Человек, недавно присоединившийся к анархистам, может подумать, что в заглавии присутствует тавтология. Примечательно, что многие из тех, кто считает себя Анархистами, полагают возможным говорить о”нелегальном анархизме” (и прочих похожих характеристиках радикальной деятельности). В какую бы обёртку ни была обёрнута речь обличителя, нельзя не признать, что существуют две противоположные точки зрения по вопросам прямого действия: другими словами, по самой сути анархической деятельности, когда мы воплощаем теорию в практику. Именно об этом антагонизме и пойдёт речь: о мнимом противоречии между”легальным анархизмом” и”нелегальным анархизмом”.

И мы можем смело употребить эпитет”мнимое” именно потому, что так называемый”легальный анархизм” – это противоречие вполне реальное. Любой, кто аппелирует к легальности, отказывается от Анархизма. Анархизм может быть только нелегальным — или это не Анархизм. Такова его природа. Иногда это настолько очевидно, что мы забываем об упоминании антиавторитарного характера анархической борьбы, забываем сделать акцент на антисистемности. Мы против системы и чертовски злы! Мы против всякой власти. Таков наш девиз. Именно поэтому, всякий и всякая, кто определяет себя как анархист(ка), немедленно, с самого первого мгновения, помещает себя вне рамок закона. Человек, считающий себя анархистом, автоматически является врагом системы доминирования.

Мы выступаем против общества и его законов. Все существующие на планете законы были приняты (и будут приниматься в будущем) с целью оказания юридической поддержки системе угнетения и доминирования. Поэтому если мы выступаем против государства, мы должны также выступать против законов, которые оправдывают и укрепляют его существование. Следовательно, можно сказать, что Анархисты нелегальны именно потому, что они —Анархисты. То есть, по своей природе. Теперь что касается всей этой путаницы (иного термина как”продукт либеральной пропагадны” я не могу найти), что касается”нелегального анархизма”. Давайте проясним ситуацию. Всякий раз, когда используется этот эвфимизм, каждый раз, когда вы видите термин”иллегалисты”,”нелегальные анархисты” и т. п., важно понимать, что речь идёт о”повстанческом Анархизме”, о соответствующих тактиках, методах и логике. И дискуссия преднамеренно ведётся в презрительной и унизительной манере. Говорящий как будто тычет обвиняющим перстом в”провинившихся” плохишей. Предположительно, с позиций”легального активиста”. Читай: с позиций отрицания Анархизма. Здесь будет уместно упомянуть девиз, приписываемый Камилло Бернери (Боб Блэк популяризировал его в 1980-х):”есть такие анархисты, которые являются злейшими врагами Анархии”.

Но прежде чем окунуться в историю так называемого”нелегального Анархизма” позвольте коснуться темы”легального Анархизма”, этой безответственной позиции, которая — как концептуальнно, так и практически — принижает анархическую деятельность, призывает к государственным репрессиям против анархистов и препятствует всякой деятельности сторонников Анархии. Чтобы понять, как и зачем столь двусмысленное понятие вообще появилось среди анархистов, чтобы объяснить интерес к использованию этого ярлыка, нам придётся задаться всё тем же вопросом: что такое Анархизм? Как заметил Бонанно, это вопрос, к которому необходимо возвращаться снова и снова. Даже Анархистам. Зачастую само участие в анархической деятельности провоцирует людей на обсуждение этого вопроса.

Альфредо Бонанно поясняет, что сама по себе необходимость снова и снова возвращаться к обсуждению этого вопроса связана с тем, что понятие Анархизма не может быть полным: нельзя прийти к соглашению по этому вопросу, нельзя сохранить его в ревностно охраняемом теоретическом наследии (из которого мы с такой радостью черпаем аргументы в словесных дебатах). И он прав. Парадоксальным образом те, кто называет себя”Анархистами” и при этом выступает за прямо противоположные ценности, пытаются представить Анархию как идеологию, которую можно заключить в стазис (сейф, о котором говорил Бонанно), чтобы”защитить” непорочную идею от всех”еретиков”.

Эти догматики Анархизма думают об Анархии как о подобии Библии — непререкаемом авторитете, из которого можно черпать цитаты на все случаи жизни. И при этом оставаться в неведении относительно реальной жизни. Странным во всей этой ситуации является то, что этот извращённый взгляд на Анархизм (если быть более точным, идеализированный взгляд) можно встретить в двух сильно различающихся ветвях движения.

Речь идёт о”эссенциализме” (подобие либерализма), и”историцизме” (прямом потомке марксистской теории, для которого Анархизм — это ещё один вид идеологии). В определённом смысле именно по этой причине Анархическое движение раз за разом отворачивается от реальной борьбы: снова и снова на поверхность всплывают эти старые байки, снова и снова анархизм дегенерирует до состояния идеологии. Мы уже говорили об этом и не устанем повторять: в любой момент времени, когда Анархизму удаётся уйти от собственных корней, движение обретает способность к творчеству как в теоретическом, так и в практическом аспектах. Именно в такие моменты возможно развитие движения, проявление его отцеубийственного характера.

