Как воевала НКТ. Отрывки из книги Роберта Александера «Анархисты в Гражданской войне в Испании»

5. Общая роль анархистов в испанских республиканских вооруженных силах

Одним из аспектов участия анархистов в Гражданской войне в Испании, на который обращали недостаточно внимания как те, кто вел хронику войны, когда та еще шла, так и те, кто писал ее историю впоследствии, была роль анархистов в вооруженных силах, сражавшихся на стороне Республики. Как хронисты, так и историки, как правило, относятся к этой теме в одном из двух вариантов: либо игнорируя ее, либо подчеркивая «недисциплинированность» анархистских формирований.

Хью Томас в своей объемной истории Гражданской войны в значительной степени игнорирует важную роль, которую играли в вооруженных силах анархисты. Он не уделяет им практически никакого внимания, например, в победе в Гвадалахарском сражении, где они были ключевым фактором, и сосредоточился вместо этого при описании данной битвы, как и многих других, на якобы ключевой роли Интернациональных бригад. Со своей стороны, конечно же, коммунистические комментаторы и историки мало говорят об анархистских вооруженных формированиях, разве что об их якобы недостаточной дисциплинированности. Типичные результаты наблюдений сталинистов и их попутчиков такие, как у Луиса Фишера: «Анархисты обычно сражались плохо». Уточняя это в связи с битвой за Мадрид, он говорит: «… Многие анархисты были заинтересованы, прежде всего, в создании либертарной республики в Испании, не сходились во взглядах с социалистами и коммунистами, или же с буржуазными республиканцами, и были не слишком озабочены судьбой правительства Кабальеро. Это не было “важным” для них»[1]. Он также утверждал, что анархисты «сохраняли свое оружие и своих людей для революции, пока Франко одерживал победы, которые стерли бы все социальные завоевания»[2].

Даже сами анархисты, как правило, уделяют очень мало внимания своему военному участию в конфликте. Наоборот, в своих отчетах в ходе и после войны они предпочитали писать о своей роли в реорганизации сельской и городской экономики лоялистской Испании и о своем участии в каталонских и республиканских органах власти. К военным вопросам они обращались лишь вскользь (если обращались вообще).

Среди анархистов есть всего несколько исключений. Так, Эдуардо де Гусман рассказал кое-что об их участии в битве за Мадрид, Рикардо Санс написал воспоминания о своем опыте в качестве преемника Дуррути в роли командира Колонны Дуррути (впоследствии 26-й дивизии), а Сиприано Мера – мемуары, в которые вошли сообщения о его роли в качестве основного военного руководителя на мадридском фронте на протяжении большей части войны. Диего Абад де Сантильян, Хуан Гарсия Оливер и Сесар Лоренсо в своих рассказах о Гражданской войне рассматривают лишь некоторые отдельные аспекты, равно как и Жозе Пейратс в своем исследовании об НКТ в Гражданской войне. Абель Пас написал исследование о Железной колонне. Однако ни один анархистский автор не представил общей картины роли анархистов в испанской республиканской армии.

Общее развитие военных фаз Гражданской войны

После боев первых нескольких дней, прошедших после 17 июля 1936 г., стало ясно, что происходящее является гражданской войной, а не традиционным военным переворотом, или пронунсиаменто. Страна оказалась четко разделенной на те регионы, которые остались верными республике, и те, которые были захвачены мятежными военными заговорщиками и их гражданскими союзниками. Гражданская война, разделившая Испанию после неудачи мятежа, незамедлительно распространилась по всему полуострову и продолжалась в течение 32 месяцев.

Во время первой фазы конфликта мятежники вели кампании, как в северном, так и в южном секторах. На юге войска генерала Франко первоначально двинулись на север в Эстремадуру, чтобы занять Мериду и Бадахос, неподалеку от португальской границы, где они произвели одно из самых жестоких в ходе войны массовых убийств республиканцев и их сторонников на городской арене для боя быков. Затем они пошли дальше на север, в Новую Кастилию, захватили Талавера-де-ла-Рейна и сняли лоялистскую осаду Алькасара в Толедо, остановившись на окраинах Мадрида. В ходе этой кампании северные и южные армии мятежников соединились, и республиканские Страна Басков, Сантандер и Астурия были окончательно отрезаны от остальной части лоялистской Испании.

На севере войска генерала Молы выдвинулись из Алавы в баскскую провинцию Гипускоа, сначала захватив Ирун на французской границе, а затем двинувшись дальше на юг, чтобы взять город Сан-Себастьян. Далее на западе, войска мятежников двинулись из Галисии к западным районам Астурии и, в конечном счете, освободили осажденный мятежный гарнизон в астурийской столице Овьедо, сумев установить тонкую линию связи между городом и западными силами мятежников.

В этот же начальный период Гражданской войны силы лоялистов, состоявшие в основном из милиционеров-анархистов Каталонии, быстро перемещаются в Арагонский регион, вернув около половины его Республике. Каталонские силы также произвели нападение на Майорку, самый крупный из Балеарских островов, который удалось захватить мятежникам; но эта атака не удалась.

Второй этап Гражданской войны, длившейся с начала ноября 1936 г. по март 1937 г., сосредоточился в Мадриде. Хотя силы Франко и Молы ожидали, что национальная столица легко попадёт в их руки после серии непрерывных поражений, которые потерпели республиканцы к югу от Мадрида, силы лоялистов организовали неожиданную оборону, которая вынудила Франко временно отказаться от усилий по захвату города и перенести действия на другие фронты.

До того, как мятежники атаковали отрезанные северные республиканские области, состоялись два неудачных наступления лоялистов. Правительство премьер-министра Франсиско Ларго Кабальеро планировало крупное наступление на силы мятежников в Эстремадуре, стремясь расколоть армии мятежников на два отдельных сектора путем прорыва к португальской границе и мобилизации сопротивления пролоялистских сил населения северной Эстремадуры. Однако по политическим причинам (…) это наступление не состоялось.

Впоследствии новое республиканское правительство премьер-министра Хуана Негрина начало наступление на Бриуэгу в мадридском регионе, которое, после первоначального успеха, было отбито с помощью мятежных войск, переброшенных с севера. Вскоре после этого было предпринято другое наступление лоялистов против Бельчите, на Арагонском фронте, с целью возможного прорыва и вступления в контакт с республиканскими силами в Стране Басков. Как и в случае с наступлением на Бриуэгу, наступление на Бельчите также не удалось.

Следующий этап Гражданской войны сосредоточился на севере. Одной из основных трудностей, с которыми столкнулись республиканские силы на севере, было то, что стало известно как «кантонализм» данной области. Северный фронт состоял из трех отдельных регионов: Баскской Республики, Сантандера и Астурии. У каждого из них было свое руководство, и все старания эффективно координировать республиканские военные усилия в регионе, как правило, наталкивались на автономию каждого из этих органов.

В коммунистической истории Гражданской войны вполне справедливо отмечены последствия данного кантонализма: «Каждый из возглавляемых ими органов занялся выпуском своих собственных денежных знаков, установлением “таможенных границ”, создал свою милицию и военное руководство, торговый аппарат и собственную систему снабжения. На пути к взаимодействию республиканских сил было создано множество искусственных препятствий, в то время как интересы войны со всей настоятельностью требовали такого взаимодействия»[3].

Начиная с 31 марта 1937 г., силы генерала Молы развернули усилия по ликвидации северного сектора республиканской Испании, начав наступление против баскской провинции Бискайя. После нескольких недель боев якобы неприступные укрепления Бильбао были взяты, город пал 19 мая, и большая часть остальной Бискайи вскоре склонилась перед мятежниками. После короткого периода перегруппировки, силы Молы затем атаковали Сантандер, к западу от баскской провинции, и овладели им с относительной легкостью.

Тем не менее, заключительная борьба на севере, в регионе Астурии, была гораздо более трудной кампанией. Она длилась два с половиной месяца, причем астурийские милиционеры и другие войска сражались почти за каждую пядь земли, вплоть до 21 октября 1937.

Ликвидация Северного фронта имела больше, чем только военное значение: она передала под контроль мятежников значительные экономические ресурсы железа и угольных шахт региона, а также главный центр производства чугуна и стали. Они не снабжали мятежные силы материалами, но и позволили мятежным регионам приобрести большое количество иностранной валюты за счет продажи полезных ископаемых за рубеж, особенно в Великобританию.

Следующей кампанией стало наступление лоялистов. Это была атака на Теруэльском секторе в южном Арагоне. Она началась 15 декабря l937 г. и продолжалась более двух месяцев, прежде чем республиканские силы были окончательно отброшены назад за реку Эбро 11 февраля 1938 г.

Всего несколько недель спустя, 9 марта 1938 г., мятежники начали наступление на Арагонский регион. Несмотря на сильное сопротивление со стороны республиканских сил, армия Франко наводнила регион и даже захватила район Лериды на юго-западе Каталонии. После этой победы мятежники смогли продвинуться до побережья Средиземного моря, расколов испанских лоялистов вновь на два отдельных сектора: Каталонию на севере и остальную часть республиканской территории на юге. Усилия войск генерала Франко продвинуться к югу и захватить Валенсию были окончательно остановлены переходом лоялистов к упорному сопротивлению.

25 июля 1938 г. лоялисты начали свое последнее крупное наступление в ходе Гражданской войны. Это была так называемая битва на Эбро, в ходе которой республиканские войска пересекли реку, что застало силы Франко врасплох. И снова, после первоначального успеха, республиканские силы, состоявшие в основном из частей, базирующихся в Каталонии, были решительно разбиты мятежниками, но только после ожесточенных боев, продолжавшихся в течение трех месяцев. Это поражение лоялистов открыло путь к заключительной фазе конфликта. Битва на Эбро закончилась 15 ноября.

Во время этой последней фазы войны экономическая ситуация в республиканской Испании пришла в отчаянное состояние. Адольфо Буэско, профсоюзный лидер ПОУМ, который пережил это на себе, описал положение с продовольствием в Барселоне за несколько месяцев до того как войска Франко захватили Каталонию:

… Продовольствие строго нормировалось, и стоял настоящий голод. Рабассейры, которые теперь снова владели «своей» землей, оказались наиболее эгоистичными людьми в мире, и тщательно скрывали то, что производили, чтобы «обменять» на другие товары, не за деньги, которые фактически обесценились. Эта ситуация привела к тому, что те, у кого было что-нибудь ценное для обмена на сельскохозяйственные продукты, периодически мотались в деревню. Такие поезда – редкие – и автобусы уходили ежедневно, полные женщин и некоторых мужчин, с корзинами, вмещающими реальные ценности или табак, неведомо как приобретенные, и в городках они посвящали свои усилия поиску «чего бы то ни было», чтобы иметь возможность прокормить семью, так как в Барселоне, на рынках и в магазинах, ничего нельзя было найти…

То, что правительству удавалось импортировать[4].

В последние дни декабря 1938 г. силы Франко начали кампанию по ликвидации республиканской Каталонии. Они завершили ее в первую неделю февраля 1939 г., когда последние республиканские силы каталонского региона вместе с сотнями тысяч мирных жителей перешли французскую границу, и силы Франко достигли той же самой границы.

