Интересный анализ недавних бунтов в Швеции и современного европейского национализма, развенчивающий многие мифы русскоязычных правых.(прим РД)

Реакция на стокгольмские столкновения в России оказалась предсказуемой, а освещение в СМИ – вполне однозначным. Картина, автоматически сложившаяся в голове простого отечественного расиста, выглядит примерно так. “Чёрные обезьяны”, мусульмане, сидящие на пособии и бездельничающие за счёт государства, проявили чёрную же неблагодарность по отношению к истерзанным политкорректностью и мультикультурализмом шведам, пустившим их в страну из абстрактного гуманизма. Что касается непосредственного повода для беспорядков, то “их ярость вызвало столкновение полицейских с 69-летним мужчиной арабского происхождения, угрожавшего своей жене мачете. Поняв, что женщине грозит смерть, один из полицейских выстрелил в мужчину, убив его. Этот инцидент, произошедший в прошлом месяце, и явился причиной беспорядков, учиненных соседями погибшего, которые усмотрели в нем провокацию со стороны шведских властей по отношению к мусульманским общинам в стране”.

Всё точно, за исключением некоторых деталей. “Мужчина арабского происхождения” был токарем-португальцем, женатым на финке, и тихо жившим в Швеции уже тридцать лет. Жена, в отличие от полицейских, даже не подозревала, что её жизни что-то угрожает – однако токарь имел несчастье коллекционировать финские ножи и выйти с одним из них на балкон. Итог – выбитая дверь, светошумовые гранаты и выстрел в голову. “Это было недоразумение, и мы извинились” ((с) полиция). Извинения, в свою очередь, последовали не сразу. Согласно первоначальной версии полицейских, португалец умер спустя пять дней в больнице – однако, к полицейскому несчастью, охотников на португальцев сфотографировали в тот момент, когда они выносили уже мёртвого токаря из дома. Вдобавок, финнов в Швеции довольно много, у них есть собственные издания, и финскоязычная пресса, вместо того, чтобы отнестись с пониманием к борцам с португальским нашествием, цинично опубликовала высказывания родственника жены, проявившего явное непонимание важности и необходимости расстрела португальцев за появление на балконе с финским ножом. То же непонимание продемонстрировали местные дикари, решившие, ничтоже сумняшеся, собраться на площади и протестовать против невинных развлечений полиции. Естественно, обезьян начали чуть-чуть бить и косметически травить собаками. Клеветнические высказывания, такие, как фраза типичного чёрного дикаря по имени Боян Джорджич “собак спускают на женщин и детей”, разумеется, не соответствуют действительности.

И, естественно, бесстыдной ложью является этот пассаж чёрной обезьяны русского происхождения. “Швеция тяжёлая страна. Сами шведы далеко не самый приятный народ в мире. Про шведскую полицию вообще молчу: подловатые, лживые, надают вам тумаков, потом скажут, что “так и было”. Более того, могут вас же ещё обвинить за нападение на них! Злоупотребление властными полномочиями для местных полицейских обычное дело. Особенно в отношении иностранцев, хоть белых, хоть серых, хоть чёрных. Поверьте, я лучше знаю эту систему и их людей. Так что не судите строго иммигрантскую молодёжь. Они во многом правы. Конечно, поджог машин не самый лучший способ протеста, но у этой молодёжи нет других возможностей высказать своё возмущение. Устраивать демонстрации с плакатами? Вряд ли поможет. Да и те же полицейские быстро разгонят”.

Утверждают, что всего в “погромах” участвовало до 100 человек, и поджоги машин были прекращены во многом усилиями самих иммигрантов – волонтёры начали патрулировать проблемные районы – но это, разумеется, ничем не подтверждённые домыслы, призванные обелить “чёрных”.

В целом, пятидневка ненависти, устроенная российскими любителями сопереживать угнетённым белым людям в Европе, производит анекдотическое впечатление – отечественные “расово полноценные” особи для толерантных шведов примерно такой же этнический мусор, как арабы, сомалийцы, поляки и югославы – с тем нюансом, что русофобия в Швеции имеет давнюю и почтенную историю. Впрочем, оставим сарказм и посмотрим на фактическое положение дел на Старом континенте.