К сожалению за редким исключением, большая часть истории либертарного движения написана людьми, далёкими от Анархизма. И по этой причине наша история сильно”подслащена” и”приведена в соответствие” с требованиями известных академических фигур (зачастую они лично вовлечены в деятельность примитивных общественных организаций, которые считают себя попутчиками анархистов). В результате мы имеем обширные многотомные работы по истории либертарной мысли, изложенные с позиций либерального гуманизма или марксистской исторической перспективы. Особенно остро это проявляется в поистине тошнотворных”либертарных” историях об испанском анархическом движении, которые созданы с конкретной целью вписать анархическую этику в рамки морали персонажей наподобие Карлоса Диаса (известного прохвоста на службе Ватикана), Виктора Гарсии и Фиделя Мири (который правил и редактировал истории, придуманные Абадом де Сантильяном и ему подобными). Тексты Буэнокасы и Гомеса Хауса ничем не лучше — ведь они рассказывают только о том, что совпадает с их взглядами на мир. При этом мы даже не говорим об”официальной” историографии, где обитают крысы вроде Анджело Эррерина Лопеса или Хуана Авилеса (проплаченные Испанией писаки). И, конечно же, подобное произошло и на наших родных берегах: у нас появились свои самородки вроде Роджера Барты и Арнальдо Кордовы. На ум также приходит ещё один отвратительный персонаж, которому кубинское правительство заказало исполнение”благородной” задачи стереть Анархизм со страниц истории острова. Речь идёт об Абрахаме Гобаре (он же — Фабио Гобар). По этой причине мы должны сами заниматься историческими изысканиями в анархической истории. Сами продираться через всю эту либертарную историографию. Черпать оттуда информацию и сверять её по альтернативным источникам, в том числе, по источникам врага и буржуазной прессе того времени. Как это не удивительно, в девяти случаях из десяти мы обнаружим намного больше полезной информации в этих антагонистических источниках (особенно, в СМИ), прежде всего — имена и даты, нынче забытые или игнорируемые. То же самое касается и”официальной” истории, вроде текстов Эррерина и компании. Иногда в них попадаются даты, почерпнутые в полицейских архивах. В этих текстах, наполненных академической страстью и снабжённых ярлыками”Общественная История”, мы также можем найти немало полезной информации. Эти аналитики смогли найти ряд важных имён и представить на суд публики некоторые факты. Их намерением было дискредитация движения, представление анархистов в качестве бандитов и террористов. Но за неимением объективных исследований приходится иметь дело с тем, что есть.

Итак, вернёмся к теме нашей беседы. Стоит отметить, что почти всегда, когда кто-то говорит о “нелегальном Анархизме”, на самом деле речь идёт о повстанческом Анархизме, о наборе Анархических стратегий, применяемых во Франции, Италии, Бельгии, Швейцарии и США в течении последних двух десятилетий XIX века и первых трёх десятилетиях XX века. Именно этот период нашей истории (на самом деле, он охватывает больший период времени), когда в результате Анархического Конгресса в Мадриде в 1874 году были составлены заявления о повстанческой деятельности и так называемых”акциях возмездия”, стал решающим в формировании этого ложного противопоставления:”легальный Анархизм” против”нелегального Анархизма”.

Конфликт получил стремительное развитие в ходе расследования во Франции”дела Дюваля” в конце XIX века. Экспроприация, проведённая анархистами Дювалем и Тюрке (участники группы”Батинёльская пантера”), а также последовавший арест Клемента Дюваля (который ранил при задержании полицейского инспектора, руководившего операцией), повлелки обширные дебаты. Очень скоро эти противоречия выплеснулись на страницы газеты La Revolte, выпуском которой заведовал Кропоткин и стали обязательной темой для большинства дискуссий внутри Анархического движения. Суждения с позиции системы морали и этики не заставили себя ждать. Именно так в анархическом сообществе и появились”легалисты”: это те, кто призывает к эволюционному и образовательному Анархизму, который в ходе устной и письменной пропаганды и организации масс должен был воплотить их мечты о справедливом и свободном мире. Всех, кто действовал вне рамок закона, они клеймили”преступниками, врагами анархической идеи”. И всё же Дюваль постарался прояснить свою позицию в письме к судье. Позвольте мне процитировать фрагмент:”В материалах по своему делу, с которыми я смог ознакомиться в тюрьме Мазас, значится”покушение на убийство”. Я искренне полагаю, что я действовал в рамках самообороны. Да, мы с вами по-разному понимаем этот термин. Я — анархист, или, лучше сказать, сторонник Анархии, поскольку в нынешнем обществе невозможно быть анархистом. Я не признаю главенство закона, поскольку по личному опыту знаю, что закон — это проститутка, которая потакает прихотям того или иного богача, того или иного класса. Поэтому если я и ранил этого агента Россиньоля, то только лишь потому, что он прикрывался законом. Я ранил его во имя свободы. Мои принципы абсолютно логичны, следовательно, я не покушался на убийство”. Конец цитаты. Этим письмом Дюваль даёт ясно понять, что он анархист и само собой разумеется, что его действия лежали вне рамок закона. Своими словами он только подчеркнул истину, озвученную нами выше:”Мы — анархисты и потому нелегальны, другими словами, мы нелегальны по своей природе”. В своем выступлении перед судьёй 11 января 1887 Клемен Дюваль заявил, что собственность — это кража, что её охраняет исключительно закон и буржуазное право, что те, кто накапливает капитал на самом деле аппроприируют коллективное достояние, и что именно они являются настоящими ворами, а вовсе не те люди, которые действуют из нужды, по праву существования пользуясь своим преимуществом в разграблении награбленного. Эта речь ещё раз продемонстрировала, что Дюваль придерживался Анархических принципов, несмотря на мелкобуржуазные попытки дискредитации со стороны легалистов.

