества.»
Для большинства людей, относящихся к крайне левому спектру политической мысли, Гортер и его коллега Антон Паннекук запомнились, если вообще известны, как объекты критики ленинской работы «Детская болезнь «левизны» в коммунизме». В 1917 г., однако, оба были значимыми фигурами в международном революционном движении. По их мнению, участие социал-демократических партий и профсоюзов в первой мировой войне продемонстрировало не только моральное падение руководства Второго интернационала, но и явную несостоятельность организационных форм сместивших «центр тяжести…с масс на вождей»(Гортер). Отраслевым профсоюзам старых времен, они противопоставили фабзавкомы и советы; партийной форме социал-демократии, «новый тип» политического авангарда преданного исключительно делу развития самоорганизации трудящихся.
На большей части Западной Европы, и особенно в Германии, подобные взгляды получили значительную поддержку в период 1917-1923 гг. Исключенные в конце 1919 г. из Коммунистической Партии Германии (Союз Спартака) за отрицание парламентаризма и старых профсоюзов, немецкие левые коммунисты сформировали новую партию — КРПГ(KAPD), своей боевитостью и влиятельностью ненадолго затмив своего «официального» конкурента. Через сеть организаций на рабочем месте (AAUD), левые коммунисты смогли на некоторое время достичь значительного присутствия в рабочем классе Германии, особенно в стратегически важных регионах Рура и Бремена. Во время реакционного Капповского путча в начале 1920 г., её активисты сыграли значимую роль в деятельности Красной армии, под чьим контролем одно время находился Рур.
Деление на фракции, непрекращающаяся полемика с большинством большевистского руководства и с новой силой возобладавшее соперничество с коммунистической партией и примкнувшей к ней левой социал-демократией, всё это способствовало ослаблению позиций левых коммунистов в рабочем классе после 1921 г. Возможно самой серьезной точкой расхождений внутри КРПГ был вопрос о природе партии. Одни, сплотившиеся вокруг Отто Рюле, утверждали, что так как «Революция — не дело партии» — партийная форма доставшаяся в наследство от буржуазии, то есть КРПГ, должна раствориться в новых организациях на рабочем месте, превратившись в адекватные инструменты осуществления пролетарской диктатуры. Против этого, большинство (КПГ – прим. пер.) провозглашало «теорию нападения», согласно которой, кадровая партия («твердая как сталь, прозрачная как стекло») стремиться вести пролетариат своим примером — с менее чем успешным результатом, как позднее в начале 1921 г. показало провальное «мартовское выступление».
В начале 20-ых гг. когда стало ясным что от Советов осталось одно название и Коминтерн подчинен интересам внешней политики Москвы, левые коммунисты порвали с большевиками. Внутри Европы же, относительная стабилизация классового конфликта после 1923 г. принесла с собой потерю их популярности у масс. Предоставленные сами себе, поредевшие левые коммунисты начали неспешно осмысливать пути дальнейшего своего развития. Разрабатывая одну из первых теорий государственного капитализма, они пришли к мнению о том что большевизм был продуктом последней из «великих буржуазных революций Европы».
Подобно Рюле, многие также начали сомневаться в пригодности партийной формы для коммунистической политики, отстаивая точку зрения о том что революционные группы должны заниматься исключительно воспитанием инициативы и самостоятельности у рабочего класса. Спонтанные же действия восставших масс создадут свои собственные организации, и эти организации, вырастающие из самой общественной жизни, будут способны самостоятельно положить конец нынешнему порядку.
На протяжении 30-х гг. несколько небольших но активных изданий были местом дебатов и дискуссий «коммунистов рабочих советов», как эти левые коммунисты начали себя называть. Возможно самым известным из них были «Интернациональные известия советов» Пауля Маттика (позднее «Живой марксизм») с которыми сотрудничали Рюле, Паннекук и Карл Корш. В то время как основная деятельность этих изданий — теоретическая работа и политический анализ имели высокую ценность, изолированность коммунистов рабочих советов продолжилась и в следующем десятилетии. Понятно,что атмосфера холодной войны была еще более отвратительна для тех кто видел в соперничающих блоках лишь разные формы буржуазного империализма.
Подобно другим течениям старого коммунистического движения, коммунизм рабочих советов был «переоткрыт» радикалами 60-ых и 70-ых гг. Не привлекая внимание ленинистских групп, это течение всё же значительным образом повлияло на взгляды либертарных левых после 1968-го. Но даже здесь распространение его происходило посредством других групп и мыслителей — ситуационистов, группой «Социализм или варварство», тенденцией Джонсона-Форест, всеми теми кто ранее порвал с ленинизмом и вступил в контакт с оставшимися коммунистами советов в 50-ые. В некоторых случаях родственные связи играли свою роль: Ноама Чомски, к примеру, познакомил с радикальной политикой дядя из Нью-Йорка — коммунист рабочих советов.
Во многих случаях, подобная либертарная интерпретация принимала форму «консилизма» («советизма»), т.е. идеологии прославлявшей прямую демократию советов, в тоже самое время сводя борьбу за бесклассовое общество к проекту рабочего самоуправления на производстве (можно вспомнить, к примеру, многочисленные дебаты в британском журнале Солидарность в 70-ых). В ответ на это, новое поколение ультралевых мыслителей возражало что «Социализм-это не способ управления капиталом, каким бы «демократичным» оно ни было, но полное его уничтожение».
Конечно, есть много за что критиковать и самих коммунистов рабочих советов, и некоторая полемика имеет место в той степени в которой их взгляды востребованы на сегодняшний день. Одним из непреднамеренных результатов их усилий по защите независимости рабочего класса, как от капитала так и от самозваных его спасителей, было застрявшее в прошлом восприятие его. Этот пробел оставил многих их современных последователей неподготовленными ко встречи с новыми реалиями рабочего класса, к примеру, с расовыми и гендерными вопросами. Хотя конечно, и другие левые страдают от подобных недостатков.
В тоже же время их упор на самоорганизацию рабочих как центра классовой политики, по-прежнему актуален. Советы революционных рабочих продолжали появляться в напряженные моменты классовых конфликтов на протяжении последних семидесяти лет: от Венгрии до Чили, от Польши до Ирана. Недавний пример был всего четыре года назад во время восстания в Курдистане в 1991 г. и , ясно, что он не будет последним.