Совместное письмо из тюрьмы участника аксьон директ и ливанского
революционера.
Предисловие переводчика
Двух авторов этого письма — лидера «Аксьон директ» Жан-Марка Руйяна и основателя «Ливанских революционных вооруженных фракций» Жоржа Ибрагима Абдаллу — связывает дружба еще со времен совместной вооруженной борьбы на территории метрополии против международного капитала в интересах народов стран «третьего мира». Удивительно, но между французским и ливанским революционерами поразительно много общего, несмотря на то что познакомились они лишь в начале 80-х во Франции, в период деятельности основанных ими боевых групп (в 70-е годы Абдалла сражался вместе с другими ливанскими и палестинскими бойцами против фашиствующих христиан-фалангистов и поддерживающих их израильтян в период гражданской войны в Ливане, тогда как Руйян участвовал в европейском антифранкистском сопротивлении). Сравнительно недавно (2004 г.) судьба свела их вновь в тюрьме строгого режима Ланнемезан, и с тех пор имя соратника часто упоминается в книгах Руйяна. Тема одного из их разговоров, приводимых Руйяном в «Infinitif présent» («Бесконечное настоящее»), достаточно показательна: друзья обсуждают гибель их общей соратницы по борьбе Ульрики Майнхоф в тюрьме Штаммхайм в 1976 году (кажущуюся для них столь недавней, хотя прошло уже почти сорок лет), а также свой революционный долг, который их пытаются заставить ошельмовать; мимоходом мы узнаем об их одинаково восторженном отношении к идеям и личности Эрнесто Гевары. Об их идейной близости свидетельствует и во многом общий для них круг чтения, о котором рассказывает Руйян: «Классовая борьба в СССР» Шарля Беттельхейма соседствует в нем с речами Александры Коллонтай, стихами Назыма Хикмета и произведениями Бертольта Брехта. Таким образом, их общение, прервавшееся почти на двадцать лет со времён вооруженного подполья, продолжилось и получило новое развитие уже в тюрьме.
На момент написания этого письма оба находились за решеткой уже более 20 лет, и, казалось бы, надежды на их выход должны были окончательно улетучиться.
Однако же, благодаря их общим усилиям (Руйяна как писателя и Абдаллы как публициста), им удалось пробить информационную блокаду: Руйян был освобожден еще в 2011 году, с тех пор он пытался привлечь внимание к судьбе своего товарища, находящегося в тюрьме почти 30 лет — например, своим участием в презентации книги Абдаллы, содержащей, помимо прочего, выступление Мирей Фанон-Мендес-Франс (дочери Франца Фанона) в защиту ливанского революционера. Благодаря этому, а также неослабевающей поддержке французских и ливанских сторонников, в конце 2012 года было принято решение об условном освобождении Жоржа Ибрагима Абдаллы (судебная власть, впрочем, отнюдь не торопится воплотить его в жизнь, и он до сих пор находится за решеткой; но нет сомнений, что суд не сможет оттягивать исполнение решения вечно).
Один из примеров совместной работы двух революционеров, продолжавших бороться и в тюрьме, преодолевая общественное равнодушие к политзаключенным, — перед вами.
Письмо участникам манифестации
Сегодня днем у нас не будет возможности ни увидеться, ни поговорить с вами. Однако мы будем так близко, всего в нескольких метрах от вас. Нас разделяют тюремные стены и решетки. До нас долетят только ваши возгласы и взрывы петард. И мы решили написать вам эти несколько строк.
Многие из вас весьма дальновидны. Вы осознаёте, что борьба за освобождение политических заключенных связана с каждодневным сопротивлением в совсем разных сферах. Она стала частью вашей борьбы с капиталом и его неолиберальной гегемонией. Мы все знаем, насколько эта эпоха является решающей. Общий кризис системы не перестает углубляться, и буржуазия продолжает проектировать свои вечно ультрареакционные методы борьбы. Она приносит в жертву на алтарь своих прибылей элементарное выживание доброй половины человечества. Реакция наступает иногда скрытно, а все чаще и чаще с открытым лицом, там, где процесс фашизации особенно продвинулся. Консерватизм выставляется напоказ, по мере того как обостряется социальная и расовая дискриминация. Не проходит и месяца, чтобы какое-нибудь европейское государство не объявило о голосовании по поводу очередного закона об общественной безопасности, о декретах по более жесткому ограничению общественной жизни, о создании очередного спецподразделения и его применении против угнетенных.