Смертельный приговор был воспринят как кара за приверженность анархическим идеям. В ответ на решение суда поднялся шквал голосов отважных, которые не побоялись встать на защиту Анархии. Одним из них была Луиза Мишель, которая с криком”Viva Anarchy!” требовала объединения всех сознательных революционеров ради борьбы против приведения приговора в исполнение. И под сильным давлением смертный приговор был заменён на пожизенное заключение в Гвиане.

Дюваль бежал из Гвианы и перебрался в США, где поселился в Нью-Йорке. Благодаря поддержке и солидарности итало-американских анархистов, он смог продолжить свою деятельность — на этот раз, в издательстве”L’Adunata del Refrattari’. Эта”рефлексирующая” (что следует из названия) периодика была одним из самых жёстких анархических изданий того времени на территории США. Именно благодаря ему удалось распространить бунтарское сознание и сформировать на территории Северной Америки Анархическое движение с откровенно повстанческими тенденциями. Следуя тому же повстанческому замыслу, великое множество работ увидело свет в конце XIX века в различных частях Европы, прежде всего в Италии, Франции и Испании. Самые выдающиеся были напечатаны в Барселоне, Валенсии и Сарагосе. Как правило, этим занимались беглые итальянские анархисты, осевшие на территории испании. Издания вроде”Эхо бунтовщика”,”Общественный вопрос”,”Мысль и динамит”, подготовленные группой Паоло Щичи”La Revenge” под редактурой Пауля Бернара (в том числе,”Месть Равашоля”) помогают составить представление о деятельности так называемых”нелегальных анархистов” конца XIX века.

Ещё одним выдающимся парижским коллективом (выдающимся благодаря успешным экспроприациям) в конце 1880-х была ячейка”Los Intransigentes”. Её основали два итальянских анархиста, проживавших во Франции: Пини и Пармеджиани. Вскоре после своего”случайного” задержания по запросу итальянского правительства Витторио Пини выступил в защиту революционной экспроприации, внеся важный вклад в дебаты об этой практике. В ходе обыска в его квартире был обнаружен внушительный арсенал и большая по тем временам (1889 г.) сумма в 500 франков. В результате обыска полиция смогла выйти на Пини и некоторых его companer@s [sic.]
Приговор Пини к 20 годам каторги снова вызвал дебаты по вопросам прямого действия, на этот раз на страницах”La Revolte”. Мнение редакторов выражено в одном из номеров. Позвольте процитировать:”Пини никогда не действовал в качестве профессионального вора. Он — простой человек и живёт по-простому, даже можно сказать, по-бедному. Он грабил для пропаганды, и этого никто не может отрицать. На суде Пини взял на себя всю вину за проведённые акции. Он выступал в защиту анархического принципа права человека на кражу, или, лучше сказать, на экспроприацию”. Конец цитаты.

Дела Дюваля и Пини ставят перед нами вопрос революционной экспроприации. Эта практика находится в контексте прямого действия и повстанческих тактик. В очередной раз к ней вернулись в ходе Интернациональной Конференции в Париже в 1889 г., правда без особого успеха: никаких договорённостей по этому вопросу достичь не удалось. И всё же по вопросам прямого действия (не только экспроприаций) с точки зрения перманентного восстания существовало чёткое представление о его полезности в качестве акций возмездия и пропаганды делом.

Это видно на примере Анархического Конгресса, который прошёл в Лондоне в 1881 году. Кстати, в качестве анекдотической заметки хочу отметить, что почти все источники отдельно отмечают участие в Конгрессе мексиканского Анархиста. Если верить протоколам Конгресса, то его участники полагали важным”изучение химии с целью получения взрывчатых веществ”. Также сохранились заметки об инфильтрации полицейских агентов и их постоянных попытках по дискредитации мероприятия, которое они пытались представить сборищем опасных международных”террористов”.