После падения республиканской Каталонии в военном конфликте наступила пауза. Войска Франко, по всей видимости, ожидали распада лоялистских сил в оставшейся Республиканской зоне, что не заставило себя долго ждать.

Несмотря на то, что премьер-министр Хуан Негрин вернулся в область, все еще удерживаемую Республикой, его категорическое решение передать то, что еще оставалось от лоялистских вооруженных сил, под контроль Коммунистической партии вызвало бурную реакцию. Мятеж в Мадриде во главе с полковником Сехисмундо Касадо и при поддержке анархистов, социалистов и большинства республиканцев и войск, находившихся под их контролем, возвестил о конце режима Негрина и создании Совета национальной обороны 5 марта 1939 г. Это натолкнулось на контр-мятеж воинских частей, руководимых коммунистами, которые, в конечном счете, были разбиты.

Совет национальной обороны добивался «почетного» мира с силами Франко. Тем не менее, генералиссимус Франсиско Франко оказался невосприимчив к такой идее и, когда стало ясно, что никакой договоренности достигнуто не будет, оставшиеся силы лоялистов распались. К концу марта 1939 г. Республика прекратила свое существование, а 28 марта 1939 года силы Франко вошли, наконец, в Мадрид, символизируя окончание Гражданской войны в Испании.

Значение анархистского участия в вооруженной борьбе

Анархисты были главной силой в деле вооруженной защиты республиканской Испании. Во-первых, именно они в значительной степени обеспечили изначальный провал мятежа в Каталонии, Леванте и большей части Андалусии, а также в Сантандере и в большей части Астурии. Именно милиционеры-анархисты были главным образом теми, кто отвоевал половину Арагона в ходе первых недель войны, хотя и не добились успеха в попытках занять Сарагосу и Уэску. Кроме того, именно милиционеры-анархисты были теми, кто сформировал ядро последней отчаянной, но безуспешной обороны Ируна и Сан-Себастьяна в тот же период.

Милиционеры-анархисты сыграли весьма значительную роль в обороне Мадрида. Другие анархисты в значительной степени обеспечивали строительство оборонительных сооружений внутри и вокруг столицы, хотя из большинства сообщений [периода] конфликта крайне сложно было узнать что либо об этих фактах. Кроме того, они составляли большую часть войск в ходе неудачной обороны Малаги и, вместе с частями социалистов, были основными защитниками как Сантандера, так и Астурии.

В течение, по крайней мере, первого года

Основные проблемы анархистов в вооруженных силах

Тем не менее, в вооруженной борьбе и в постоянных политических маневрах вокруг вооруженных сил, которые продолжались в течение войны, анархисты столкнулись с двумя серьезными препятствиями. Это были их собственные укоренившиеся антимилитаристские предрассудки[5] и быстрый рост коммунистического влияния в республиканской военной иерархии на всех уровнях, фактически с самого начала войны.

Как принципиальные враги всех видов власти, испанские анархисты в начале Гражданской войны особенно выступали против военной власти, иерархичности и самой идеи командования. Анархистам потребовалось время для того, чтобы пойти на компромисс в этих принципах в виду остротой необходимости организации современного военного дела, и (поскольку они были движением децентрализованного типа) адаптация к требованиям вооруженного конфликта заняла у одних анархистских групп и отдельных лиц больше времени, чем у других.

Вначале анархистские вооруженные силы состояли из милиционных групп более или менее легковооруженных гражданских лиц. Сначала они попытались создавать свои милиционные организации как подразделения НКТ, относясь с отвращением к иерархическим званиям и практикуя собрания для принятия решений о тактике и стратегии.

Тем не менее, анархисты более или менее быстро поняли непригодность такого рода организации и поведения для ведения современной войны. Они столкнулись с другой стороны фронта с очень дисциплинированной регулярной армией, а очень скоро – и с итальянскими и германскими регулярными войсками (хотя они и были замаскированы под волонтеров). Фалангистские и традиционалистские милиционеры на франкистской стороне также с готовностью приняли воинскую дисциплину.

Таким образом, анархистам более или менее быстро пришлось столкнуться с роковым конфликтом между их традиционными убеждениями и принципами, с одной стороны, и требованиями вооруженной борьбы в гражданской войне, с другой. Они вынуждены были согласиться с «милитаризацией» их милиции[6]. Самым удивительным в этом принятии столь значительной степени иерархизации и централизованного командования анархистами было, вероятно, то, насколько быстро это произошло.

Как бы то ни было, одно из долгосрочных последствий их первоначального нежелания состояло в том, что офицерский корпус республиканской армии не соответствовал доле анархистских бойцов среди рядовых. Идеологические запреты не давали стать офицерами многим милиционерам-анархистам, которые могли бы сделать это, благодаря школам для подготовки офицеров, даже притом, что один из них, Хуан Гарсиа Оливер, отвечал за организацию и управление ими в течение первых месяцев войны. Этот количественный дефицит офицеров-анархистов сохранился на протяжении всего конфликта, по крайней мере, отчасти из-за позднего начала набора НКТ-ФАИ людей на командные должности.

Достижения коммунистов в вооруженных силах

Молчание анархистов в военных вопросах стало, несомненно, важным фактором в быстром росте коммунистического влияния в республиканских вооруженных силах. С самого начала конфликта, коммунисты были готовы принять в полной мере военную иерархию и дисциплину. В конце концов, их собственная партия была организована по нормам иерархии и высокой дисциплины, и их знаменитый Пятый полк, первоначально созданный в Мадриде в первые недели войны, стал моделью для новой Народной армии, которую начало организовывать правительство премьер-министра Франсиско Ларго Кабальеро. Солдаты и офицеры из его рядов быстро поднялись на командные посты в подразделениях этой новой армии в разных частях республиканской территории.

Бернетт Боллотен ссылается на оценку Фернандо Клаудина, бывшего члена Коммунистической партии, касающуюся быстрого роста влияния коммунистов в республиканских вооруженных силах:

14.2pt»>Коммунистический Интернационал и Коммунистическая партия Испании с самого начала поняли решающий характер военной проблемы. С помощью советских специалистов и коммунистических кадров из других стран, Коммунистическая партия Испании сосредоточила все свои усилия на решении этой проблемы. Ее структура, ее метод работы, обучения своих кадров позволяли ей найти наиболее эффективное решение данной задачи… Полувоенные особенности большевистской модели, приспособленной к Коммунистической партии Испании, позволили быстро преобразовать ее в вооруженную часть Республики, в организационное ядро армии, которое должно было быть создано быстро и без которого все было осуждено на гибель…[7]

Дэвид Кеттел высказал такое мнение: «Было бы вполне верно сказать, что без коммунистов, как объединяющего и движущего фактора, лоялистские силы были бы побеждены задолго до 1939 г.»[8] Хотя это может быть преувеличением, но, безусловно, верно, что сталинисты незамедлительно признали необходимость регулярной армии для противостояния Франко, что обеспечило им очень большие политические дивиденды в течение всей войны.

Отношение коммунистов к военным вопросам с самого начала дало им ряд преимуществ. С одной стороны, оно дало им в первые месяцы войны более эффективные военные части, нежели более свободно организованные и руководимые милиционные отряды, которые находились под руководством анархистов и других политических и профсоюзных сил. С другой стороны, готовность коммунистов принять полностью тяготы воинской дисциплины привлекла немалое число профессиональных офицеров, остававшихся лояльными Республике: многие из них были потрясены тем, что они воспринимали (отнюдь не вполне верно), как недисциплинированность во многих милицейских подразделениях, граничащую с хаосом. Многие из самых выдающихся кадровых офицеров, такие, как генералы Хосе Миаха, Себастьян Посас и командующий военно-воздушными силами Игнасио Идальго де Сиснерос, вероятно, вступили в Коммунистическую партию и оставались ее членами в течение более или менее продолжительного периода на протяжении конфликта.

Один из профессиональных офицеров, который, как широко предполагалось в то время, вступил в Коммунистическую партию, Висенте Рохо, по всей видимости, никогда этого не делал. На самом деле, он был человеком, склонным к консерватизму, и практикующим католиком. Однако в связи с его ключевой ролью в обороне Мадрида, он удостоился широкой похвалы со стороны сталинской пропагандистской машины и тесно сотрудничал со сталинистами в течение значительного промежутка времени.

Что касается политики Рохо, Пальмиро Тольятти сообщал своему начальству в Москве: «По меньшей мере, странно наблюдать, что каждый раз, когда приближалась военная катастрофа, он делал шаг в сторону КП (Коммунистическая партия – прим. пер.). В l937-1938 гг., перед вторым этапом Теруэльской операции, он заявил, что единственная партия, в которую он мог бы вступить, была КП. В 1938 г., накануне фашистского наступления, его сын попросил партийный билет, и Рохо сам попросил Негрина разрешить ему войти в коммунистическую партию (Негрин забраковал разрешение)». Тем не менее, Тольятти пришел к заключению, что, в свете дружбы Рохо с некоторыми другими военачальниками, в том числе генералом Миаха «его заявления о симпатиях к коммунистам являются, по меньшей мере, странными»[9].

Ретроспективно Тольятти критически отзывался о том, как коммунистическая партия обходилась с профессиональными военными, которых рекрутировала. Он отмечал, в отчете Коминтерну: «…Партия приняла много элементов (карьеристов) без контроля и без какого-либо их образования как коммунистов или настаивания на том, чтобы они всегда отвечали перед партией за свои действия (не известно ни одного военного, который был бы публично подвергнут критике за его недостатки или ошибки)… Это одна из причин, почему столь много коммунистических военных предало нас в последний момент».С поступлением существенной советской военной помощи и прибытием советских военных советников, начиная, по меньшей мере, с октября 1936 г., коммунистическая хватка в сфере контроля и руководства военными значительно упрочилась, особенно в ущерб анархистам. На протяжении всей войны анархисты выражали сильное недовольство в связи с отказом русских от предоставления достаточного количества оружия их воинским частям, и есть достаточно свидетельств, указывающих на то, что это недовольство было в значительной степени обоснованным.

Бернет Боллотен приводит ряд источников, описывающих степень влияния советских военнослужащих на высшие чины республиканского военного истэблишмента:

«С течением времени, – пишет полковник Сехизмундо Касадо, начальник оперативного отдела генерального штаба в первые месяцы войны, – влияние России на военное министерство возрастало. [Русские военные советники] просматривали планы Генерального штаба и через министра отклоняли многие технические предложения и навязывали другие». Далее он говорит: «Эти “дружественные советники” обладали такой же властью в военно-воздушных силах и в танковом корпусе». Луис Аракистаин пишет о русском влиянии в высших эшелонах власти: «Военно-воздушные силы, управляемые русскими, вводились в действие, когда и где им вздумается, без какой-либо координации с сухопутными и военно-морскими силами. Все, кто посещали министра флота и авиации, Индалесио Прието, послушного и циничного, высмеивали его должность, заявляя, что он не был ни министром, ни кем-либо другим, поскольку военно-воздушные силы ему совершенно не подчинялись. Настоящим министром авиации был русский Генерал Дуглас [Яков Смушкевич]». Далее он добавляет: «За спиной [русских офицеров] стояли бесчисленные политические агенты, которые маскировались под технических агентов и обладали реальным контролем в испанской политике. Они управляли русскими офицерами, Коммунистической партией и самим Розенбергом, советским послом, который в действительности был только липовым послом. Настоящими послами были те таинственные люди, которые вступили в Испанию под чужими именами и работали по прямым приказаниям из Кремля и под русским контролем («под русским контролем», то есть их действия направлялись в интересах политики Кремля и политики Советского Союза – прим. пер.)»[11].