Во всех уголках континента партии, еще вчера открыто называвшие себя фашистскими, институционализируются для того, чтобы доказать свою вновь обретенную невинность и участвовать в создании новых правительств. В этой серо-зеленой атмосфере можно ли удивляться ностальгии по «благословенным временам» колониализма? Неолибералы взялись за форменную отмену прав на труд, на жилье, на образование… Завоевания многих поколений рабочих сегодня в один момент оказываются перечеркнутыми. Целые регионы погружаются в гуманитарную катастрофу без надежды на будущее. А для того чтобы лучше замаскировать все эти облавы и разделить народные силы, запускаются гнусные медиа-кампании, мобилизующие общественное мнение во имя «общественной безопасности» и указывающие на новые классы, «виновные» своей потенциальной опасностью. Словно в конце XIX века или в 30-е годы XX века, реакция хочет выставить иноземного рабочего страшилищем, которое не может жить как «порядочный гражданин», лишено стабильной работы и придерживается иной религии либо не верит ни во что. Требования апартеида и всех форм социальной сегрегации отныне даже не скрываются. Совсем напротив, для многочисленных интеллектуалов и политиков они характеризуют их постмодернистский дух, способный воспринимать «без табу» процесс глобализации и новые общественные проблемы.
Репрессии предвещают жестокую эпоху. Мы могли бы привести десятки примеров этого тектонического сдвига. Приведем самые карикатурные, когда они направили GIPN (Groupes d’Intervention de la Police National — Группы вмешательства Национальной полиции), вооруженные до зубов, против бастующих почтовых работников в Бегле или GIGN (Groupe d’Intervention de la Gendarmerie Nationale — Группа вмешательства Национальной жандармерии) на вертолетах против устроивших забастовку корсиканских моряков-транспортников из SNCM (Société Nationale Maritime Corse Méditerranée — Национальное общество моряков корсиканского Средиземноморья). А последней осенью (2005 г.) парламент проголосовал за введение чрезвычайного положения, для того чтобы усмирить бунт молодежи из предместий и установить режим заградительного огня в городах и народных кварталах. Следуя примеру американских неоконсерваторов, наши правители решили заключить в тюрьму ту значительную часть населения, которая дестабилизирована прекаризацией и которая этому сопротивляется, устраивая бунты или создавая экономику выживания. Они снижают социальные выплаты и увеличивают расходы на тюрьмы. Возводимые вновь тюрьмы сразу же заполняются заключенными.
В некоторых местах условия заключения оказываются кошмарными, и лишь репрессии громил в защитных шлемах поддерживают там шаткий порядок. Чем больше общество приближается к военному контролю над обездоленными и сверхэксплуатируемыми, тем более явно в качестве сердцевины общественной сферы проступает тюрьма. В центре репрессивной системы тяжесть политического заключения значительно возрастает. Столько политзаключенных не было даже в период алжирской войны, а ведь их держат в неволе иногда более 22 лет. Осуществление наказания, вынесенного специальными трибуналами, более не является единственной преследуемой целью. Кто еще может этому верить? На протяжении десятилетий многочисленным заключенным судьи отказывают в условном освобождении из-за того, что те не отказываются от своей политической идентичности.
Отныне политзаключенный, пораженный неизлечимой болезнью, не может воспользоваться законом Кушнера для отмены наказания. В январе министр юстиции объявил о том, что он примет решение об их освобождении только в час предсмертной агонии. Таким образом, политический шантаж действует даже в условиях медленной смерти. Право и закон низведены до простой грубой силы.