Начнём непосредственно с Швеции. Импорт рабочей силы для неё – отнюдь не проявление абстрактного гуманизма. Шведский “социализм” уже изначально в значительной мере строился на прочном основании дешёвого труда иммигрантов – в 1960-1970-х это были в основном выходцы из Финляндии и Южной Европы. Тем более актуальным “импорт” является сейчас – шведское общество быстро стареет, люди старше 65 лет уже составляют почти 20% населения, а в ближней перспективе их доля достигнет 30% (для сравнения – в России доля населения той же возрастной группы пока составляет лишь 13%, однако быстро растёт).

Как следствие, доля иммигрантов и их потомков в Швеции составляет около 20%. При этом подавляющее большинство отнюдь не сидит на шее у государства – иммигранты, например, составляют 41% сотрудников клининговых служб (попросту уборщиков) в целом по стране, и 80% – в Стокгольме. Каждая вторая лицензия врача в Швеции выдаётся “понаехавшим”, среди менее квалифицированного медицинского персонала их доля ещё выше.

Тем не менее, фактом остаётся то, что уровень безработицы среди иммигрантов намного выше, чем среди коренных шведов – 16% против 6%, среди молодёжи он достигает 30%. Среди чернокожих безработица почти стопроцентная. При этом дело отнюдь не только и не столько в “лени” иммигрантов – жить на пособие в Швеции в действительности крайне сомнительное удовольствие. Гипертолерантная Швеция в суровой реальности представляет собой весьма закрытое общество, построенное по принципу “чужие здесь не ходят”. Иммигранту – если только речь не идёт о “своих” западных европейцах – кратно сложнее найти работу; его карьерные перспективы заведомо ограничены (“мысли о том, что приезжий может стать во главе компании, не допустят ни он, ни тем более его начальник”). Полиция и социальные службы смотрят на “понаехавших” своеобразно.

При этом дело не в “войне цивилизаций” – наиболее крупной иммигрантской общиной в Швеции являются югославы, мусульмане составляют лишь 5% населения. Однако уровень “неинтегрированности” сербов, хорватов и боснийцев достаточен для того, чтобы обеспечить рекрутами самое мощное в Швеции преступное сообщество. “Чужаками” оказываются не только восточноевропейцы – как видно на примере застреленного португальца, и не только, жертвами ксенофобии оказываются и выходцы из Южной Европы. О нравах, процветающих в Скандинавии, говорит хотя бы то, что в соседней Норвегии объектом ксенофобии являются… сами шведы, выступающие там в качестве относительно дешёвой и трудолюбивой рабочей силы.

Иными словами, за декларируемой толерантностью скрывается отнюдь не самое терпимое общество – успешно блокирующее попытки чужаков “выйти в люди”. И это отнюдь не исключительно шведская экзотика. При этом в “нулевых” фасад европейского социального государства стал стремительно осыпаться под тяжестью госдолга, и первой жертвой “осыпания” стали беднейшие слои населения – по очевидным причинам в изрядной степени представленные иммигрантами. В Швеции работает программа экономии, постепенно снижаются пособия по безработице, растёт плата за “социальное” жильё. В мятежном Хюсбю был закрыт государственный медицинский центр, и заменён небольшим частным. Социальные программы сокращаются повсюду, уровень имущественного расслоения растёт.

В итоге там, где отечественному расисту видятся “мусульманские погромы”, сколько-нибудь трезвый взгляд обнаруживает классическое “восстание масс”. Состав участников парижских бунтов 2005-го и 2007-го демонстрирует сочетание и арабов Магриба, и выходцев из вполне христианской части чёрной Африки – и, например, сербов. Лондонский мятеж 2011-го показывает самую политкорректную гармонию между чёрным населением и расово полноценными белыми люмпенами (чавс), составлявшими до 30% погромщиков. В Греции гораздо более масштабные столкновения вообще не имели иммигрантского подтекста – местная молодёжь обошлась своими силами. Ни за одной из вспышек массового насилия не стоят исламисты – так, в случае со стокгольмскими столкновениями рупором протестующих стала левая организация “Мегафон“.