Однако советское влияние на республиканский военный истэблишмент имело и другие последствия, которые благоприятствовали как советским целям, так и целям испанских коммунистов. Русские практически полностью контролировали республиканские военно-воздушные силы и могли предоставить их или отказать в воздушной поддержке республиканской наземной операции по своему усмотрению. Наиболее вопиющим случаем их отказа от такой поддержки была история с наступлением, которое готовил Ларго Кабальеро в Эстремадуре в мае 1937 г. Кроме того, анархисты нередко утверждали, что влияние советских и испанских коммунистов в сухопутных войсках часто использовалось для ввода контролируемых коммунистами войск в бой там, где успех и, как следствие, слава, были наиболее вероятны, а анархистским частям доставались самые сложные и более или менее безнадежные задачи. Ущерб для анархистов при этом состоял в том, что их потери были особенно высоки и их можно было обвинить в «неэффективности», приведшей к неудаче.

Ранний прорыв к той гегемонии, которую коммунисты получили в республиканских вооруженных силах, позволил им воспользоваться этим новым оружием не только против анархистов, но и против других элементов, таких как социалисты Ларго Кабальеро, которые пытались блокировать их стремление к тотальному контролю над вооруженными силами. Это были инструменты принуждения и запугивания, использовавшиеся для рекрутирования в Коммунистическую партию офицеров и солдат, не склонных к этому, методы устранения, иногда даже физического, тех, кто не желал делать этого, и попытка поставить офицеров-коммунистов на должности командиров преимущественно анархистских или социалистических воинских частей: с этих позиций они могли бы работать для того, чтобы подчинить войска себе и побудить их следовать коммунистической линии.

В конечно счете, у коммунистов было еще одно преимущество в борьбе с анархистами в вооруженных силах. Это был их пропагандистский аппарат, как в самой Испании, так и в остальном мире. Анархисты не могли сравниться с этим аппаратом в пределах Республики, особенно после того, как вслед за событиями мая 1937 г. В Каталонии была введена цензура, в целом контролируемая коммунистами. Вместе с тем, они не могли достичь такой же эффективности и размаха, каким обладала коммунистическая пропаганда, и в остальном мире; за пределами Испании анархистское движение было очень слабым. У него было мало собственных пропагандистских ресурсов и практически не было доступа к капиталистической прессе, в то время как коммунисты имели по всему миру высокодисциплинированный и щедро финансируемый пропагандистский аппарат.

В результате всего этого, коммунисты имели обширные возможности по созданию мифов о своих «героях» или о тех, кого они хотели сделать героями (будь то коммунисты, как Листер и Эль Кампесино, или кадровые офицеры, такие как генералы Миаха и Рохо). В то же время, они смогли игнорировать подвиги таких военачальников-анархистов, как Сиприано Мера и Рикардо Санс, и полностью подорвать репутацию тех кадровых армейских офицеров, которые не вступали в их партийные ряды или не подчинялись их доминированию. Печально известным примером этого была история генерала Хосе Асенсио.

Значение конкуренции между анархистами и коммунистами в вооруженных силах

На протяжении всей гражданской войны наиболее значимая политическая борьба за республиканской линией фронта разворачивалась между анархистами и коммунистами. В начале войны анархистское влияние было преобладающим в Каталонии, Арагоне, регионе Малаги, в то время как в Леванте и Сантандере, а также в Астурии, они разделяли лидирующие позиции с лоялистским режимом социалистов. Коммунисты ясно осознавали: чтобы быть в состоянии установить полный контроль над Испанской республикой и направлять ее, в соответствии с международной стратегией и тактикой сталинского режима, им необходимо уничтожить анархистское движение.

Более всего это проявилось в рядах республиканских вооруженных сил. Пока анархисты продолжали составлять существенную часть республиканской армии и сохранять силы под своим командованием, коммунистический контроль над режимом не мог быть гарантирован. Это ярко проявилось во время восстания во главе с полковником Сехизмундо Касадо в последние недели войны.

С точки зрения самих анархистов, их участие в вооруженной борьбе против сил Франко ставило их перед серьезными идейными и политическими проблемами. Хотя обстоятельства войны вынуждали анархистов пойти на фундаментальные идеологические компромиссы в экономике, социальной и культурной областях и в политике, самые большие уступки они сделали в военной сфере. Для них было непросто сделать это. Но степень этих сделанных ими уступок, вероятно, наиболее наглядно была продемонстрирована тем фактом, что в конце войны они были в состоянии, используя свой контроль над ключевыми армейскими подразделениями, бросить успешный вооруженный вызов последней попытке коммунистов получить контроль над тем, что еще осталось от республиканской армии. К сожалению для анархистов (равно как и для остальной части приверженцев Республики), в тот момент было, тем не менее, уже слишком поздно предотвратить неодолимую и решительную победу сил мятежников, возвестившую долгую ночь режима Франко.

6. Анархисты в армии в Арагоне и Каталонии

(…)

Первые победы каталонских войск

Несколько колонн милиции, организованных в Каталонии, полностью освободили свой регион от мятежных войск. Затем они двинулись в Арагон. 26 июля барселонская ежедневная газета La Vanguardia объявила, что арагонский город Каспе был занят лоялистскими войсками, «после небольшой бомбардировки»[12]. Оттуда колонна Дуррути продолжила двигаться на северо-восток, взяв ряд городов, в том числе, 27 июля, Бухаралос, где колонна, в конечном счете, установила свою ставку[13].

Тем не менее, декларируемой целью Колонны Дуррути со времени отправки из Барселоны было вернуть Сарагосу. По словам Франца Боркенау, который посетил Каталонию в начале августа 1936 г., вопрос, казалось, состоит не в том, отвоюют ли лоялистские войска Сарагосу, но в том, когда это произойдет[14].

Абель Пас (Диего Камачо), биограф Буэнавентуры Дуррути, объяснил обстоятельства невзятия Сарагосы. Во-первых, он отметил, что на следующий день после захвата Бухаралоса, милицейской колонне, направлявшейся к столице Арагона, «пришлось в первый раз ощутить на себе реалии войны, когда она подверглась бомбардировке с фашистских самолетов. Немалое число бойцов милиции оказались деморализованы и, охваченные паникой, бежали. Бомбёжка произошла настолько внезапно, что стоила 12 убитых и более 20 раненых… Группа бойцов колонны инстинктивно преградила дорогу бегущим и помешала панике распространиться. При виде этой стычки, Дуррути стало ясно, что лучше немного отойти назад и лучше узнать о позициях врага, чтобы не попасть в ловушку»[15].

Впоследствии, по словам Абеля Паса, Колонна Дуррути продолжила свое продвижение[16], подойдя к Сарагосе на расстояние 20-ти километров, «но была задержана рекой и оказанным сопротивлением войск Арагонской столицы. В итоге Колонна Дуррути соорудила хорошую и полезную сеть траншей и пулеметных гнезд на своих передовых позициях». Центральный комитет милиции Каталонии приказал тогда, чтобы они ждали подкрепления из милицейских подразделений, действующих на другой (от Сарагосы) стороне реки Эбро[17].

Коммунисты часто нападали на первоначальный отказ анархистской милиции от штурма Сарагосы. Они зашли настолько далеко, что обвинили части НКТ в том, что те-де настаивали на военной работе только по восемь часов в день в момент, когда еще несколько часов могли дать им возможность взять столицу Арагона[18]. Учитывая изначальный энтузиазм анархистских частей, а также важность Сарагосы, как одного из главных центров анархистских сил перед войной, это представляется неправдоподобным. Более правдоподобным объяснением могут служить полнейшая неопытность Буэнавентуры Дуррути в военной стратегии и тактике (хотя он и советовался с профессиональным офицером) и тот факт, что за десять дней, прошедших между восстанием мятежников и прибытием каталонских милиционеров в окрестности Сарагосы, у военного руководства было достаточно времени, чтобы организовать адекватную оборону от сил неподготовленных и легковооруженных гражданских лиц.

Тем временем, другие каталонские милиционные колонны, вобравшие дополнительно членов из различных частей Арагона, в который они вошли, заняли большую часть Арагона к востоку от реки Эбро и небольшие участки на другой стороне реки. Хотя большинство из этих подразделений состояли из анархистов и находились под их руководством, в стихийно образовавшейся армии были также представлены другие политические группы, которые возникли после 19 июля. Франц Боркенау сообщал в то время, что эти первые колонны также вобрали в себя значительное число дезертиров из армии мятежников, многие из которых до призыва были социалистами или анархистами[19]. Как бы то ни было, он также отметил отказ революционной деревни посылать свою молодежь в милицию[20].

Эти первые колонны милиции получали только самое элементарное обучение прежде чем идти в бой. Франц Боркенау прокомментировал это в начале августа: «Я обедал с группой милиционеров, которые говорили об их военной подготовке, и я пришел в ужас, узнав, что всё, что они учили, прежде чем идти на фронт, – это то, как использовать свои винтовки; никакой подготовки на местности, в рытье траншей и т.д.»[21]

Как только фронт в Арагоне стабилизировался, стала ясной политическая расстановка различных сил, которым предстояло составлять Арагонский фронт в первый год войны. На дальнем севере, на французской границе, располагалась небольшая колонна Левой партии Каталонии. Южнее, возле занятого мятежниками города Уэска, стояла Колонна имени Ленина антисталинистской Рабочей партии марксистского единства (ПОУМ – прим.пер.). Еще далее к югу к ней примыкала анархо-синдикалистская Колонна Аскасо, во главе с членом группы «Мы» (Nosotros) Григорио Ховером, левее которой находилась Колонна Агилучо, состоявшая из членов Либертарной молодежи (Juventudes Libertarias): ею непродолжительное время командовал Хуан Гарсиа Оливер, а затем Мигель Гарсиа Виванкос.

Несколько южнее Колонны Агилучо находилась колоннаДалеко на юге Арагонского фронта, к югу от реки Эбро, находилась крупная анархо-синдикалистская Колонна Ортиса, во главе с Антонио Ортисом, две меньшие группы, Пенальвера и Колонна Мена (обе организованы в каталонском городе Таррагона[22]), и Колонна Масиа-Компаниса Левой партии Каталонии, которая соприкасалась слева с Железной колонной из Валенсийского региона[23].

Среди республиканских частей на Арагонском фронте следует отметить также небольшое количество офицеров регулярной армии и рядовых. Сосредоточенные в Барбастро во главе с полковником Хосе Вильяльба, эти элементы остались верными Республике и начали операции против Уэски и Хаки, которые, к сожалению, не принесли никаких плодов[24].

7. Кто спас Мадрид?

(…)

Дуррути и Гарсиа Оливер в Мадриде

По мере того как войска Франко подходили к Мадриду, политические и военные лидеры Каталонии, особенно анархисты, все более чувствовали необходимость предоставить столице ту помощь, которую только смогут. 4 ноября состоялась встреча всех командиров каталонских вооруженных частей с Советом обороны каталонского правительства, на которой обсуждалась эта проблема[25].

