На фоне ужасных трагедий, которые происходят в нескольких милях отсюда, и еще более страшных катастроф, возможно, предстоящих в недалеком будущем, может показаться неправильным и даже жестоким говорить о других перспективах, способных – при всей своей абстрактности и неопределенности – послужить путем к тому, чтобы мир стал лучше, причем довольно скоро.
Я не раз бывал в Ливане и видел как моменты больших надежд, так и моменты отчаяния, смягчавшиеся лишь впечатляющей готовностью ливанского народа преодолевать трудности и двигаться дальше.
Первый мой визит, если это можно так назвать, состоялся ровно 60 лет назад – почти день в день. Как-то вечером мы с женой гуляли по северной части израильской Галилеи, когда к нам подъехал джип, из которого нам приказали поворачивать обратно. Оказывается, мы забрели в другую страну, случайно перейдя границу. Тогда она была необозначенной, а сейчас, скорее всего, ощетинилась оружием.
Это был мелкий случай, но он наглядно показал мне, что легитимность границ (да, в общем-то, и государств) – штука, в лучшем случае, условная и временная.
Практически все границы устанавливаются и поддерживаются с помощью насилия, причем весьма произвольно. Ливано-израильская граница была определена столетье назад Соглашением Сайкса-Пико, делившим Османскую Империю в интересах империалистических Британии и Франции. Ни люди, жившие на этой земле, ни даже ее ландшафт никого не волновали. Эта граница абсолютно лишена смысла, и именно поэтому ее так легко было пересечь, не зная об этом.
Если посмотреть на чудовищные конфликты, бушующие по всему миру, станет очевидно, что почти все они – наследие империалистических преступлений и порождены границами, которые великие державы проводили в собственных интересах.
Скажем, пуштуны никогда не признавали Линию Дюрана, которой Британия отделила Пакистан от Афганистана – более того, ее никогда не признавало ни одно из афганских правительств. Однако современным империалистическим державам выгодно объявлять пересекающих ее пуштунов «террористами» и превращать их дома в мишени для жестоких ударов американских беспилотников и сил спецназа.
В мире не так уж иного границ, так тщательно охраняемых с помощью самых современных технологий и служащих предметом такой страстной риторики, как граница между Мексикой и Соединенными Штатами – двумя дружественными странами.
Эта граница была установлена в XIX веке в результате агрессии США. Однако до 1994 года, в котором президент Билл Клинтон начал милитаризировавшую ее операцию «Привратник» (Operation Gatekeeper), она была вполне открытой.
До этого люди спокойно пересекали ее, чтобы увидеться с родными и близкими. Очень вероятно, что операция «Привратник» была связана с еще одним произошедшим в том же году событием – а именно с вводом в действие Североамериканского соглашения о свободной торговле. Следует отметить, что выражение «свободная торговля» неправильно передает суть этого документа.
Администрация Клинтона, без всякого сомнения, понимала, что мексиканские фермеры, как бы эффективно они ни хозяйствовали, не смогут конкурировать с активно субсидируемым агропромом США и что мексиканский бизнес не будет способен конкурировать с американскими транснациональными корпорациями, по условиям соглашения получавшими в Мексике особые привилегии – в частности, так называемый национальный режим. Эти перемены практически неминуемо должны были заставить иммигрантов потоком хлынуть через границу.
Некоторые границы размываются параллельно с тем, как слабеют та ненависть и те конфликты, которые они символизируют и поддерживают. Наиболее характерный пример этого – Европа. Она столетиями была самым жестоким регионом в мире, охваченным отвратительными и кровопролитными войнами. Именно выработанная в ходе этих конфликтов технология и культура войны позволила Европе завоевать мир. Тем не менее, после последнего всплеска неописуемого варварства – Второй мировой войны – европейцы перестали уничтожать друг друга.
Ученые связывают это с идеей о миротворческой сути демократии, предполагающей, что демократические страны не любят воевать друг с другом. Однако, возможно, европейцы просто осознали: в их руках оказалась такая разрушительная мощь, что следующая их попытка поиграть в любимую игру окажется последней.
Тесная интеграция между европейскими странами не обходится без серьезных проблем, но по сравнению с тем, что было раньше, она – большой шаг вперед.
Аналогичное развитие событий на Ближнем Востоке, на котором до последнего времени границы фактически отсутствовали, было бы затруднительно назвать не имеющим прецедентов. И ближневосточные границы действительно размываются, хотя и ужасными методами.
Неотвратимое, по-видимому, сползание Сирии к самоубийству означает распад страны. Опытный ближневосточный корреспондент Патрик Кокберн (Patrick Cockburn), сейчас работающий в The Independent, прогнозирует, что сирийские события и их региональные последствия могут привести к концу режима Сайкса-Пико.
Гражданская война в Сирии заставила вновь разгореться конфликт между суннитами и шиитами, ставший одним из самых страшных последствий американо-британского вторжения в Ирак, которое началось десять лет назад.
Курдские регионы Ирака и Сирии движутся к автономии и укрепляют взаимные связи. Многие аналитики предполагают, что курдское государство может возникнуть раньше палестинского.
Если Палестина когда-нибудь получит независимость на основе хотя бы чего-то близкого к преобладающему международному консенсусу, ее границы с Израилем, вероятно, будут размываться нормальным коммерческим и культурным обменом, как это и происходило в прошлом в периоды сравнительного спокойствия.
Это могло бы стать шагом к более тесной региональной интеграции и – возможно – к исчезновению искусственной черты, разделяющей Галилею между Израилем и Ливаном. Тогда люди снова смогут свободно ходить там, где мы с женой 60 лет назад перешли границу.
Подобная перспектива, на мой взгляд, дает единственную реальную надежду на решение проблемы палестинских беженцев, которую вторжение в Ирак и низвержение Сирии в ад лишили уникальности, дополнив целым рядом других гуманитарных катастроф.
Размывание границ и легитимности государств выводит на передний план серьезные вопросы о том, кому принадлежит Земля. Кому, скажем, принадлежит мировая атмосфера, загрязняемая парниковыми газами, количество которых, как мы узнали в мае, недавно перешло особенно опасный порог?
Или, используя формулировку, которой часто пользуются многие коренные народы, спросим иначе: кто будет защищать Землю? Кто будет отстаивать права природы? Кто будет управлять нашим общим достоянием?
Тот факт, что Земля сейчас отчаянно нуждается в защите от надвигающейся экологической катастрофы, вполне очевиден всякому разумному и грамотному человеку. Разница между реакциями на этот кризис – одна из наиболее примечательных черт современной истории.
На переднем крае борьбы в защиту природы стоят люди, которых часто называют «примитивными» – члены коренных и племенных сообществ (таких, как канадские Первые народности и австралийские аборигены), остатки народов, переживших натиск империй. Атаку на природу возглавляют те, кто называет себя развитыми и цивилизованными – самые богатые и могущественные страны.
Борьба за общее достояние принимает самые разные формы. В миниатюре она сейчас ведется на турецкой площади Таксим, где отважные мужчины и женщины отстаивают один из последних в Стамбуле клочков общего достояния от бульдозера коммерциализации и «облагораживания» и от автократического правления, уничтожающего эти древние сокровища.
Защитники площади Таксим – авангард мировой борьбы в защиту нашего общего достояния от этого бульдозера. Нам всем следует твердо и решительно принять участие в этой борьбе, если нам нужна надежда на достойную жизнь для человечества в мире без границ. Мы должны защитить то, что принадлежит всем людям, или оно будет разрушено.
Статья представляет собой отредактированную речь Ноама Хомского, произнесенную 14 июня 2013 года в Американском университете Бейрута.