Противоречие между двумя группами анархистов зависит от того, что мы думаем о прямом действии. Одни оправдывают экспроприацию и пропаганду делом и, в конце-концов, выработали обширный репертуар ценных и полезных практик. Их слова не расходились с делами, а средства выбирались сообразно целям. Другие, также считающие себя анархистами, осуждают первых как”аморальных””сторонников насилия”. Именно вторая категория изобрела ярлык”иллегалист”, которым пестрят статьи и дебаты сегодняшнего дня.

К сожалению, данное противоречие было с нами всю нашу историю и в конечном счёте было признано (или, во всяком случае, ассимилировано) как этакая”анархическая двойственность”. Корни этой двойственности уходят глубоко в прошлое, и мы упорно тащим её за собой в будущее. И всё же, это – мнимое противоречие. Оно основано на некритическом использовании извращённых и оппортунистических терминов и укреплении того рода отношений, о которых мы говорили в самом начале. О тех отношениях, фальшивая фамильярность которых с Анархизмом может только подтолкнуть нас к наиболее решительному и насильственному разрыву.

В этом отражаются противоречия ещё одной ложной дихотомии, которая изо всех сил пытается укорениться в Анархизме. Речь идёт о тезисе, что будто бы существует”два Анархизма”. Как мы уже много раз говорили (и для нас это является ключевым моментом), для нас Анархизм — это живой синтез теории и практики, основанный на открытости к новым формам мысли и действия, воплощаемых движением бунтарей. Специфичность нашего движения — это бескомпромиссный, несовместимый с либеральным идеализмом, разрыв, с системой доминирования и методами формирования общественных классов. Оно (движение) выходит за рамки ограничений марксистского взгляда на экономику за счёт оригинальной и непередаваемой способности к саморефлексии.

Первые три десятилетия XX века явили миру подъём повстанческого анархизма, его тактик и методов. В годы, предшествующие Русской Революции, произошло расширение и обощение борьбы, когда повсюду была развёрнута экспроприационная деятельность и пропаганда действием. Большую известность во Франции получила группа”Ночные работники”, также известная как”Абевильская Банда”. Известность эта пришла благодаря вооружённой стычке между участниками группы и полицией после одной неудачной акции. В ходе конфликта Якоб Александр Прюво (также известный как Мариус Якоб) застрелил офицера. Он, а также его мать и его жена, составляли ядро этой группы.

После серии незначительных экспроприаций власти вышли на его след и арестовали за хранение взрывчатых веществ. Его приговорили к 6 месяцам тюрьмы. Вскоре после этого его снова арестовывают, но Якоб удачно разыграл сумасшествие и вместо 5 лет тюрьмы получил принудительное лечение в психиатрической больнице, откуда он сбежал в Сют. Там он принялся за организацию группы единомышленников, которые, хотя и не называли себя анархистами, разделяли его принципы (я снова цитирую):”использовать оружие исключительно для защиты собственной жизни и свободы от посягательств полиции; красть только у паразитов на теле общества; у предпринимателей, банкиров, судей, военных, знати и священников; никогда у тех, кто посвятил себя благородному и полезному труду; ни у учителей, ни у врачей, ни у художников, ни у ремесленников, ни у рабочих. Часть вырученных денег передавать на пропаганду анархизма.”

В марте 1905 года Якоб предстал перед судом в Амьене, обвиняемый в 150 экспроприациях и убийствпе полицейского по фамилии Прюво. Ему грозила гильотина. В ходе процесса он озвучил перед судом свои идеалы (и снова цитата):”я предпочитаю сохранить свою свободу, независимость и человеческое достоинство вместо того, чтобы подчинить свой труд господину. Говорю прямо и без эвфемизмов: я предпочитаю красть сам, чем терпеть, когда крадут у меня.” Он избежал гильотинирования, но получил 26 лет каторги в Кайенне. После 17 попыток побега с Острова Дьявола и отбыв 20 лет срока, он вернулся во Францию. В 1936-м, привлечённый пламенем Испанской Революции, Якоб отправляется в Барселону, чтобы сражаться в рядах либертарного движения. Его опыт был очень полезен для анархического ополчения. И поскольку ни Асказо, ни Дурутти не присутствовали в то время в Барселоне, именно Якобу пришлось столкнуться с”легалистами”, которые узурпировали контроль над движением. Разочарованный открывшейся ему реальностью испанской революции, он написал: “Где анархисты? В массовых могилах. Преданные товарищами в тылу, они избрали самопожертвование на фронте.” Конечно же, Гимес Каза и Виктор Гарсия не снизошли до упоминания этой оценки испанского антифашистского фронта.

Ещё одна французская ячейка, известная как “Банда Бонно””, заслуживает отдельного упоминания как одна из многих групп повстанческих анархистов, получивших известность в Европе в начале XX века. Деятельность группы началась под влиянием Жюля Бонно и группы повстанческих анархистов, выпускавших “иллегалистский”журнал L’Anarchie. На заре XX века теория революционной экспроприации и пропаганды действием популяризировалась большим количеством периодических изданий повстанческих анархистов. Это дало возможность к теоретической проработке и включению этих тактик в более широкое пространство повстанческой деятельности.