Затем, 7 ноября, после начала битвы за Мадрид, Хуан Гарсиа Оливер, который вернулся в столицу итолько что сталминистром юстиции, лично позвонил Эухенио Вальехо, лидеру НКТ на старом заводе «Испано Суиза» в Барселоне, попросив немедленно выслать 20 тысяч ручных гранат. Послеэтой беседы были приняты меры для достижения данной цели, и несколько дней спустя, вернувшись в Мадрид, полковник Рохо сообщил Гарсиа Оливеру, что оружие прибыло[26].

Данная беседа Гарсиа Оливера произошла в результате , которые у него были с полковником Рохо и послом России, Марселем Розенбергом. По словам Гарсиа Оливера, они консультировались с ним – в связи с его предполагаемыми знаниями о том, как захватить город, после того, как он руководил 19 июляв Барселоне — о том, как, по его предположению,Франко с наибольшей вероятностью попытаются проникнуть в город. В первую очередь Гарсиа Оливер указал на то, что канализационная система Мадрида, выход из которой был вруках сил Франко, была бы легким путем для проникновения в город. Он настаивал на установке пулеметов и гнезд ручных гранат в ключевых соединительных системах канализации. Это было сделано, и полковник Рохо позже сообщил ему, что, когда, как Гарсиа Оливер и предсказывал, враг предпринял попытку проникнуть через канализационную систему, «это была чудовищная для них бойня», и они повернули назад[27].

Гарсиа Оливер подсказал также полковнику Рохо и послу полезность эвакуации зданий в начале главных улиц, ведущих от места боев к центру города, и размещения на их крышах и верхних этажах отрядов с большим количеством ручных гранат и бутылками с зажигательной смесью, чтобы бросать их в наступающие войска. Рохо позже сообщил, что эти меры были приняты, но, к счастью, войска Франко не добрались туда, где находились эти здания[28].

10 ноября Гарсиа Оливер вернулся в Мадрид и находился в своем мадридском офисе рано утром, когда вскоре появился Буэнавентура Дуррути, к удивлению Гарсиа Оливера. Дуррути заявил, что он прибыл, чтобы помочь спасти Мадрид. После некоторого обсуждения того, какой может быть роль Дуррути, двое мужчин отправились на встречу с Франсиско Ларго Кабальеро, который также только что вернулся в столицу, в качестве министра обороны, чтобы обсудить, какую роль Дуррути мог бы сыграть в обороне Мадрида. В итоге было решено, что, когда через две недели, как ожидалось, три новых «смешанных подразделения» прибудут в город, Дуррути будет поставлен во главе этих сил, в звании майора, которое было тогда самым высоким воинским званием для командира милиции[29].

Однако это соглашение не могло быть реализовано, во многом из-за гражданских и военных властей, в особенности анархистов Каталонии. Вечером 11 ноября в Барселоне была проведена новая встреча всех командиров каталонских милиционных колонн и Совета обороны. На ней, по особому настоянию присутствовавших на встрече Диего Абада де Сантильяна и Федерики Монтсени, было принято решение о том, что колонна милиции под командованием Дуррути должна незамедлительно получить пополнение из каталонских военных частей Арагона и отправлена на Мадридский фронт[30].

Утром 12 ноября Дуррути позвонил своим помощникам в Бухаралос, сообщив им, какие подразделения из его колонны должны быть как можно быстрее отведены в Барселону, для скорейшей отправки на Мадридский фронт. Сам Дуррути сразу же направился в Валенсию, и оттуда он и Хуан Гарсиа Оливер поехали в Мадрид, куда они прибыли во второй половине дня 14 ноября[31].

Между тем, по всей видимости, 14 ноября, перед тем как Гарсиа Оливер и Дуррути отправились в Мадрид, что возможно было главным решением относительно участия анархистов в обороне Мадрида, было проведено первое заседание недавно сформированного Высшего военного совета, в который входил Гарсиа Оливер. Франсиско Ларго Кабальеро поднял на совете вопрос о недисциплинированном, по его мнению, поведении енерала Хосе Миаха, который «ведет себя не как руководитель Хунты с делегированными функциями, данными правительством, чтобы его представлять, но с большим количеством демагогии, позволяя членам Хунты обороны считать себя правительством, не только Мадрида, но и всей Испании».

Ларго Кабальеро попросил совета, кем заменить Миаху, и Гарсиа Оливер предложил имя Буэнавентуры Дуррути. Гарсиа Оливер сообщает, что Ларго Кабальеро ответил: «Я склонен принять Дуррути. Только я должен попросить сохранить все в строжайшей тайне, поскольку мне потребуется восемь дней, чтобы дать Дуррути больше времени для приобретения известности в Мадриде, и тогда я смогу приехать туда, поговорить с ним и передать ему эту должность». Опять же, согласно Гарсиа Оливеру, никто, даже коммунистический министр сельского хозяйства, Висенте Урибе, не возражал против этого решения[32].

Конечно, из этого предложения ничего не вышло. За эти 8 дней Дуррути был убит, и Миаха остался командующим мадридском фронтом на протяжении большей части остальной войны. В любом случае, Гарсиа Оливер, по крайней мере, имел хорошее впечатление о действиях Миахи в отведенной ему роли: «Я понял правоту Ларго Кабальеро в выборе Миахи в качестве председателя Хунты обороны. Миаха был неиссякаемым источником оптимизма. Может быть, он не слишком разбирался в операциях, но поднимал упавший моральный дух у всех, с кем соприкасался, он был несокрушим»[33].

Дуррути провел унылый день в Мадриде, 14-15 ноября. Его милиционеры еще не прибыли в город, и его усилия принять командование колонной, которую каталонские коммунисты срочно отправили к месту действия (о чем пойдет речь чуть позже) были тщетными. Хотя он утверждал, что получил приказ от Совета обороны Каталонии взять под контроль все каталонские войска на мадридском фронте, у него не было с собой соответствующих письменных распоряжений, и таким образом коммунистические войска отказались принять его слова по данному вопросу[34].

Гарсиа Оливер и Дуррути встретились с генералом Миахой и полковником Рохо и, по просьбе Дуррути, ему назначили советского военного советника[35]. Затем они отправилась на «фронт», недалеко от Моста Французов, где сражалось подразделение каталонских коммунистов. Дуррути, Гарсиа Оливер и командир подразделения, капитан Лопес Тьенда безуспешно пытались сплотить бежавшие с места действия войска. Они сами и другие, сопровождавшие их люди, некоторое время принимали активное участие в обороне этого моста. Однако, в момент затишья в ходе боя, Гарсиа Оливер подошел к Дуррути и сказал ему: «Это не командный пункт, Дуррути. Это не твой пост». По всей видимости, вскоре они покинули этот район[36].

Наконец, около 1.400 человек из Колонны Дуррути прибыли в Мадрид около девяти часов утра 15 ноября. Они покинули Барселону в грузовых вагонах ночью 13 ноября и были встречены в городе Турия Дуррути и Гарсиа Оливером около полудня 14, после чего оба анархистских лидера отправились в Мадрид на полицейской машине, в то время как войска проделали остальную часть пути в столицу на грузовых и легковых автомобилях, так как железные дороги были частично разрушены в результате бомбардировок самолетами Франко[37].

Вечером по прибытии Колонны Дуррути в Мадрид – 15 ноябрь – состоялась встреча Комитета Обороны НКТ, в которой приняли участие среди прочих Эдуардо Валь, Дуррути и Сиприано Мера. Дуррути объяснили, почему невозможно объединить приведенные им силы с силами Меры, так как они были назначены высшим командованием в различные сектора. Дуррути в конце концов согласился разместить свои силы в той части линии Университетского городка, что была ему указана. Спустя несколько часов Колонна Дуррути вступила в первый раз в бой на мадридском фронте[38].

Мнимое бегство Колонны Дуррути под огнем

Многие историки Гражданской войны в Испании воспринимают как истину мнение, будто милиционеры из Колонны Дуррути сломались и побежали, когда в первый раз были брошены в бой на Мадридском фронте. Роберт Колодни утверждает, что это произошло 15 ноября[39].

Хью Томас так описал это мнимое событие: «Ко времени появления 12-й интернациональной бригады в Мадрид прибыл и Дуррути во главе колонны из 3000 анархистов. … Дуррути потребовал выделить ему самостоятельный участок фронта, чтобы его люди могли показать свою отвагу. Миаха нехотя согласился направить анархистов в Каса-дель-Кампо. … Дуррути получил приказ 15 ноября перейти в наступление, которому окажут поддержку вся республиканская артиллерия и авиация. Тем не менее, когда наступил назначенный час атаки, пулеметы марокканцев так напугали анархистов, что те отказались идти в бой. Разгневанный Дуррути пообещал начать наступление на следующий день»[40].

Мнение Хью Томаса представляется ошибочным, по крайней мере, по четырем пунктам. Во-первых, он удваивает количество людей, бывших на самом деле у Дуррути в колонне, которая последовала за ним в Мадрид. Во-вторых, Колонна Дуррути впервые вступила в бой не в Каса-дель-Кампо, а в Университетском городке. В-третьих, и это самое существенное, Колонна Дуррути вообще не участвовала в боях весь день 15 ноябрь и не вступала в бой до раннего утра 16. Наконец, факты свидетельствуют о том, что Хью Томас спутал анархистскую Колонну Дуррути с другим каталонским подразделением, которое прибыло в Мадрид, по крайней мере, за день до Колонны Дуррути.

После первой встречи Совета обороны Каталонии 4 ноября с командирами различных милиционных колонн относительно оказания помощи Мадридскому фронту, Объединенная социалистическая партия Каталонии (Коммунистическая партия Каталонии) решила организовать для этой цели свою колонну, чтобы предотвратить возможные политические последствия прибытия колонны под руководством Дуррути «для спасения Мадрида». Согласно Франсиско Идальго, одному из офицеров этой группы, которая стала известна как колонна Либертад – Лопеса Тьенды, она состояла из рекрутированных в Барселоне членов ВСТ и ОСПК, некоторого количества людей из колонн ОСПК в Арагоне, вернувшихся в Барселону, и некоторых призывников 1935 года, не сумевших вернуться домой после официального роспуска старой армии. Все они находились в основном под руководством кадровых офицеров, которые, чтобы получить прикрытие (из-за непопулярности регулярных войск после 19 июля), присоединились к ВСТ.

Это подразделение, состоявшее примерно из 2.500 человек, не получило абсолютно никакой подготовки, согласно Идальго. Оно было отправлено из Барселоны 9 ноября, получив некоторое количество оружия на пути в Мадрид, и прибыло в столицу утром 13 ноября. В тот же день колонна Либертад – Лопеса Тьенды заняла позиции в секторе Парке-дель-Оэсте.

Колонна не была замечена в боевых действиях 14 ноября. Как бы то ни было, на следующий день ей было приказано отправиться к Французскому мосту, чтобы попытаться предотвратить пересечение силами Франко в этом месте реки Мансанарес. Не имея никакой начальной подготовки, колонка, согласно Франсиско Идальго, «пересекла Парке-дель-Оэсте способом, в военном отношении смехотворным из-за своей абсурдности», и в результате понесла первые потери, занимая позиции[41].

