Сан-Кристобаль, Мексика. – Эта нация зажата в тиски усиливающейся войны наркоторговцев, которая за последние пять лет унесла жизни 40,000 человек. Среднее количество убитых в день варьируется, но обычно измеряется десятками. Методы лишения жизни различны, от обезглавливания и нанесения увечий до удушения и выстрела в голову. Большинство мексиканцев “привыкли” к невыносимой жестокости и надеются на то, что реки крови не сотрут их с лица земли.
Но как бы то ни было, иногда один единственный инцидент может вызвать серьезную общественную реакцию. Хуан Франсиско Сицилья (Juan Francisco Sicilia) был одним из 7 друзей, найденных связанными и мертвыми на юге Мехико 28 марта. Улики, найденные на месте преступления, указывали на связь с наркокартелем. Их убийство привело к началу национальной мобилизации, вылившейся в новое общественное движение, ставящее своей целью изменить политику правительства от ведения бесконечной войны к принятию комплексного политического решения.
Хавьер Сицилья (Javier Sicilia), поэт и отец Хуана Франсиско, стал инициатором мероприятия под названием “Марш за справедливый и достойный мир”, трехдневное событие, которые переросло в массовый митинг в Мехико. Идея была достаточно проста – молчаливый марш с одним единственным слоганом “Estamos hasta la madre, no mas sangre.” “С нас достаточно, больше никакого кровопролития”. Эта идея зацепила общественное сознание, и 8 мая сотни тысяч людей маршировали по всему Мехико, требуя радикальных перемен в политике правительства.
На юго-востоке Мексики сторонники Сапатистской Армии Национального Освобождения (Ejército Zapatista de Liberación Nacional, сокр. EZLN) отозвались на призыв и объявили о своем намерении промаршировать 7 мая через Сан-Кристобаль да лас Касас, город, в котором Сапатисты впервые появились в январе 1994 года.
Прошло пять лет спустя последней подобной мобилизации Сапатистов, и многие люди вспоминают это движение как движение благородного восстания, вдохновившее миллионы, но со временем выдохшееся. Движение, ставшее жертвой горьких дебатов касательно подводных камней и возможностей политической избирательной системы.
Возвращение Сапатистов в Сан-Кристобаль выглядело как подведение итогов. Смогут ли Сапатисты достичь того же уровня, как раньше, когда они могли собрать более 10 000 тысяч протестующих в масках и оккупировать город на глазах у местной властной элиты, которая нервно задергивала шторы и ждала, затаив дыхание, со взведенными курками пока коренное население не уйдет?
С 2006 года Сапатисты укрепили свой автономный уклад посредством пяти “караколей”, самоуправляемых советов, чьи делегаты по очереди “составляют правительство”, получают необходимый навык, прежде чем передать эстафетный факел делегатам из другой деревни.
Целью этого является дать возможность как можно большему количеству людей научиться “быть правительством” без того, чтобы порождать бюрократический политический класс.
Сапатисты также повсеместно ужесточили связи с различными НПО и больше не содействуют иностранцам в посещении своих поселений. Тысячи посторонних людей, которые пробирались через горы и джунгли для того, чтобы научиться “делать революцию”, приходили с добрыми намерениями. В конце 90-ых они служили важным препятствием для армии и полувоенных вооруженных формирований, но они также нарушали ход повседневной жизни и порождали неравенство и зависть, привозя с собой деньги и подарки.
7 мая Сан-Кристобаль утопал в лучах солнца и главная площадь, на которой толпы журналистов боролись за место перед импровизированной сценой, была переполнена ощущением ожидания. Сапатисты появились длинной чередой мужчин и женщин всех возрастов, каждый из которых был в маске с номером караколя, к которому они принадлежали. Очень быстро площадь была переполнена, и к тому времени, как команданте открыли мероприятие исполнением национального гимна Мексики, повстанцы уже добились большой победы, организовав самую крупную демонстрацию, которая когда-либо проходила в Сан-Кристобаль.
В ней приняли участие порядка 20 000 человек, принеся с собой благоухание зерна и древесного дыма, и неуловимый дух сплочения, который был охарактеризован одним из аналитиков как “священный огонь движения”. Привлечение такого количества повстанцев в Сан-Кристобаль стало неимоверным достижением, поскольку каждая община была ответственна за свое передвижение и пищу, в то время, когда зерно, рис и бобы в таком дефиците.
У Сапатистов двойственные отношения с остальной частью Мексики. “Вот мы здесь,” – кажется, говорят они своим молчанием. “У нас своя земля и самоуправление в нашем маленьком уголке страны, что же делаете вы?”
Образ Хавьера Сицилья, одинокого человека, возглавлявшего марш беспомощных и возмущенных в Мехико, резко контрастировал с Сапатизмом. Повстанцы продвигались, приходили и уходили как единое целое, совместно используя транспорт и территорию. Подобное единение усиливалось наличием общих “средств производства”- кукурузных полей, которые лежат в основе выживания в условиях региональных и лингвистических разграничений.