Для надежды на освобождение сотрудничество с истязателями является обязательным. Заключенный должен заново обрести себя, ошельмовав свои прошлые действия и действия своих товарищей. Цель — заставить нас публично покаяться и принудить к «признанию своих ошибок перед обществом». Сегодняшняя реакция, таким образом, заново изобрела старинное «позорящее наказание», и судьи прибавляют его к нашим приговорам к заключению.
20 лет как нет наших боевых организаций — как им и хотелось, их больше не существует нигде, кроме как в нашей коллективной памяти и в качестве части достояния левых революционеров-интернационалистов. Но их цель — уничтожить саму память о боевом опыте, который развивался на протяжении двух десятилетий в Европе и на Ближнем Востоке.
Многие из вас были слишком юны, когда за наш революционный долг нас бросили в тюремные камеры этого государства. Но следует помнить, что через нас тянется связующая нить поколений.
Наша борьба имеет глубокие и давние причины.
Жорж Ибрагим Абдалла вырос в Ливане в эпоху, когда структурный кризис ливанской целостности становился все более и более непреодолимым. Для того чтобы предотвратить любые изменения и противостоять радикализации народного движения и молодежи, буржуазия не поколебалась развязать гражданскую войну по религиозному признаку. Возникновение революционной палестинской реальности отразилось на региональной и ливанской обстановке и расширило спектр различных инициатив социальной борьбы, расцветавших в начале 70-х годов. Очень быстро она стала приоритетной мишенью для всех фашиствующих сил реакционной буржуазии. Таким образом, накануне того, как разразилась гражданская война в 1975 году, системный кризис поменял свою природу и ключевое значение. «Кольца нищеты» вокруг Бейрута, деревень и городов Юга, лагерей беженцев на подступах к главным городам отныне и на долгие годы вперед были включены в локальные, региональные и международные цели и задачи революционного движения… В напряженные моменты столкновения человечности и варварства, этой реальности борьбы, сопротивления и жертвенности, созревало политическое сознание и определялся революционный долг Жоржа Ибрагима Абдаллы. Вполне очевидно, что он сделал свой выбор перед лицом массовой резни, совершаемой фанатично-религиозной буржуазией всех мастей совместно с ее израильскими и франко-американскими союзниками. Карантинская резня, Набаа, Таль-Аззатар, Сабра и Шатила [лагерь палестинских беженцев в Бейруте] — и сколько еще подобных бойнь остались в нашей памяти! Так как же судьи смеют требовать от него в чем-то публично покаяться?
Будучи левым арабским революционером, он боролся, когда его страна была оккупирована израильтянами и империалистическими силами. И теперь, в наши дни, когда горизонт в этом регионе окончательно затуманен, он остается одним из последних заключенных старой гражданской войны.
В своей юности Жан-Марк Руйян много общался с представителями общины испанских беженцев-антифранкистов, и вполне естественно, что в 1970 году он взялся за оружие, объединившись с ними в герилье против диктатуры Франко. В это время Жорж Сиприани был простым рабочим на заводе «Рено» (Renault) в Биянкуре, хранящим память о рабочих забастовках в металлургии, в которых ему приходилось участвовать до этого. Натали Менигон выросла в народных кварталах окраины Парижа и рано стала революционеркой и синдикалистской. Таким образом, в конце 70-х — начале 80-х годов мы, имеющие разный опыт и кругозор, объединились со многими другими для того, чтобы создать единый антиимпериалистический фронт. Мы противостояли «холодной» войне и новорожденной неоконсервативной контрреволюции с ее остервенелым милитаризмом. Помимо прочего, мы довольно четко поняли, насколько сильно империалистическая агрессия против арабских стран и безнаказанность государства Израиль опираются на военизированное умиротворение населения в метрополиях. Здесь они держали свои базы для атаки и вынашивали идеологические концепции нового «республиканского» колониализма («чистая» война, право на вмешательство, защита «цивилизованных» колонистов, криминализация любых повстанцев).