По другую сторону океана история не менее богата, и вместе с тем в такой же мере извращена: как только мы пытаемся раскопать информацию по деятельности повстанческих анархистов в Америках, оказывается, что значительная её часть была или утаена, или уничтожена. Приходится вить нить истории из того, что есть.

Можно утверждать, что предтечей повстанческого Анархизма в Америках был Джулио Лопес Чавес, который поддерживал интенсивную экспроприаторскую и конфронтационную деятельность в 1867 и 1868 годах. По приказу либерального правительства Бенито Юреса его застрелили в июле 1868-го. Никто толком не знает, как на самом деле звали этого человека: в одних источниках его зовут Лопес Чавес, в других — Чавес Лопес. В газетах того времени встречается в том числе Джулиан Лопес Чавес (вместо Джулио). Как бы его не звали на самом деле (для простоты будем придерживаться версии Джулио Лопес Чавес), Лопес Чавес был вдохновлён идеями Фурье и Прудона, но быстро оставил идеалы мутуализма и стал Бакунистом.

Вот как он описывает переоценку своих ценностей (я снова цитирую):”Я — анархист, потому что я враг всех правительств. Я также коммунист, потому что мои братья хотят работать на общинной землёй. Родаканаты отрёкся от ученика, потому что не принимал повстанческий Анархизм. В его идиллическом эволюционном взгляде на общественные перемены не было место вооружённой борьбе за свободу. Джулио Лопес стал кошмаром землевладельцев в Калько и Текскоко. Его деятельность затрагивала также Морелос к югу, Сан-Мартин Тексмелукан к востоку и Тлалпан к западу. В ходе его экспроприаций он не только грабил фазенды, отнимая у богачей деньги, ценности, оружие и лошадей, но и перераспределял землю среди местных фермеров. В ходе многочисленных набегов он заслужил себе репутацию”бандита-коммуниста” (так его окрестили тогдашние газеты). Его группа в итоге расширилась до более чем 50 человек. Это позволило распространить анархическую пропаганду на большое количество местных фермеров и индейцев. После гибели в перестрелке повстанческая и экспроприационная деятельность продолжалась ещё до 1870 года, причём не только в первоначальном районе: акции распространились на Юкатан, куда были сосланы некоторые из его компанер@с [sic.] 24 февраля 1869 года 15 из них были застреляны в Мериде.

Повстанческая анархическая деятельность распространилась на соседние штаты, в том числе в Чиапас, где действовали три компанер@с Лопеса-Чавеса, которые принимали участие в индейских восстаниях 1869 и вооружённых нападениях на местные фермерские хозяйства. Игнасио Фернандес Галиндо, его жена Луиза Кеведо и Бениньо Трехо, бывшие товарищи Джулио Чавеса, принимали активное участие в организации борьбы и распространении анархических идей, а также в пропаганде делом среди индейцев народа Тзотзил. Фернандес Галиндо обучал их использованию современного оружия и радикальным революционным тактикам. Государственные чиновники жестоко отреагировали на восстание. Они потребовали”безусловной сдачи в плен всех преступников, сдачи оружия и выдачи агентов внешнего влияния, которые обманом и манипуляцией склонили мексиканский народ к восстанию.”

Один из плакатов того времени, адресованный к восставшим индейцам и расклеенный на улицах города Сан-Кристобаль де лас Казас, отлично иллюстрирует события тех дней. Итак,”Президенту известно, что вы творите, и он очень зол. И хоть мы здесь располагаем достаточным количеством солдат и оружия, он грозит прислать подкрепления, чтобы наверняка покончить с вами. Новые части прибудут из других мест. Они не знают вас. Они не любят вас так, как любим мы… покайтесь перед правительством, сложите оружие. Тогда мы поверим вам.”

В годы “Мексиканской Революции” самыми известными представителями повстанческого анархизма стали радикальные участники Либеральной Партии Мексики. Рикардо Флорес Магон и Пракседис Герреро жили и действовали именно в этот революционный период (хотя многие повстанческие анархисты из других стран не были склонны оценивать события того периода как”революцию”). В особенности это касается позиции итальянских повстанческих анархистов, которые, прочитав страстные хроники и воззвания, публкивовавшиеся в газете Regeneration, вдохновлённые зажигательными речами товарищей, выступивших в 1917-м году в Лос Анджелесе, отправились в северную Мекскику и присоединились к либертарному восстанию. Среди них были итальянские повстанческие анархисты Сакко и Ванчетти, прибывшие в Монтеррей, где собиралась группа итальянских анархистов, бежавших от призыва в армию США и Первой Мировой ради участия в”анархической революции”.