По сути, мы видим воспроизведение ситуации 1930-х, когда Великая депрессия привела к радикализации нижнего класса, а уличное насилие стало обыденным. При этом уже тогда “классовое” противостояние имело этнический оттенок – что породило когорту ультраправых движений. Скажем, французские националисты той эпохи невыносимо страдали от нашествия немецких гастарбайтеров, отбиравших рабочие места у коренного населения и “распространявших свою культуру”, размывая французскую национальную идентичность. Немцы боролись с польским нашествием с начала ХХ века, проклиная “покладистость ненадежно ощущающих себя пришельцев” и указывая на ужасы вытеснения коренного немецкого населения восточными варварами. В 1930-х борьба разгорелась с новой силой. Так, по мнению нацистов, “в том случае, если отсутствует возможность обеспечить всему населению государства гарантированный заработок, представителей чужих наций (не граждан Германии) следует выдворить за пределы рейха… Необходимо предотвратить любой вид дальнейшей иммиграции негерманцев”. Иммигранты, в свою очередь, составляли значительную часть того субстрата, на котором выросли левые движения 1930-х.

Сейчас история, по сути, повторяется. Левые вполне логично оказываются в одной лодке с иммигрантами – а навстречу им поднимается волна националистов. Влияние крайне правых медленно, но верно росло в течение последних двадцати лет. Так, на родине Брейвика, в Норвегии, крайне правая “Партия прогресса” превратилась во вторую по значимости политическую силу в стране (22,1% голосов) ещё в 2005-м. С 2008-го начался прорыв. Националистические Австрийская партия свободы (АПС) и Союз за будущее Австрии (СБА) набрали почти треть голосов на парламентских выборах. В 2010-м кандидат от АПС получил ту же треть на выборах мэра Вены. На выборах в Европарламент в 2009-м радикалы получили 56 мест из 736, резко усилив свои позиции в Австрии, Италии, Дании, Голландии, Англии, Греции, Румынии и Венгрии. Тогда же ультраправая “Йоббик” заняла третье место на выборах в Венгрии. Растёт и поддержка Британской национальной партии: если в 2001-ом за БНП отдали голоса лишь 47 тысяч избирателей, то в 2010 -ом – 564 тысячи. В том же 2010-м на региональных выборах во Франции вполне удачно выступил Национальный фронт Ле Пена, в шведский парламент пробились крайне правые “Шведские демократы”. В 2011-м весьма серьёзного успеха добились “Истинные финны”, став третьей по значимости силой в парламенте, а на выборах в Мекленбурге с неожиданно приличным для Германии результатом выступили неонацисты. Уровень поддержки Народной партии в Дании достигает 20%.

Однако восторг правоверных отечественных нацистов по этому поводу выглядит странно. Новые ультраправые либо спокойно, либо доброжелательно взирают на лёгкие наркотики, эвтаназию, однополые браки и прочие приметы “прогрессивной” действительности. Антисемитизм не процветает – более того, взгляды большинства “новых правых” откровенно произраильские. Герт Вилдерс, лидер голландских ультраправых: “Израиль является маяком и единственной демократией в этой отсталой и диктаторской части мира. Израиль очень близок к нам, к нашей европейской идентичности. Израиль сражается на нашей войне”. Новые ультраправые не испытывают родственных чувств к традиционным фашистам – напротив, они используют… антифашистскую риторику борьбы с наступающей тоталитарной идеологией ислама.

Идеологически для них характерен, во-первых, традиционный популизм во внутренней политике. Во-вторых, евроскептицизм. С пафосом рассуждая о культурном единстве Европы, они против превращения ЕС в “сверхгосударство” и против помощи свалившимся в долговой кризис слабым странам еврозоны. В-третьих, что практически прямо вытекает из евроскепсиса, взгляды большинства – откровенно проамериканские. Например, Вилдерс призывает к созданию единого антиисламского фронта в весьма примечательном составе: Германия, Франция, Великобритания, Канада и США. По сути это слегка завуалированное предложение Германии и Франции отправиться в “крестовый поход” против ислама под руководством Штатов.

