Несколько дней назад белорусские анархисты получили значительные сроки, явно не соответствующие тяжести предъявленных обвинений. Очевидно, что суд приговорил подсудимых, не признавших свою вину, к таким большим срокам, чтобы запугать тех, кто пытается что-то изменить. Но репрессии в Беларуси это одновременно и признание того, что анархисты стали реально опасны для государства. Что Лукашенко и его приспешники боятся появления последователей анархистов. Боятся молодых людей, которые своим примером демонстрируют, что не все в стране держатся за свою кормушку, готовы молчать и прогибаться. Ничье правление не вечно. Хотя диктаторам и свойственно об этом забывать.

В ближайший месяц осужденные, скорее всего, будут находиться в тех же местах лишения свободы, что и ранее. Сейчас самое время написать им письма, чтобы поддержать после вынесения приговора.

Дедок Николай, 4,5 года усиленного режима
Беларусь, 220050, г. Минск, ул. Володарского, 2, СИЗО-1, Дедку Николаю Александровичу

Францкевич Александр, 3 года усиленного режима
Беларусь, г. Минск, 220050, ул. Володарского 2, СИЗО-1, к. 46, Францкевичу Александру

Олиневич Игорь, 8 лет усиленного режима
а/я 8, Главпочтамт, 220050 Минск, Беларусь, Олиневичу Игорю Владимировичу.

Публикуем также впечатления публициста Александра Федуты, сидевшем в одной камере с Игорем Олиневичем в СИЗО КГБ.
***
Суд да дело

Я сидел в одной камере с Игорем Олиневичем. После того, как нас осталось пятеро (в четырехместной камере), я был там самым старым. Мне — 46, следующему за мной, Кириллу И. — 29 лет. На тумбочке лежали «Сто лет одиночества» и «Жизнь и судьба».

До меня в этой же камере был Лебедько.
Игорь был убежденным анархистом. Мы спорили с ним до хрипоты.

— Вы, Александр, — просто какой-то марксист! — сердился Игорь. «Марксист» было для него ругательством. Сам он читал Кропоткина и Бакунина, был убежден в том, что государство должно не отмереть со временем, а рухнуть. И что настоящие революционеры — не те, кто пытается модернизировать государство, а те, кто хочет взорвать его. Сейчас, немедленно, не дожидаясь завтрашнего дня — взорвать!
Высокий, лобастый, он был инженером на «Интеграле». Ему светила карьера — как всякому профессиональному и умному человеку на предприятии, где властвует иерархия. Хотел бы — и, не сомневаюсь, карьеры добился бы. А Игорь вместо этого участвовал в ролевых играх, о которых взахлеб рассказывал сокамерникам, штудировал классиков анархистской мысли.

Его выдала Россия. Он сидел в Москве, в кафе, ждал приятеля. А приятель все не шел и не шел. И Игорь, забыв осторожность, позвонил ему. И увидел, как на противоположной стороне дороги двое с одинаково стертыми лицами, в одежде, которая не мешала им бить и вязать, направились к кафе. «Это за мной,» — подумал Игорь. Он вообще, как мне кажется, редко ошибался, оценивая отношения государства и индивидуума…

Ему не предъявили никакого ордера. Скрутили, усадили в машину и весь путь от Москвы до Минска держали в наручниках. День его задержания потом не будет фигурировать ни в каких документах — так, во всяком случае, говорил он мне.

— Вы звали людей на Площадь? А что Вы с ними собирались там делать, Александр? — иронизировал этот наголо бритый парень с маленькой полоской волос на затылке — эдакий рудимент «ирокеза». — Что? Песню об орленке петь? На Площадь нужно звать тогда, когда ты готов к штурму. А Вы — стоять! Мирная акция! Дурь всё это, дурь. Мирной акции быть не может. К штурму власти нужно готовиться.

Вот за эту готовность к штурму мальчишек-анархистов и судили. Нашим, с площади, дали страшные сроки. А этим — и того больше.

Если правозащитные организации не причислят анархистов к узникам совести, а интерпретируют их поступки как хулиганство — значит, они встали на сторону белорусского суда. Суда неправедного, в чем я убежден.

P.S. Стужкофрэнды, вы меня убедили. Речь должна идти не об узниках совести, а о политических заключенных.

Источник.