Безусловно, именно колонну Либертад – Лопеса Тьенды, а не Дуррути имел в виду полковник Висенте Рохо, когда писал, что «… атакующие приложили максимум усилий на очень узком фронте, а затем им повезло спровоцировать панику в одном из наших неподготовленных подразделений, которые, придя с других фронтов и не испытав кризиса моральной реакции 7-го числа, еще не впитали дух борьбы в Мадриде. Это подразделение отступило в беспорядке, заразив другие подразделения, и враг смог обратить их в бегство, проникнуть в Университетский городок и занять несколько зданий, дойдя до Клиники, в качестве своей передовой позиции»[42]. Я уже упоминал о роли Дуррути и Гарсиа Оливера в стремлении остановить бегство этих милиционеров.

Тем не менее, более или менее официальная сталинистская история Гражданской войны повторяет историю о провале Колонны Дуррути под огнем. Для ровного счета добавляют: «Колонну Дуррути пришлось снять с фронта. Бóльшую ее часть разоружили и отправили в район Леванта»[43]. На самом деле то, что осталось от Колонны Дуррути, продолжало находиться на Мадридском фронте, после смерти Дуррути было усилено другими частями НКТ после смерти Дуррути, а когда остатки колонны были, наконец, отведены в апреле 1937 г., то они ушли на Арагонский фронт, а не в Левант, и объединили свои усилия с теми элементами первоначальной Колонны Дуррути, которые оставались в Арагоне. Колонна участвовала в боях в Арагоне и Каталонии, и была одной из последних республиканских воинских частей, ушедших во Францию после падения Каталонии.

Настоящее первое участие [в Битве за Мадрид] Колонны Дуррути

Абель Пас (Диего Камачо) описал настоящее участие Колонны Дуррути в боях в первые несколько дней ее пребывания на Мадридском фронте. Он основывал свой рассказ на письменных сообщениях двух важных участников колонны того времени.

Колонна Дуррути находилась на позициях на отведенном ей участке линии фронта в Университетском городке с 2 часов ночи 16 ноября. Она вступила в бой сразу после рассвета. К семи утра она отбила Клиническую больницу, но эта позиция была передана через час по письменному приказу генерального штаба отряду коммунистического Пятого полка. Находившиеся там анархистские силы после этого сосредоточились для атаки, нацеленной на захват Каса-де-Веласкес и здания факультетов философии и литературы Университетского городка. Бои продолжались в течение большей части ночи с 16 на 17 ноября и через 24 часа после начала атаки Колонна Дуррути обрела небольшую передышку, но практически не получила никакой еды.

Позже в тот же[44]. Это могло быть тем самым инцидентом, на который ссылается Роберт Колодни, говоря о том, что Колонна Дуррути бежала 17 ноября[45].

Колонна Дуррути находилась на переднем крае в течение трех дней или даже более, не сменяясь, хотя, по крайней мере, некоторые из частей вокруг нее были заменены в течение этого периода. По-видимому, незадолго до своей смерти Дуррути договорился с генералом Миахой и полковником Рохо о смене милиционеров НКТ[46]. К тому времени потери Колонны Дуррути составляли более 50 процентов[47].

Гибель Дуррути

Буэнавентура Дуррути был застрелен около 2 часов дня 19 ноября 1936 г. Он был доставлен в госпиталь, организованный НКТ в отеле Ритц, и скончался там в 4 часа утра 20 ноября. Это все, что можно с уверенностью сказать о смерти лидера Колонны Дуррути.

Практически сразу после смерти Дуррути стали возникать споры о том, как он получил свою смертельную рану. Официальная версия гласила, что он стал жертвой вражеского выстрела со стороны Клинической больницы Университетского города, которая была занята силами Франко. Тем не менее, среди анархистов были и те, кто был убежден, что он был убит коммунистами, потому что сталинисты боялись распространения легенды о Дуррути как «спасителе Мадрида»[48].

С другой стороны, сами коммунисты распространяли историю о том, что Дуррути чуть было не стал коммунистом и в результате был застрелен анархистами. Несколько модифицированная версия этого заявления была представлена Луи Фишером, который писал, что Дуррути «был застрелен в тылу, и было принято считать, что его убили его же люди, так как он выступал за активное участие анархистов в войне и сотрудничество с Кабальеро…»[49]

Наконец, была версия, что он был убит случайным выстрелом из его собственного пистолета.

Абель Пас, который, возможно, проделал столь полную, как никто другой, работу в расследовании обстоятельств смерти Дуррути, не смог прийти к окончательному заключению: «Полемика вокруг смерти Дуррути будет продолжаться, потому что это теперь историческая загадка. К сожалению, людей больше привлекают загадки, из-за их таинственной природы, нежели глубокие размышления о событиях жизни…»[50]

Какими бы ни были причины смерти Дуррути, его похороны в Барселоне были поводом для того, чтобы выразить дань уважения и восхищения павшему анархистскому лидеру. Шесть человек британской парламентской делегации оказались в Барселоне в этот день. Они сообщали, что «… по прибытии в этот город мы были свидетелями огромной демонстрации, возможно, 500 тысяч человек. Процессия военных, политических и профсоюзных формирований прошла по главным улицам города. Он шли в течение пяти часов, сопровождаемые сценами колоссального энтузиазма …»[51]

В брошюре о Дуррути, изданной НКТ-ФАИ после его смерти, отмечалось, что похоронная процессия павшего анархистского лидера возглавлялась президентом Луисом Компанисом, советским и мексиканским консулами и Гарсиа Оливером. Далее говорится: «За ними следовал весь народ, все население Барселоны. Все организации призвали своих членов принять участие в похоронной процессии. Развевались транспаранты всех антифашистских организаций, все милиционеры, находившиеся в городе, следовали за первым милиционером Каталонии. В процессии шли сотни тысяч людей. И еще сотни тысяч покрывали тротуары и улицы и поднимали кулаки в последнем приветствии»[52].

Колонна Дуррути в Мадриде после смерти Дуррути

Лидеры НКТ Каталонии практически сразу, как только они услышали о смерти Дуррути, решили отправить Рикардо Санса, его товарища по группе «Носоторос», чтобы принять командование остатками его колонны в Мадриде. Он прибыл в Мадрид утром 21 ноября.

Санс нашел оставшихся в живых бойцов из Колонны Дуррути сильно деморализованными вследствие смерти их лидера. Большинство из них не хотели сразу возвращаться на Арагонский фронт. Однако, как писал Рикардо Санс: «Несмотря на эту запутанную ситуацию, опираясь на поддержку министра Федерики Монтсени и других хороших друзей, которые были в Мадриде и обещали не бросать данное подразделение, пока оно не будет до конца спасено, лишь очень небольшое число бойцов вернулось в Арагон, а большинство осталось в Мадриде, желая прежде всего защищать его»[53].

Несколько дней спустя Совет обороны Каталонии направил пополнение для Колонны Дуррути. Санс отмечал: «Таким образом, Колонна Дуррути [находясь] в Мадриде была пополнена, и имела возможность занять почетное место на фронте, что и было незамедлительно сделано; она сменила одну из интернациональных колонн, которая занимала позиции от Каса-дель-Кампо до окрестностей Араваки»[54].

Рикардо Санс, как и Дуррути до него, не имел военного опыта вплоть до начала Гражданской войны. Он был видным профсоюзным лидером строительных рабочих НКТ Барселоны и практически единственным членом группы «Носоторос», кто оставался в Каталонии во время диктатуры Примо де Риверы[55]. Сразу же после подавления 19 июля мятежа в Каталонии он стал членом комитета из четырех человек, созданного Центральным комитетом милиций Каталонии с целью организации военных подразделений для отправки на различные фронты[56]. На момент смерти Дуррути он осматривал береговую оборону Каталонии, когда ему неожиданно сказали о его назначении в качестве преемника Дуррути[57].

По словам Жоакина Морланеса Жаулина, профессионального армейского офицера, который был одним из старших лейтенантов в Колонне Дуррути при Рикардо Сансе (впоследствии 26-й дивизии), «Санс – стопроцентный антимилитарист – адаптировался к требованиям момента и принял милитаризацию своего ранга, усвоил военную технику и превратился в приемлемого военного человека и великолепного руководителя крупного подразделения»[58].

Последнее крупное участие Колонны Дуррути в битве за Мадриде имело место в декабре 1936 – январе 1937 гг., когда силы Франко попытались захватить Эль-Пардо и обойти Мадрид с севера и запада. Во время этого сражения, согласно Морланесу Жаулину, Рикардо Санс превратился из милиционного лидера в военного человека.

В какой-то момент этой битвы, 6 января, менее 200 человек из Колонны Дуррути держали позиции вблизи Каса-Кемада почти в центре фронта боя. Силы по обе стороны от них бежали, оставив оружие и технику позади себя. Морланес Жаулин, бывший во главе этой части Колонны, обратился к Сансу в штаб Колонны, запросив людей, чтобы поддержать его подразделение и в особенности подобрать оружие, которое было брошено бежавшими.

Вместо отправки такого подразделения, Рикардо Санс сам прибыл с горсткой людей и начал стрелять по врагу из пулемета. Когда Морланес Жаулин стал настаивать, что это не дело командира Колонны Дуррути, что тот должен организовывать дополнительную линию обороны позади того места, где они в этот момент находились, к которой подразделение Морланеса Жаулина могло бы при необходимости отступить, Санс пришел в ярость. Но в конце концов, он вернулся в тыл и там добился результатов, которые Морланес Жаулин описал следующим образом: «Рикардо Санс, который все еще мыслил, как “милиционер”, отправился в тыл, менее чем в километре от этого места, и там он, Сиприано Мера, подполковник Паласиос (профессиональный военный) и другие политические и профсоюзные лидеры превратились во вспомогательные силы, организовав, как по волшебству, главную линию сопротивления … о которую фашисты обломали свои рога, если те у них были»[59].

Кстати, это был, вероятно, один из последних эпизодов, когда Колонна Дуррути в целом вела себя как милиционная группа, а не воинское подразделение. Рикардо Санс объяснил Морланесу Жаулину, что он не послал запрошенного подразделения, поскольку, по его словам, «резервный батальон отказался прибыть». Бойцы проводили собрание, которое решало, что они намерены делать[60].

Части Колонны Дуррути, к тому времени уже 26-й дивизии республиканской армии, оставались в районе Мадрида до апреля 1937 г. К тому времени Мадридский фронт стабилизировался, и правительство Каталонии приказало частям Рикарда Санса вернуться на Арагонский фронт, где они воссоединились с остававшимися там частями старой Колонны Дуррути. Рикардо Санс стал командиром всей воссоединенной 26-й дивизии. Он стал подполковником, хотя обычно занимаемая им командная должность соответствовала рангу генерал-майора[61].

Начало Колонны Сиприано Меры

Вторым важным анархистским военным соединением при обороне Мадрида была колонна Сиприано Мера, которая стала l4-й дивизией республиканской армии и оставалась в районе Мадрида всю войну. Мера был молодым профсоюзным лидером строительных рабочих НКТ в Мадриде, а незадолго до начала войны возглавлял забастовку строителей, которая вызвала конфликт между НКТ и ВСТ, в результате чего Мера был заключен в тюрьму. Он был выпущен только после начала военного мятежа[62].