Очень быстро их постигло разочарование. Они пришли к выводу, что мексиканская”Революция” – не более чем политическая борьба за власть между противоборствующими партиями. Эта конкретная группа итальянских анархистов вошла в историю благодаря экспроприациям и пропагандой действием, которые проводились по всем США. Группа сформировалась вокруг газеты повстанческих анархистов Cronaca Sovversiva, над которой работали в том числе Сакко и Ванчетти. Эта италоязычная газета стала основным средством распространения повстанческих идей среди итальянских анархистов, проживающих на территории Америки.

Группа быстро росла и вскоре буржуазная пресса окрестила её как”Галлеанисты”, имея в виду главного редактора газеты, Луиджи Галлеани. В деятельности этой группы, которая скоро стала настоящей сетью, охватившей основные города США, принимали участие Никола Сакко и Бартоломео Ванчетти, Марио Буда (он же Майк Бода), Нестор Дондоглио (он же Жан Кроунс), Габриэлла Сегата Антолини, Луиджи Бачетти и другие, чьих имён я не помню. Вот неполный список компанер@с из этого коллектива: Франк Абарно, Пьетро Анджело, Кармине Карбоне, Андреа Чьофало, Ферручо Коаччи, Эмилио Кода, Альфредо Конти, Роберто Элиа, Луиджи Фальшини, Франк Мандезе, Рикардо Орчани, Никола Реччи, Джузеппе Сберна, Андреа Сальседо, Рафаэлле Шавина и Карло Вальдиночи.

Получившие широкий резонанс акции этих анархистов сделали их самой преследуемой революционной группой в США. И снова вышло так, что не только”официальная” история, но и либертарная тоже, рассудили так, что эти товарищи предстают буржуазными преступниками, их акции замалчиваются, их тексты, размышления и другие теоретические работы или замалчиваются, или”исчезают”. Единственное исключение — Сакко и Ванчетти.”Легалисты” на славу потрудились, переиначив историю и превратив их в”мучеников” анархизма. Точно также поступили и с чикагкскими анархистами:”Чикагкские мученики”. Одни и те же фокусы в попытке скрыть историческую правду. Стратегия, которая была избрана для защиты от государственного”правосудия”, превратилась в”факт”. Единственные анархические исследователи, которые не отрицают участия Сакко и Ванчетти в экспроприациях (за которые их и судили) — это Пол Авлрич и Альфредо Бонанно. Остальные авторы трудов о жизни Сакко и Ванчетти прикрываются фиговым листком”невинности”. Реальность такова, что Сакко и Ванчетти были активными членами группы, которая регулярно занималась экспроприациями. Полученные в результате этой деятельности деньги шли на публикацию анархической пропаганды и финансирование новых атак, ответных ударов по властям и помощь брошенным в тюрьмы и безработным товарищам, а в отдельных случаях — их семьям. В качестве целей всегда выбирались государственные объекты, капиталисты, церковники, банкиры, политики, промышленники, судьи, прокуроры, полиция.

Деятельность этой группы породила множество анекдотов (и мы можем потратить на них очень много времени), но некоторые акции заслуживают по крайней мере короткого упоминания. Например, нападение 24 ноября 1917 года на штаб-квартиру полиции в Милуоки. Была взорвана многокилограммовая бомба с чёрным порохом. Устройство собрал Марио Буда, эксперт-подрывник. Применяя к общему благу свои дарования, Луиджи Галлеани помог в написании и публикации руководства по подрывным работам, которое быстро разошлось среди повстанческих анархистов. Переводом на английский язык, по всей видимости, занималась Эмма Гольдман.

План по подрыву полиции был поистине хитроумным, поскольку в тот период времени полицейские участки находились в состоянии повышенной готовности из-за многочисленных анархических нападений. Поэтому чтобы обмануть полицию и заложить бомбу в казармах, анархисты первоначально разместили бомбу в церкви. Информация была передана предполагаемому полицейскому информатору. Полицейские сапёры немедленно выехали по адресу и изъяли бомбу из церкви. Она была перевезена в полицейский участок — копы думали, что обезвредили её.

Через несколько минут устройство взорвалось, убив 9 полицейских и одного гражданского. Таким образом удалось одним выстрелом убить двух зайцев: не только достичь цели, но и обнаружить информатора. В 1916 году Нестор Дондоглио организовал ещё одну атаку в Чикаго, которая стоит того, чтобы о ней упомянуть. Дондоглио — это итальянский повар, который взял себе имя Жан Кроунс. Узнав о роскошном банкете в честь архиепископа города — Манделайна , – о том, что на банкете будет присутствовать большая группа церковных сановников, он предложил свои услуги повара. Таким образом ему удалось отравить более 200 гостей: в супе оказался мышьяк. Никто не погиб: от волнения Дондоглио использовал слишком большие дозы мышьяка. В результате жертв отравления рвало и они исторгли отраву вместе с блевотиной. Единственный человек, скончавшийся через два дня после отравления — отец О’Хара из Церкви Св. Мэтью (Бруклин, Нью-Йорк), был капелланом в тюрьме Реймонд и надзирал за смертными казнями через повешение. Сразу после акции Дондоглио перебрался на Восточное Побережье, где прожил до своей смерти в 1932 году, укрываемый товарищами.