30 команданте Тайного Революционного Индейского Комитета, формировавшие почетный караул на сцене, после события растворились в толпе, их лица остались неопознанными, а слова – анонимными.
И все же ситуация является очень нестабильной, по мере того, как коммуны Сапатистов сражаются за выживание и противостояние двойному давлению со стороны армии и полувоенных вооруженных формирований, и государственных средств, используемых с целью выманить повстанцев из рядов Сапатистов.
Тем временем на следующий день в Мехико по меньшей мере 70 жертв насилия использовали возможность, чтобы по очереди высказаться, включая Патрицию Дуарте, чей грудной сын сгорел заживо в детских яслях в Сонора вместе с 47 другими детьми. Сегодня в Мексике территория, на которой государство не может обеспечить безопасность своих граждан, охватывает земли от деревни Сан-Хуан Копала, Оксака (San Juan Copala, Oaxaca), жители которой были вынуждены в прошлом году массово спасаться бегством из-за насилия, которое поддерживалось тем же государством, до поселений родителей, чьи дети погибли в яслях. 1 января 2007 года Сан-Хуан
Копала провозгласила свою автономность по типу зоны Сапатистов, и была тут же осаждена полувоенными группами, имевшими тесную связь с правительством. В отличие от повстанцев в Чьяпас, у жителей деревни не было оружия, чтобы защитить свои требования.
В ответ на демонстрацию президент Мексики Фелип Калдерон записал телевизионное обращение, в котором он приравнивал призыв к прекращению государственного насилия к капитуляции перед лицом наркокартелей. “На нашей стороне сила, право и закон,” – заявил воинствующий Калдерон, настаивая на том, что армия будет оставаться на улицах и в качестве центрального звена его стратегии национальной безопасности.
Лишь несколько дней спустя после демонстрации Amnesty International выпустили отчет, в котором они обвиняли силы безопасности Мексики в фактах пыток, похищения и убийств людей, включая факты ложного обвинения жертв военного насилия в причастности к наркокартелям. Amnesty International также подвергли жесткой критике судебную систему Мексики за то, что ни один из членов вооруженных сил не понес уголовную ответственность, несмотря на наличие исчерпывающей доказательной базы по десяткам дел.
Хуан Сицилья заявил: “Мы не пытаемся свергнуть правительство. Мы хотим перестроить социальную структуру этой страны”. Сицилья заявил, что народ Мексики платит невыносимую цену за войну, которую невозможно выиграть, и о которой никто не просил, войну, курс которой определяется политиками “в шикарных ресторанах и офисах, которые содержатся на наши деньги.” К концу трехдневного марша интонации Сицильи стали более жесткими, возможно, по причине осознания того, что Калдерон не собирался обращать никакого внимания на его слова. Сицилья призвал к гражданскому неповиновению, в случае, если правительство будет игнорировать их требования. “Чтобы сопротивляться и отказываться платить налоги, нужна смелость, и мы все готовы на то, чтобы держать парламент в окружении до тех пор, пока наши требования не будут услышаны.”
Сицилия дал толчок развитию гражданской инициативы, которая набирает обороты и не имеет никакого отношения к дискредитированным политическим партиям Мексики. В 2006 году EZLN начали “la otra campana” – другую кампанию – попытка создать народное движение, которое отказалось от выборов и бросает государственному управлению вызов снизу. Если какой-то урок и был получен после 1994 года, так это осознание того, что Сапатисты не могут нести груз надежд в одиночку, и остальной народ Мексики должен внести свой вклад в то, чтобы выдержать эту ношу.
“Мы знаем, что вы ничего не поняли,” – пошутил один из делегатов от Сапатистов в Сан-Кристобаль, имея в виду перевод каждой из речей на несколько местных языков. “Но всё так, как оно есть, вам просто приходится мириться с этим. Спасибо за ваше терпение.”
Сапатисты остаются неутомимыми аутсайдерами в стране, оккупированной насилием и коррупцией, они потихоньку создают автономную альтернативу, живой пример того, чего может достичь дисциплинированная, настойчивая и длительная борьба. “Вы не одиноки,” – сказал Команданте Давид во время митинга, обращаясь к жертвам насилия по всей Мексике. Сапатисты слишком долго были одиноки в борьбе и подвергались насмешкам за отсутствие “здравого смысла” и отказ поддержать меньшее из трёх зол во время выборов.
За столь краткое время, что Хавьер Сицилья находился в центре всеобщего внимания, он уже успел сделать заключение о том, что если политическая система Мексики не сможет отреагировать на сложившийся кризис представительства, и если будет одобрен новый радикальный закон о безопасности, президентские выборы 2012 года станут бесполезной тратой времени: будет выбран кандидат, которому заткнет рот и скует по рукам и ногам институциональная коррупция, чье руководство страной будет постепенно вести к политическо-военной диктатуре.
Майкл Маккаухан