Сразу же после своего освобождения, Сиприано Мера организовал свою первую колонну милиционеров, по-видимому, главным образом из строительных рабочих Мадрида. Во главе «800 человек и пулемета», Мера отбил город Куэнка у мятежников[63]. Так же его колонне принадлежит честь взятия Гвадалахары, которую первоначально захватили мятежники[64]. После начале Битвы за Мадрид, Сиприано Мера, был, по словам Гарсиа Оливера, «признан в Операционном отделе Министерства войны, в качестве военного руководителя анархо-синдикалистов», в Мадридском регионе[65].

Рамон Сендер, еще будучи тогда коммунистом, воздавал должное роли Меры в обороне Мадрида и писал: «Через несколько недель после начала наступления на Мадрид, мы обнаружили, что, наряду с такими героическими лидерами коммунистов, как Листер или “Кампенсино”, Модесто или Галан, у нас есть и такой анархистский герой, с особым талантом к лидерству, как Сиприано Мера, который во главе своих прекрасно дисциплинированных легионов каменщиков сражался так же, как до него сражался Дуррути, как столь же молодой профессиональный солдат»[66].

(…)

Колонна Сиприано Меры в обороне Мадрида

Колонна Меры, которая стала l4-й дивизией новой испанской республиканской армии, сыграла значительную роль на всех этапах Битвы за Мадрид. Она была на передовых позициях практически весь первый этап сражения в ноябре. Эдуардо де Гусман отметил, что рядом с тем, что осталось от Колонны Дуррути, в течение этого периода находились «люди Меры и Паласиоса. За ними располагалась “Свободная Испания”, прибывшая после обороны Карабанчеля на замену одного из батальонов интернациональных бригад»[67].

Все эти подразделения вскоре оказались под командованием Меры, за исключением Колонны Дуррути, которая, в конце концов, вернулась в Арагон. Оба соединения, бывшее Дуррути и Меры, сыграли ключевую роль в обороне лоялистских позиций во время декабрьско-январских попыток сил Франко отрезать Мадрид, взяв Эль-Пардо[68].

Существует относительно немного данных об участии возглавляемых анархистами войсках в Харамской фазе Битвы за Мадрид. Маршал Р. Малиновский, который участвовал в ней в качестве советского советника, не отметил, что 70-я бригада анархистов сражалась во время боя хорошо, но воздал главные почести за это советскому советнику бригады «Товарищу Петрову»[69].

Войска под командованием Меры сыграли особенно важную роль в так называемой битве при Гвадалахаре, на последней фазе Битвы за Мадрид. В Гвадалахарском конфликте масса сил Франко состояла из итальянских войск – полковник Рохо предполагал, что 60.000 из 75.000 солдат на стороне Франко в этом конфликте были итальянцами[70].

К сражавшимся вдоль дороги Бриуэга-Ториха силам 14-й дивизии Меры была приписана и 12-я интербригада, которая включала знаменитый батальон Гарибальди, состоявший из антифашистов-итальянцев[71]. Позиция l4-й дивизии составляла правый фланг республиканских сил в Гвадалахарском конфликте.

Полковник Рохо описал роль войск Меры в лоялистском контрнаступлении, которое наголову разбило легионы Муссолини. Он писал: «На правом фланге силы l4-й дивизии, которые выдвинулись на Бриуэгу в смелом маневре, отрезали большую часть дивизии Коппи, хотя на высоте некоторые группы сопротивлялись, а те, которым удалось избежать окружения, бежали в беспорядке, бросая артиллерию и генеральный штаб дивизии, преследуемые нашими солдатами. На этом крыле начался кризис итальянских фашистских войск»[72].

Битва при Гвадалахаре дает великолепный пример того, как роль анархистских сил, участвовавших в обороне Мадрида, опускалась или игнорировалась. Хотя Хью Томас отметил, что «Вдоль дороги Бриуэга – Тория заняли оборону войска анархиста Сиприано Мера», он продолжает приписывать победу республиканцев, в основном, батальону Гарибальди и советским танкам[73]. Со своей стороны Франц Боркенау, повествуя о битве, даже не упоминает о присутствии Меры и анархистских частей, приписывая победы республиканцев двум интернациональным бригадам, одной баскской, и двум подразделениям коммунистического Пятого полка[74]. Кастро Дельгадо также подчеркивает роль Листера и Эль Кампенсино, интернациональных бригад[75].

После окончания Битвы за Мадрид, дивизия Сиприано Меры оставалась на мадридском фронте до конца войны. Даже Хью Томас, который не был склонен расточать похвалы роли анархистских частей во время Гражданской войны, именовал Меру «известным генералом из анархистов, которого сделала таковым война»[76], и «лучшим командиром, которого CNT выдвинула во время войны»[77]. К концу конфликта Сиприано Мера командовал 4-м армейским корпусом[78]. Он и его войска сыграли наиболее важную роль в восстании, которое свергло правительство премьер-министра Хуана Негрина незадолго до окончания войны – роль, которую мы рассмотрим в свое время[79].

Роль рабочих-строителей НКТ

За несколько недель до начала осады Мадрида немногое было сделано для укрепления столицы и ее окрестностей. Вопрос был даже представлен премьер-министру Ларго Кабальеро, который не нашел оснований для осуществления подобных усилий[80].

Однако, по мере продвижения сил Франко к пригородам Мадрида, были развернуты, наконец, огромные усилия по строительству фортификационных сооружений, траншей и других укреплений. Многие тысячи членов НКТ, главным образом, те, которые не сражались в рядах милиции, подключились к этим усилиям. Хотя Хесус Эрнандес утверждал, что главными вдохновителями этих работ были коммунисты, правда, как кажется, заключается в другом[81].

Хотя армии Франко подходили к столице, не было практически никакой физической защиты, за исключением зданий самого города и Университетского городка. Но в то же время рабочие-строители Мадрида были практически без работы, поскольку строительства не велось, в особенности после того как силы Франко начали бомбить город. Хотя многие из них, под руководством Сиприано Меры, присоединились к первым милиционным колоннам, в городе оставались еще тысячи строителей, и они были мобилизованы НКТ.

Эдуардо де Гусман объяснял, что «была только одна забота, одно стремление, одна обязанность: строить укрепления. И люди бросились строить укрепления. У них не было технических специалистов, им недоставало материалов, иногда у них не было кирок и лопат, в которых они нуждались. Но момент требовал, чтобы они преодолели все препятствия. И они это сделали. Позже, когда опасность ослабла, инженеры, администраторы, техники постарались объяснить, что траншеи и брустверы были сделаны по тому или иному плану … Истина в том, что только строительные рабочие находились на своих постах в эти критические часы».

«Траншеи были вырыты, подземные убежища сооружены, колючая проволока была натянута». Также строительные рабочие несли значительные потери. После того как кризис миновал, НКТ объявила, что 5.000 членов их Объединенного профсоюза строительных рабочих погибли в процессе строительства укреплений[82].

8. Роль анархистских вооруженных частей на фронтах, помимо Каталонии-Арагона и Мадрида

(…)

Железная Колонна

Анархистским военным подразделением, которое в значительной степени несет наибольшую ответственность за репутацию подразделений НКТ-ФАИ как «неконтролируемых» и «недисциплинированных» была Железная Колонна, организованная анархистскими силами Валенсии и ее окрестностей. Это было одно из основных подразделений республиканских сил, действовавших на Теруэльском фронте на начальном этапе войны.

В других местах в данном томе мы видели, какой беспорядок царил в Валенсийском районе в первые дни Гражданской войны, где армейский гарнизон оставался «нейтральным» больше недели, и происходили широкие политические маневры между политическими группами, оставшимися лояльными Республике. Некоторые армейские подразделения были вынуждены сдаться, и у регионального Народного исполнительного комитета, представлявшего все элементы, поддерживавшие дело Республики и утвердившегося у власти в регионе, возникла необходимость начать набирать милиционеров для отправки на фронт, в частности, в окрестности Теруэля в самой южной части Арагона. Захват Теруэля мятежными войсками был важной помехой для дела Республики, поскольку он был крупным железнодорожным центром, соединявшим Сарагосу, Каталонию, Мадрид и Валенсию. Задача попытаться вернуть город Республике пала главным образом на милиционные силы, поднявшиеся в Валенсии и в Леванте в целом.

Первая попытка послать войска на Теруэльский фронт закончилась катастрофой. Колонна, набранная в основном в Кастельоне и состоявшая из порядка 1.000 милиционеров и более 400 гражданских гвардейцев и карабинеров, была отправлена примерно через неделю после начала войны. Одна часть колонны дошла до Мора-де-Рубьелос, и еще один из ее сегментов захватил Ла-Пуэбла-де-Вальверде в ночь на 29 июля. Тем не менее, в ночь на 30 июля гражданские гвардейцы взбунтовались, захватили лидеров колонны и большинство из милиционеров (многих из которых они казнили), а также всё вооружение экспедиции. Затем они перешли к мятежникам[83].

Корреспондент американской газеты Лоуренс Фернсуорт, посетивший часть Теруэльского фронта, занятую Железной Колонной в начале 1937 г., описал этот инцидент, который серьезно повлиял на отношение колонны к гражданской гвардии и другим элементам старого режима:

Именно в этом городе социалистический депутат, Франсиско Касас Сала, полковник карабинеров и 63 милиционера были убиты гражданской гвардией, действовавшей в предательской связи с мятежниками … Гражданская гвардия, симулировав свою лояльность, пришла сюда с безоружной милиционной колонной, которую она обещала вооружить по прибытии на фронт. Вместо этого гвардейцы переметнулись на другую сторону и расстреляли в упор милиционеров, когда те находились на мирном отдыхе и завтракали на площади. Те, кто был захвачен в плен, были отведены на следующий день на кладбище, и там все вместе расстреляны …

Поскольку история широко публиковалась испанской прессой, я очень стремился ее проверить, как служащую ключом к предполагаемой правдивости подобных историй. Я нашел ее не только правдивой в ее основных сообщавшихся деталях, но в некоторых отношениях преуменьшенной. Свидетели и участники трагедии рассказали мне свои истории и показали место, где это произошло, кровь все еще сгущалась на земле[84].

Между тем, анархисты в Левантийском районе начали [осуществлять] задачу по привлечению милиции для отправки на Теруэльский фронт. Эта работа находилась в руках революционного военного совета НКТ. Он разместил объявления в газетах для добровольцев, сформировывал тех, кто ранее вступил в отряды милиции, и организовал их отправку на Теруэльский фронт. Комитет также создал эквивалент унтер-офицерской школы для своих милиционеров. Там им преподавали многие из тех вещей, которые могли бы входить в учебный курс школы регулярной армии, такие как география, топография, вооружения, за исключением того, что не было никакой идеологической обработки и военной иерархии[85].

К началу августа были организованы две милиционные колонны. Одной из них была Железная Колонна, который, по словам одного из ее участников, Роке Сантамария, состояла из «наиболее крайних (в смысле, радикально настроенных – прим.пер.) элементов НКТ и ФАИ». Другая была колонной Торреса – Бенедикто, которая была организована главным образом теми элементами НКТ, которые были связаны с треинтистами[86].