То время богато на примеры акций повстанческого анархизма, экспроприации и пропаганда делом встречаются тут и там. Смертный приговор Сакко и Ванчетти только подлил масла в огонь. В знак протеста против этого преступления произошло множество подрывов бомб в Гаване, Монтевидео, Буэнос-Айресе. В Аргентине и Уругвае также можно найти следы повстанческих анархистов, практиковавших экспроприации и пропаганду делом. Особенно выделяются Ди Джованни и его товарищи по оружию, а также ячейка (nucleus) Росинго, Уриондо, Мальвичини Передес и Васкеса. В Аргентине и Уругвае товарищи и в наши дни проводят экспроприации и пропаганду делом. Например, неудавшая экспроприация, закончившаяся перестрелкой с полицией и гибелью Амансера Фиорито и Нуэстро Уруба. Чили также может похвастать длительной историей повстанческого анархизма, экспроприациями и пропагандой делом, которые в недавнем прошлом отмечены трагической смертью Маури и ранением Лучано.

В Мексике экспроприации — распространённая практика, хотя как правило заявления об ответственности не публикуются. Кроме, пожалуй, Анонимного Анархического Действия Тихуаны, которые публикуют коммюнике об экспроприациях. Нельзя также забывать о товарище Мариано Санчес Аноне, арагонце, уроженце Мас де лас Матас, бежавшем в Мексику после триумфа Франко в Испании. Он прибыл в эту страну вместе с Армонией де Вивир Пенсано, близкой подругой, в порт Веракруз. Их незамедлительно определили на ферму в Санта-Сабина (Чихуахуа), где для Мариано Санчес Анона была возможна лишь работа поденщиком. Но он не отказался от анархических идеалов и продолжил революционную деятельность в Мексике.

Он быстро перешёл к организации рабочих на местах против эксплуатации. Вскоре он застрелил управляющего фермой. Объявленный в розыск полицией, он перебирается в Мехико-сити вместе с товарищем Диего Франсиско Саласом и создаёт группу из пяти испанских анархистов, отказавшихся предавать свои революционные убеждения (отказ от анархических взглядов был для них условием предоставления политического убежища в Мексике). Они провели множество экспроприаций, пока их не постигла неудача во время операции в пивоварне Modelo.

Центральная Анархическая Федерация и некая “Либертарная молодёжь“Сан Луи Потоси опубликуют отвратительное заявление с осуждением деятельности Мариано Санчес Анона, в частности, экспроприацию в пивоварне Modelo. Беженцы из испании будут названы не иначе как “гангстеры“. Это заявление опубликовано на сайте Виртуальной Библиотеки Biblioteca Virtual
Antorcha. Мариано Санчес Анон и его товарищи были осуждены в том числе так называемыми “бомбовой пожарной командой“, группой испанских “профессоров революции” в изгнании, которые считали своим долгом тушить огонь анархического восстания, когда это необходимо. Среди них — “анархист” Фидель Мири.

Замечательно, что, готовясь к этому докладу, мы наткнулись на очень ценный архив, который, пусть и слабо организован, проливает достаточно света на противоречия между “двумя Анархизмами“. Я говорю о документе Технического Комитета Помощи Испанцам в Мексике (Technical Committee to Aid Spaniards in Mexico – CTAE). Этот “комитет” интересен тем, что был создан Хуаном Негрином, главой республиканского правительства, как развитие Службы Эвакуации Испанских Беженцев, на деньги Республики.

Председателем комитета был Хосе Пуче, группа тесно сотрудничала с рядом министерств и Лазаро Карденасом для координации прибытия беженцев и расписания параходов. Эта… назовём её … “посредническая” деятельность обеспечивала также индивидуальные гранты, распределение жилья и продовольствия, управление ссудами на открытие дела. Уставной капитал организации был оплачен Республикой, министерством Сельского Хозяйства, Промышленности и Финансов. На эти деньги компания открыла следующие образовательные учреждения: Vulcano, Editorial Seneca, Instituto Luis Vives, Испано-Мексиканскую Академию, Испанский Колледж, а также ряд школ в других государствах. В интернете можно найти мемуары испанского беженца (‘memoirs of the Spanish Exile’), где содержится некоторая информация на эту тему, но основная её часть — в архивных документах. Самое удивительное в этом деле — участие ряда анархистов в работе комитета. Анархистов, которые “сообщали” об анархической деятельности в Мексике. В документах комитета можно найти отчёты Рикардо Местре, Фиделя Миро и Адольфо Эрнандеса о деятельности Мариано и других товарищей, которые клеймятся как “склонные к насилию“, “тупые милитаристы“, “грабители” и “бандиты“.

