165 лет назад произошло событие, навсегда изменившее ход мировой истории. В революционном Париже окончились знаменитые «Июньский дни» — пятидневное восстание пролетариата французской столицы. Это была «первая революция, которая действительно расколола все общество на два больших враждебных лагеря» — буржуазии и пролетариата.[1]О ней сейчас не принято говорить в России. Считается, что это далёкая, тема, имеющая мало общего с отечественной историей. 22 июня — дата начала восстания — для нас остаётся только и исключительно днём начала Великой отечественной.

Однако Революция 1848 г. во Франции, как проблема исторического исследования, занимает значительное, хоть и весьма специфическое место в отечественной исторической науке и историографии. Об этом свидетельствуют литературно-публицистические произведения очевидцев и современников революции 1848 г.: П.В. Анненкова, Н.Г. Чернышевского, Ф.М. Тютчева, В. Милютина, М. Волкова, А. Карамзина, и многих других. И этот утраченный постсоветской наукой интерес был вовсе не случаен. Иначе просто быть не могло — «Июньские дни» прямо повлияли на крупнейших представителей русской революционной традиции — Герцена и Бакунина. Последний даже принял непосредственное участие в этих событиях. Тогда же Михаил Александрович стал приобретать свою репутацию яркого революционного авантюриста, о котором французский революционный демократ Марк Коссидьер сказал: «Что за человек! В первый день революции это просто клад, а на другой день надобно расстрелять».

Но что же в действительности произошло тогда? Всё началось в декабре 1847-го года, с крестьянского восстания на Сицилии. Крестьянские бунты происходили достаточно часто, и вряд ли кто-то из современников мог предполагать, что буквально через два месяца на это небольшое выступление наложится революция в тогдашней (не смотря на все потери Франции после поражения Наполеона) столице мира, Париже. Она, в свою очередь, привела в действие адскую машину, лежавшую тогда под всей европейской политической системой, покоящейся на реакционном «священном союзе» австрийской, русской и прусской монархий. Французская буржуазно-демократическая революция 1848 г. была «крупнейшим потрясением» не только в истории Франции, но и всей Европы и мира. Это было начало первого мирового революционного кризиса, означавшего не только «…полный переворот в международном положении Европы». Правда, новую международную систему отношений сформировала уже Крымская война.

Однако изгнание Орлеанов — королей-банкиров — и их главы правительства – министра иностранных дел Гизо (кстати, кроме прочего известного историка и одного из авторов теории классовой борьбы в её домарксовой версии) не привело к облегчению положения простых французов — рабочих и крестьян. Малоподготовленный к политической борьбе новый президент-поэт Ламартин стал заложником целого множества групп влияния. Справа на него давили правые республиканцы вроде Марраста и консерваторы вроде Адольфа Тьера (того самого, что возглавлял версальцев позже, в дни Коммуны в 1871-м, справедливо заслужив звание «кровавого ублюдка»). Слева же на него воздействовали Луи Блан, Альбер — рабочий, избранный во временное правительство в качестве министра труда и другие представители революционно-демократического и социалистического лагеря.

Во всяком случае, социальный вопрос, который должна была решить, как тогда казалось, революция, всё ещё остро стоял на повестке дня. Работа, специально созданной для этого «Люксембургской комиссии», пробуксовывала. Организованные же для преодоления последствий экономического кризиса общественные работы были малоэффективны и скудно оплачивались. По свидетельству Луи Блана, они мало чем отличались от того, что делали в подобных случаях средневековые французский короли.

Это привело к серьёзным разногласиям во временном правительстве, а в мае наиболее радикально настроенные элементы попытались свергнуть показавшую свой классовый характер власть. 15 мая Альбер, Огюст Бланки и Арман Барбес вместе со своими сторонниками захватили парижскую ратушу и начали составлять списки нового социалистического правительства. Это выступление было подавлено республиканской буржуазной гвардией. Консервативное большинство в парламенте воспользовалось этими событиями как предлогом для роспуска «Люксембургской комиссии» и «национальных мастерских» (предложенных Луи Бланом как основу проекта общественного переустройства). Официально мастерские уничтожили 19-го – 20-го июня. На следующий день вышло предписание об отправке работавших там лиц в возрасте от 18 до 25 лет в армию. Остальных предполагалось отправить на рытьё канала Сольдр.

Это была последняя капля, вызвавшая возмущения и без того измученных нуждой рабочих. 22-го по всему Парижу начались митинги и волнения, город стал покрываться баррикадами, а 24-го на выступление рабочих стала отвечать реакция в лице генерала Кавеньяка. Накануне временное правительство вручило ему диктаторскую власть. Этот старый вояка, повоевавший в Алжире во главе колониальной армии, в значительной мере собранной из всякого сброда, решил использовать свой опыт. Он уже был готов к новому витку революции, ибо навербовал из такого же сброда (преступников, люмпенов, низкоквалифицированных рабочих) отряды «мобилей». Вместе с буржуазной республиканской гвардией и регулярными частями они и принялись топить в крови выступление революционного пролетариата. Увы, им это удалось. Париж расстреливался из орудий, бивших по рабочим кварталам и баррикадам прямой наводкой. По свидетельству того же Марка Коссидьера, с 22-го по 26-е июня погибло всего около 900 восставших, остальные 10000 были расстреляны уже после восстания. И хотя современные историки приводят менее шокирующие цифры, вывод отсюда можно сделать только один. Классовое чутьё у реакционеров (хотя они всю классовую методологию на словах отрицают) развито гораздо лучше, чем у прогрессивных элементов. В то время как последние надеются мирно добиться социальных перемен (как Луи Блан, которого за это позднее справедливо критиковал Ленин), реакционеры не останавливаются ни перед какими террористическими методами, не брезгуют никакими средствами. Соответственно их поведению, в революциях и должен решаться вопрос о доверии. Это то, о чём нельзя забывать и современным сторонникам социального прогресса.