Настолько, насколько мы смогли, мы попытались сломать их монополию на насилие. Ибо вместе с их экономической, финансовой, политической и идеологической монополиями она составляет главную опору для их диктатуры. Мы атаковали людей и структуры, связанные с империалистическими проектами, военные объекты НАТО, заводы по производству вооружения, представителей лобби по распространению ядерного оружия в прозападных странах, штаб-квартиры Интерпола и Международного валютного фонда…
И сегодня, в обмен на наше освобождение, они требуют, чтобы мы сами разоблачили наше сопротивление, чтобы мы признали его бесполезным и даже ошибочным, и особенно, чтобы мы сознались в наших «преступлениях» и осудили их. Криминализация и шельмование не остановятся до тех пор, пока наши «судьи» не убедятся, что их не могут оспорить. Что их неоколониальная политика повсюду встречает всеобщее одобрение или, по крайней мере, благожелательный нейтралитет. Нет! Криминализация наших действий равнозначна банализации их преступлений или соучастию в преступлениях. Сообщничество с убийцами и потрошителями палестинских лагерей и кварталов Бейрута, красные ковровые дорожки, которые они разворачивают для торжественных встреч отпрысков фашистов, продажи вооружений южноафриканским палачам или иранскому режиму, их прямое применение в криминальной войне между Ираком и Ираном… поставка всех видов вооружения, включая химическое, «Супер-Этандаров» [французский штурмовик производства компании «Дассо» (Dassault)], способных атаковать иранские города — Ираку… А также пособничество Франко и Салазару.
Помните, ни одна частица институциональной власти в Европе не избегла прямого или косвенного сотрудничества с иберийскими истязателями… А сегодня эти люди объясняют нам здесь без всякого стыда, что это было политически правильно!
Тогда, в антиимпериалистической борьбе, мы осознали один существенный элемент новой эпохи. Ключевой элемент революционной борьбы, который с тех пор никогда не может быть опровергнут: характер глобальной пролетаризации. Без сомнения, по причине того что они отказываются видеть дальше собственного носа, различные социологи и социал-демократические щеголи провозглашают обуржуазивание всех классов или даже их исчезновение. Однако тридцать лет роста производства и мирового рынка вкупе с промышленным развитием «социалистических» стран породили невиданный взрывной рост численности промышленных наемных рабочих. С этого момента, впервые в истории, мировой пролетариат составляет большинство населения планеты. Два фундаментальных признака этого широкого движения пролетаризации бросаются в глаза. Пролетаризация на периферии разворачивается в четыре раза быстрее по сравнению с империалистическим центром. Перед лицом контрнаступления буржуазии с целью восстановления нормы прибыли, она развивается на основе экстремальной прекаризации труда. Связанные с неолиберальной глобализацией, мировая пролетаризация и прекаризация неотделимы друг от друга. Вся политика социального протекционизма потерпела крах, потому что улучшение условий труда пролетариев здесь не может быть достигнуто без убедительных успехов в борьбе против империализма и неоколониализма. Поэтому действия революционеров во всем мире никогда еще так не зависели друг от друга. В антиимпериалистическом фронте мы всегда пытались подчинить все политические и практические решения одной цели. Совместно мы выразили ее в лозунге: «Вести борьбу в метрополии вместе с революционерами “третьего мира”».
Этой отсылкой к истории мы хотели отметить день солидарности с революционными левыми, находящимися в заключении. Потому что политическое заключение во французских и европейских тюрьмах — это открытая книга хроник угнетения и сопротивления. В том смысле, что живая память о прошлой борьбе открывает перспективы для будущей борьбы. Власть это превосходно понимает. Вот почему она продолжает месяц за месяцем свой шантаж последних оставшихся в живых заключенных, хранящих свой революционный опыт. Она надеется, что политическое заключение можно отменить и выторговать принятием точки зрения угнетателей. Мы это отвергаем и всегда будем отвергать! Мы будем продолжать сопротивление власти, как мы это уже делали в прошлом, и всегда коллективно!
Право критики нашего опыта принадлежит тем революционерам, кто готовится его преодолеть и радикально переосмыслить в борьбе.