В любом случае… Возвращаясь в наши дни, революционная экспроприация остаётся основным источником финансирования анархических проектов, не только акций прямого действия, но и пропаганды, публикаций и т. п. В таких регионах как Греция и Италия, где повстанческий анархизм достаточно распространён, очень многие товарищи оказались в тюрьмах в результате неудавшихся экспроприаций. Альфредо Бонанно, Пипо Стейси, Кристос Стратигопулос и Яннис Димитракис (последние двое до сих пор в тюрьме) — все они жертвы молчания и осуждения со стороны “анархо-легалистов“. Товарищи Клаудио Лавазза, Джованни Барсия, Гилберт Гислени, итальянские повстанческие анархисты, находятся в испанских тюрьмах именно за экспроприации. Джорджио Родригес и Хуан Хосе Гарфия также сидят в тюрьмах за экспроприации, причём последний — с 1987 года. Помимо этого есть ещё оченть много товарищей, чьи имена я не могу назвать по памяти. И это если не брать в расчёт Чили и Аргентину.
Поэтому когда мы говорим о так называемом “нелегальном анархизме“, необходимо понимать, что речь идёт о подтасовке фактов колоссального масштаба, о том, что этот эвфемизм на самом деле означает повстанческий анархизм. Мы должны открыто поддержать обоснованность и ценность пропаганды действием и экспроприаций, мы должны признать, что эти тактики и практики находятся в полном соответствии с анархическими принципами, адекватны не только периодам оттока людей из движения сопротивления угнетённых, но и периодам подъёма, накопления сил. И именно поэтому наша деятельность не должна быть ограничена акцией ради акции, необходимо говорить о наших идеалах, принципах и причинах, побудивших нас действовать, необходимо, чтобы существовало понимание того, что наши атаки — это прямое следствие наших принципов, практическое воплощение наших идей. Поэтому мы категорически несогласны с товарищами, которые, подобно Мигелю Амори, несмотря на сильную критику “анархо-легалистов” и фарса с фиктивной организацией, основанной на устной и письменной пропаганде, тем не менее поддаются расхожему мнению, что анархизм в общем и целом видоизменился и отказался от тактик восстания, трансформировавшись в идеологию, чуждую борьбе угнетённых.

Да, в так называемый “переходный период анархизма“, после поражения испанского анархо-синдикализма, развернулось широкое производство идеологии во всех аспектах анархической мысли, случилась деградация движения и отказ от всякой связи с реальностью, побег в абстрактные и достаточно ограниченные направления мысли. Не менее верно и то, что после Французской Революции всякий “либертарианский” либерализм неизбежно требовал отказа от повстанческих практик и навязывал идеологическую деградацию, которая проникла в движение настолько глубоко, что легло в основу гуманистически-филантропского либерализма, который до сих пор проповедуется с амвонов “официального” анархизма. Однако нельзя сваливать в эту же кучу тех, кто продолжает вооружённую борьбу против доминирования, в соответствии с собственными убеждениями и учётом обстоятельств реальной жизни (кризис движения, распределённый и ослабленный характер борьбы). В своих многочисленных критических заметках о повстанческом Анархизме Амори признаёт , что в условиях отступления и уменьшения размаха сопротивления, единственный вариант — это минимум организации. Он также указывает на невозможность наступления на систему доминирования в ситуации полного отказа от борьбы. Тогда нам остаётся задать лишь один вопрос: как можно не признать тот факт, что именно в эти периоды кризиса и спада движения, под давлением внешних обстоятельств, повстанческие формы борьбы помогают перехватить инициативу у врага и не дают ему окончательно разгромить сопротивление?

Мы не принимаем реформизм, эволюционную теорию общественного развития или страсть к пассивному размышлению, так свойственную “легалистам”. Мы выбираем вооружённое сопротивление в ожидании тех “объективных и субъективных” условий, о которых так долго талдычат профессоры. Мы выбираем активное участие в повстанческой деятельности. Это то, что поддерживает в нас жизнь. Мы находимся в состоянии войны с государством и не будем давать врагу никакой передышки, ни секунды покоя.

Мы верим, что для развития анархической критической мысли необходимо понимание того, что тактики и методы зависят от периода борьбы. Мы убеждены, что если мы не распространяем бунтарское сознание, мы не делаем ничего для развития настоящего движения сопротивления угнетённых. Что пока это движение сопротивления не материализуется наконец в реальной жизни, мы не можем расширить борьбу и достичь состояния всеобщего восстания. Именно это необходимо для уничтожения старого мира и полного разрушения сложившейся системы угнетения. Но мы не можем ждать вызревания революционного процесса, не можем ждать революции. Также нас не очень беспокоит вопрос того, произойдёт ли очередная революция или нет. Потому что все известные человечеству революции без исключения — начиная с Великой Французской — в конечном итоге деградировали в реформистские, авторитарные и диктаторские процессы, которые только укрепили государство. Наша борьба ведётся не ради революции, а ради Полного Освобождения и Анархии. На меньшее мы не согласны. Благодарю за внимание.

– Выступление Густаво Родригеса в засквотированном социальном центре “La Casa Naranja”,
Тлалнепанта, Мексика.

Воскресение 3 июля 2011 года

Источник.