Вначале энтузиазм в отношении Железной Колонны был высоким. Согласно Роке Сантамария, 12.000 человек вызвались добровольцами в первый месяц, хотя оружия было достаточно всего для 3.000. Колонна, состоявшая из крестьян и промышленных рабочих, и подчиненные подразделения были однородными. Группы крестьян и промышленных рабочих избирали делегатов для руководства различными центуриями, которые составляли колонну. По всей видимости, было несколько профессиональных офицеров, связанных с колонной [88].

Среди новобранцев было много бывших заключенных из исправительного заведения Сан-Мигель-де-лос-Рейес, которые были освобождены анархистами в момент начала войны. О них Роке Сантамария говорил, что «они вели себя и сражались удивительным образом, доблестно и убежденно»[89]. Между тем, Бернет Боллотен утверждал, что «эти бывшие заключенные вскоре принесли позор Железной Колонне, так как, хотя некоторые из них за время заключения пришли в объятия анархистских идеалов, подавляющее большинство их были закоренелыми преступниками, которые не претерпели никаких изменений в своих сердцах и пошли в колонну для того, чтобы иметь возможность выйти из данного заведения, нацепив на себя для камуфляжа анархистскую этикетку». Их присутствие в Железной Колонне сделало ее уязвимой для сильных нападок, особенно со стороны коммунистов [91].

Железная Колонна покинула Валенсию 8 августа, первоначально отправившись в Сагунто, откуда она взяла путь к Теруэлю[92]. 12 августа милиционеры вступили в первое соприкосновение с противником у Сарриона. Там они нанесли поражение войскам, присланным из Теруэля, чтобы противостоять им. Затем колонна выступила к Ла-Пуэбла-де-Вальверде, который она заняла без сопротивления, и продвинулась до Пуэрто-Эскандона, всего в нескольких километрах от Теруэля[93].

Лоуренс Фернсуорт описал милиционеров из Железной Колонны, какими он их видел на Теруэльском фронте в начале 1937 г.:

Милиционеры одеты в разную форму, в соответствии со своей фантазией. Они носили синие комбинезоны и куртки; полностью или половину формы регулярной армии; рабочую одежду с поясами и ремнями, чтобы придать себе боевой внешний вид, у многих красные платки на шее; аккуратные милицейские шапки, оканчивающиеся небольшим передним и задним пиком, которые в настоящее время гораздо моднее, или, по их выбору, широкополые соломенные или фетровые шляпы и другие, весьма разнообразные головные уборы. Они хорошо питались, глаза сияли, были в основном дружелюбны. Многие из них отрастили бородки и бакенбарды, ставшие теперь достаточно модными. Группа из них пригласила меня в свою землянку и там мы рассуждали, дискутируя о многих вещах. Через смотровое отверстие мы могли видеть землянки мятежников на противоположном холме, через овраг.

К концу августа Теруэльский фронт стабилизировался. Анархистские части были в том же положении, что и Колонна Дуррути на севере. Они фактически могли разглядывать Теруэль, но не были способны продвинуться к нему с того момента как гарнизон был сильно укреплен и налажена укрепленная оборона – так же, как Колонна Дуррути находилась на окраине Сарагосы, но не могла взять этот город [95].

Железная Колонна организовала ряд вспомогательных видов деятельности. Когда фронт стабилизировался, не все милиционеры находились на передовой. Некоторые из них помогали работе крестьян в либертарных коммунах, которые были организованы вслед за приходом Железной Колонны в район между Саррионом и Теруэлем[96].

Члены Профсоюза графического ремесла в составе Железной Колонны основали в начале сентября газету Linea de Fuego, и она распространялась среди всех членов колонны. Колонна Торреса – Бенедикто также начала издавать свою газету, Victoria. Тогда же, в начале ноября 1936 г., Железная Колонна создала свою собственную радиостанцию, Радио EA5 Железной Колонны .

В этот начальный период колонна страдала из-за недостатка практически во всем. Народный исполнительный комитет Валенсии сообщал в январе 1937 г., что снабжение милиции «представляет одну из самых трудных и сложных задач, которые нужно было решать, потому что в эти первые моменты колоннам бойцов, вдохновленным народным энтузиазмом, не хватает самых необходимых товаров и провизии. У них нет одежды, либо экипировки, либо обуви» 115%;Times New Roman","serif";»>[99]. В ноябре 1936 г. сама Железная Колонна передавала, что получила от правительства только 1.000 винтовок – 20 процентов от общего объема. Остальные были добыты у врага[100].

Железная Колонна участвовала в различных военных операциях, которые происходили на Теруэльском фронте. В ноябре она приступила к строительству фортификационных сооружений вместе с местными трудящимися. Она также отозвала всех своих членов, которые были в отпуске по болезни в Валенсии и её окрестностях, на том основании, что в настоящее время было достаточно прифронтовых госпиталей. Теренс М. Смит отмечал: «Это был шаг, сделанный, чтобы контролировать милиционеров» .

Одно из наступлений колонны произошло в конце декабря 1936 – начале января 1937 гг. Колонна, как сообщается, «взяла десять траншей противника с двумя пулеметами и нанесла ему большие потери, и 60 солдат перебежали к нам с вооружением и боеприпасами»[102]. В то же самое время, Колонна Торреса – Бенедикто взяла небольшой город и перерезала железнодорожные коммуникации противника.

В первые месяцы 1937 г. колонна была отправлена в тыл для перегруппировки. Она вернулась на фронт в мае, чтобы сменить Колонну «Свободная Испания» (63-ю бригаду), хотя была очень неудовлетворительно вооружена. Ближе к концу июля 1937 г., колонна (к тому времени 83-я бригада) была сильно помята мавританскими частями в битве при Москардо и снова отозвана с фронта [104].

Тем не менее, Железная Колонна вернулась на фронт как раз к генеральному республиканскому наступлению на Теруэль на Рождество 1937 г. Она взяла города Геа и Сан-Блас, во время этого наступления.

Конечно, победа республиканцев в Теруэле была непродолжительной. Мануэль Веласко Гуардиола, член Железной Колонны, много лет спустя описал одно из последних военных мероприятий колонны после того как силы Франко отбили город: «Тогда началось наступление националистов на Левант, куда 83-я бригада всегда отзывалась и дала максимум того, что могла дать, включая удержание фронта под Морелией, после чего ей пришлось прорвать окружение националистов и двинуться походным порядком на Кастельон. Но в десяти или двенадцати милях от его столицы националисты перерезали шоссе, и нам пришлось спасаться, как мы только могли»[105].

У нас мало информации о действиях Железной Колонны на последнем этапе войны. Тем не менее, одно из наиболее идиотских сообщений о ее предположительном расформировании – это то, которое дает Хулио Альварес дель Вайо, просталинистский социалистической министр иностранных дел. Описывая ее как нечто, что, по его словам, произошло в ноябре 1936 г., он утверждает, что Ларго Кабальеро, в качестве военного министра, «послал грузовики с доверенными милиционерами туда, где располагалась лагерем “Железная Колонна”: она распалась без единого выстрела».

Черная легенда о Железной Колонне

Однако не образ действий Железной Колонны на линии фронта виновен в сложившейся вокруг нее черной легенде. Скорее, дурную славу снискал ей образ действий подразделения в тылу. Имели место, по меньшей мере, пять крупных инцидентов с ее участием и некоторое количество менее значимых.

Первое крупное вмешательство членов Железной Колонны в дела гражданского общества произошло 28 сентября 1936 г. У колонны были серьезные жалобы в связи с тем, что фронт получает недостаточное количество вооружения, в то время как значительное число гражданских гвардейцев из тылового охранения в районе Валенсии было относительно хорошо оснащено. Недовольство милиционеров усиливалось их врожденным недоверием к гражданской гвардии, особенно после катастрофы, которая произошла в Ла-Пуэбла-де-Вальверде менее чем за два месяца до этого.

Поэтому было принято решение направить некоторые силы колонны, чтобы разоружить подразделения гражданской гвардии в Валенсии и доставить их оружие на фронт. Без каких-либо вооруженных столкновений им удалось отобрать винтовки у гвардейцев четырех постов в городе. Но затем они напали на Дворец правосудия и полицейские участки. Забрав все имущественные регистры, а также захватив судебные дела, они предали все эти документы огню на главной площади города. Бруэ и Темим утверждают, что эти члены Железной Колонны затем «перешли к ночным клубам и кабаре, сняли с их клиентов ювелирные изделия и отняли их кошельки»[107].

Эти инциденты.

Вскоре после этих событий[109] силы Железной Колонны отправились в город Кастельон-де-ла-Плана, где захватили и сожгли все уголовные и имущественные записи. Они также забрали из местной тюрьмы много заключенных, возможно, более 65, которых считали фашистами, и убили их.

Нападение Железной Колонны на Кастельон впоследствии вызвало ответ со стороны второй крупной валенсийской анархистской воинской части на Теруэльском фронте, колонны Торреса – Бенедикто. Та направила силы в город «для защиты революционного порядка», что Теренс М. Смит интерпретирует в смысле попытки «избежать повторения резни Железной Колонны …» [111]

Три других серьезных инцидента с участием Железной Колонны были более ясным ответом на попытки коммунистов и их союзников подорвать Революцию, которые происходили с начала войны. В конце октября 1936 г. делегат колонны в Валенсии, Тибурсио Ариса Гонсалес, был убит на улицах города. Обе колонны, Железная Колонна и колонна Торреса Бенедикта решили послать крупные делегации на похороны своего товарища. Когда кортеж шел через площадь Пласа-де-Тетуан, его обстреляли из бывшей штаб-квартиры главнокомандующего и штаб-квартиры Коммунистической партии на противоположной стороне площади. В заявлении, опубликованном после этих событий Железной Колонной, утверждалось, что 30 ее членов были убиты и более 60 ранены, в то время как 38 членов колонны Торреса Бенедикта также стали жертвами стрельбы.

В том же заявлении колонна подчеркивала: «Хотя мы теперь возвращаемся на фронт, пока фашисты не устранены, придет день, когда мы, расследовав и вспомнив эти факты, расставим вещей и людей на заслуживаемое ими место».

Два других инцидента имели место в марте 1937 г. Висенте Урибе, коммунистический министр сельского хозяйства, повел сильную кампания против сельских коллективов НКТ-ВСТ в регионе Леванта, не только лишив их кредитования, но и стремясь использовать полицию, чтобы уничтожить не только их, но также некоторые из городских коллективов. Железная Колонна отреагировала именно против этой кампании.

В сельские районы были направлены штурмовые гвардейцы, чтобы арестовать сотни крестьян из коллективов. Части Железной Колонны поддержали крестьян и схлестнулись с Гражданской гвардией. Только после вмешательства министра юстиции от НКТ Хуана Гарсиа Оливера и министра-социалиста правительства Анхеля Галарсы (сторонника Ларго Кабальеро) было более или менее восстановлено статус-кво, и большинство крестьянских лидеров были освобождены (хотя и не все).