Однако основным стержнем идеологии является, естественно, антииммигрантская позиция. Причём она оправдывается апелляциями к… толерантности, которую необходимо защитить от наступления тоталитарного ислама. Впрочем, спектр интересов “новых правых” не ограничивается мусульманами. Так, главным фигурантом антииммигрантской риторики Ле Пена в 2002-м и 2005-м годах был “польский водопроводчик Петр”, а национальный пафос Хайдера в значительной степени адресовался полякам (“нации автомобильных воров”), русским (“экспертам по вымогательству и шантажу”), югославам.

“Текущие” националисты активно поддерживают эту традицию. Голландские ультраправые, например, обзавелись специализированным сайтом, посвящённым проблемам “преступности, алкоголизма, употребления наркотиков, проституции”, создаваемым выходцами из Восточной Европы. С точки зрения соратников Вилдерса, “Европа может “засориться” не только мусульманами, но и поляками, румынами, болгарами, эстонцами и латышами. Риторика, адресуемая обитателям бедных стран ЕС, живо напоминает то, что отечественный националист обычно адресует таджикам: “трудовые мигранты из Восточной Европы доходят до того, что вываливают из контейнеров бытовой мусор честных голландцев и ковыряются в нем”. Равным образом, программа “Истинных финнов” содержала требование запретить русским покупать недвижимость в Финляндии.

Таков облик новых европейских националистов. При этом их идеология становится всё менее маргинальной. Относительно небольшое количество голосов, которое получают ультраправые на выборах, в действительности не отражает настроений большинства избирателей – судя по социологическим исследованиям, у европейского обывателя под маской политкорректности скрываются весьма развитые ксенофобские настроения. Например, две трети голландцев недовольны появлением в стране поляков, и столько же считают, что от них нет никакой пользы. На упомянутый антивосточноевропейский сайт за несколько дней поступило 32 тысячи жалоб. Больше половины немцев согласны с Тило Саррацином, выпустившим антимусульманский “труд”. Треть полагает, что когда работы не хватает, иностранцев нужно отсылать домой. При этом подобные настроения распространены как в средних слоях общества, так и среди элиты – например, журналистское расследование показало, что в “тайных” сторонниках БНП значатся “менеджеры ведущих компаний, профессионалы с престижными дипломами, люди с известными именами”.

Как следствие, традиционные политические партии постепенно дрейфуют навстречу новым правым. Заявление Ангелы Меркель о провале политики мультикультурализма и сходные высказывания Дэвида Кэмерона – только один из симптомов этих сдвигов. Так, представитель Лиги Севера обзавёлся портфелем министра внутренних дел в кабинете Берлускони, Вилдерс сотрудничает с правящей коалицией, глава МВД Франции рассуждал о “неравенстве цивилизаций” и о превосходстве европейских ценностей над всеми остальными. Иными словами, политический мейнстрим активно правеет. Правые взгляды зачастую преобладают и в силовых структурах.

Параллельно у европейской молодёжи нарастают авторитарные симпатии. Так, в Швеции 25% людей в возрасте от 19 до 29-ти лет считают, что будет хорошо или очень хорошо, если страной будет править “сильный лидер, которого не будут волновать парламент и выборы”.

 

Между тем, пока мы видим лишь самое начало европейского кризиса. Госдолг Еврозоны продолжает расти темпами, опережающими прогнозы Еврокомиссии, Евростат зафиксировал рекордный уровень безработицы, ВВП сокращается. Дальнейшее сжатие социальных программ практически неизбежно. Как итог, столь же неизбежна цепочка вспышек насилия со стороны нижнего класса – и “цветного”, и вполне белого. По-видимому, столь же неизбежен и рост влияния ультраправых – при этом отечественным ревнителям чистоты расы может очень не понравиться его конечный итог.

Евгений Пожидаев – международный обозреватель ИА REGNUM

Источник.