В то же время Штурмовая гвардия захватила металлургический завод в Борриане, контролируемый НКТ и очень важный для анархистских солдат, так как это был один из их немногих источников поставок военных материалов. Снова вступили в дело части Железной Колонны, и только вмешательство Гарсиа Оливера помешало тому, что, возможно, могло бы стать кровавым конфликтом. Завод был возвращен под контроль НКТ .

Все эти происшествия создали большую напряженность между Железной Колонной и руководством НКТ. Так же обстояло дело с оппозицией колонны против милитаризации милиции (…), а также против вступления НКТ в правительство премьер-министра Ларго Кабальеро.

Теренс М. Смит отметил, что на региональном совещании профсоюзов НКТ в ноябре 1936 г., «в течение всего конгресса имелись четкие сигналы о разочаровании колонной, по тем или иным причинам»[114], хотя на заключительной сессии встречи, которая продолжалась шесть дней и на которой было представлено «очень мало делегатов», «структура и деятельность … Железной Колонны были одобрены …»В декабре анархистская ежедневная газета Fragua Social подвергла открытым нападкам Железную Колонну. Она осудила 30-ю Центурию колонны за то, что та оставила фронт [117].

Alexander R. J. The anarchists in the Spanish Civil War. 2 V. Volume 1. L.: Janus Publishing Company Lim, 1999. P. 143-156, 161-163, 206-217, 218-221, 224-231; Idem. Op. cit. V. 2. P. 1213, 1214, 1220-1223,

Мы видели, как народ в Барселоне отреагировал на приказ о мобилизации центрального правительства. Мы видели также аргументы, которыми молодые новобранцы мотивировали свой отказ вернуться в казармы, которые они ранее оставили из-за предательства своих командиров и глупости правительства. И мы видели также компромиссное решение, которое было разработано НКТ и ФАИ в ЦКАМ (Центральный комитет антифашистских милиций – прим.пер.). Это решение подразумевало автономию Каталонии в военных вопросах. Первое послеиюльское правительство Женералитата впервые имело в своем составе министра обороны (Диаса Сандино). Предложенное решение, согласно которому призывники мобилизовывались в казармы в качестве милиционеров, не вступало в конфликт с намерениями Женералитата. Меморандум ЦКАМ от 6 августа гласил:

«ЦКАМ Каталонии постановил, что солдаты 1933, 1935 и 1936 гг. должны немедленно сообщить о себе в казармы и представить себя в распоряжение местных комитетов, созданных под юрисдикцией ЦКАМ».

Поскольку в призыв были тут же включены все имеющиеся военные чины («… за кого могут поручиться рабочие организации и партии входящие в ЦКАМ …»), возникла потребность в создании контрольных органов, которые должны были наблюдать за будущими военными командирами или советниками. Эти органы дублировали рабочие и солдатские Советы, аналогично тем, какие создавались для тех целей на ранних этапах Российской революции. Хотя эти советы охватывали все вооруженные подразделения, они действовали в казармах в форме комитетов от солдат и делегатов от различных организаций и партий.

Альфонсо Мигель, старый активист НКТ и приверженец рабочих и солдатских Советов, писал в середине 1937 г.:

«Первые рабочие и солдатские комитеты возникли по соглашению НКТ и ВСТ. Они родились в Барселоне. Затем они были сформированы в Леванте, в Андалусии и в самой столице, которая была деморализована пораженчеством и предательством. Они приступили к мониторингу и проведению чисток. Комитеты брали на себя неблагодарную задачу повышения морального духа, отслеживания определенных интриг, наблюдая за подозрительными офицерамии оказывая помощь всем компетентным и искренним служащим. Комитеты позволили поддерживать военную деятельность и предотвратить фашизм внутри, без них фашизм, несомненно, сожрал бы нас. Кто еще был способен обеспечить в болезненные первые месяцы войны единство между народом, армией, бывшей при последнем издыхании и военными органами, которые были деморализованы предательством и уничтожением армейской службы? Комитеты создавались не по символическим причинам: их создание было обусловлено необходимостью нажима в борьбе и наличия максимальной уверенности в военном командовании. Мятеж разбил всякое уважение и убил малейшую йоту уверенности. Несмотря ни на что, тем не менее, оказалось возможным сохранять достаточно связное направление среди всеобщего хаоса с помощью смеси официального и действительного надзора за решениями командования, без чего процесс принятия решений был бы невозможным. Рабочие милиции нуждались в уверенном руководстве; они добились этого, смешав свои собственные кадры с теми, кого выбирали соответствующие организации и военные подразделения, которые разделяли их цель: «сражаться вместе под единым и лояльным подотчетным руководством». Из создание определялось обстоятельствами, и по мере развития, они решили, что милиции должна быть заменена. Таким образом, родилась новая военная организация: народная и революционная армия, формируемая антимилитаристским населением в разгар войны против старой армии»[119].

10 августа в барселонском театре Олимпия состоялась огромный митинг. Это был первый митинг после событий 19 июля. Перед собравшимся народом выступили следующие ораторы: «Марианет» Васкес, секретарь каталонский НКТ; Франсеск Эсглеас и Гарсиа Оливер, от имени Национального комитета НКТ и Федерика Монтсени от имени ФАИ. Происходящее транслировалось по всей Испании. Далее приводится существо произнесенных речей:

Васкес:

«Через три дня после мятежа мы продемонстрировали конструктивный потенциал нашей организации, предписав вернуться на работу во всех отраслях, чьи услуги необходимы для того, чтобы оживить производственные усилия. Позднее мы создали Высший экономический совет, в котором участвуют НКТ и ФАИ. Этот орган имеет задачу нормализовать и социализировать производство. В эти трудные времена, НКТ считает неуместным настаивать на осуществлении требований, предназначенные радовать и прельщать рабочий класс. Сейчас не время добиваться 40-часовой рабочей недели и 15- процентного увеличения заработной платы. Нет. Если борьба за разгром фашизма и желание избежать страданий и нищеты, через которые прошла Российская революция,заставляет нас работать дополнительные часы, пусть так и будет. У нас есть революционный долг обеспечить удовлетворение наиболее насущных потребностей людей… На международной арене нам угрожает иностранная интервенция, которую некоторые могут приветствовать. Мы понимаем, что идет поиск предлога для такого вмешательства, и это пойдет на пользу фашизму и развяжет войну. Но мы не будем давать предлог для такого вмешательства, и никто не может сказать, что мы были не в состоянии уважать иностранные интересы … Когда с нами связались консулы, мы быстро опечатали иностранные учреждения, чтобы никто в них не вмешивался. Мы даже направили нашу собственную охрану, чтобы помешать кому бы то ни было нарушить неприкосновенность этих иностранных интересов… 19 июля закончилась эпоха, которая не должна вернуться. Проблемы, вставшие в нынешних условиях, должны быть решены с самыми благородными намерениями, как требуют сложившиеся обстоятельства и без каких-либо препятствий со стороны мелких партийно-политических соображений, типичных для пораженцев и демагогов. Мы, НКТ и ФАИ, не позволим, чтобы люди были разоружены под каким бы то ни было предлогом. Лучше, чтобы оружие находилось во владении рабочих, чем в руках буржуазии».

Гарсиа Оливер:

«Мадридское правительство считает, что для борьбы с фашизмом может быть сформирована армия с нереволюционным мировоззрением. Армия не должна выражаться ни в чем, что не исходило бы из гласа народа, и она должна быть на 100 процентов пролетарской. Чтобы продемонстрировать это, я должен подчеркнуть, что штурмовая гвардия, карабинеры и гражданская гвардия братались с трудящимися массами в битве против фашизма, во время которой они сформировали с ними народную армию, превосходящую, как показала практика, классические вооруженные подразделения, организованные на людских спинах. Народная армия на основе милиций должна быть организована на основе новой концепции. Мы собираемся организовать революционную военную академию, где мы сможем обучать командных специалистов, которые не будут следовать модели прежних офицерских корпусов, но будут скорее специалистами, к тому же следующими инструкциям вышестоящих офицеров, доказавших свою преданность по отношению к народу и к пролетариату. Это самая надежная гарантия того, что фашизм нас не одолеет. Мы надеемся, что Испания разделит наше мнение и обратится к этому новому оружию в арсенале будущего общества. Я не против того, чтобы воздать должное духу, проявленному в Каталонии Гражданской гвардией, Штурмовой гвардией и карабинерами, духу, который привел к созданию рабочих и солдатских советов в казармах. Разве мы приступили, таким образом, к эксперименту в российском стиле? Нет. Нет никаких причин для того, чтобы Испания по-обезьяньи подражала российскому примеру: у нас есть все, что нужно, чтобы претворить в реальность органы, жизненно важные для защиты народа».

Монтсени:

«Мы должны оставаться верны договоренности с другими антифашистскими секторами, но мы также требуем лояльности, поскольку, если между нашими соответствующими силами не будет взаимопонимания и терпимости, мы будем уничтожены, и этого необходимо избежать. Мы обязаны пойти дальше, чем намеревались, из-за того, что большое число предприятий, жизненно важных для экономического восстановления революции, оказались заброшены. Мы не принимаем на себя эту отброшенную ответственность только и исключительно к собственной выгоде. Мы зовем на нашу сторону техников: они могут со в нашем общем деле, уверенные в том, что это сотрудничество вознаградит их научный дух и удовлетворит их основные потребности. Мы призываем республиканцев и всех тех, чьи представления о социальном прогрессе, возможно, не совпадают с нашими, поразмышлять обо всех этих вопросах большей или меньшей важности в этот торжественный час. Мы будем идти вперед, несмотря на самих себя, и если другие не сделают этого, по причине непонимания или недобросовестности, то вина падет на них. Мы будем строить новый мир на основе большей свободы личности по отношению к коллективу, но с коллективностью, которая тесно связана с индивидуальностью против централизма, поскольку тот является регрессом во всех аспектах жизни».

Также 10 августа была обнародована схема гармоничного сочетания контрольных патрулей [patrullas de control] для защиты революционного порядка. Согласно тексту схемы, эти патрули «являются чисто революционной организацией, возникшей из самой революции и служащей исключительно ей». Они включали 700 человек из различных организаций антифашистского фронта. Примерно 325 принадлежал к НКТ, а остальные были разделены пропорционально между Эскеррой, ВСТ и ПОУМ. Они были разделены на 11 районов по всей Барселоне.

13 августа официальным декретом Женералитата был создан Экономический совет Каталонии[120].

Peirats J. The CNT in the Spanish Revolution. 3 V. Volume 1. S.l.: The Meltzer Press, 2001. P. 153-155

Приложение 2. Из книги Абеля Паса «Дуррути в Испанской революции».

Колонна Дуррути

В селах, через которые продвигалась колонна, люди стекались, чтобы посмотреть на ее прохождение. Увидев Дуррути, не раз кто-нибудь выкрикивал:

«Какой же это вождь? У него же нет нашивок!».

На это им отвечали: «Анархист никогда не может быть вождем, потому и нашивок не носит».

В других местечках крестьяне встречали колонну радостными криками и приветствиями в адрес НКТ-ФАИ. Когда колонна остановилась, и крестьяне окружили прибывших, Дуррути вышел из машины, чтобы поговорить с жителями деревни:

Вы уже организовали свой коллектив? Не ждите! Берите землю! Организуйтесь сами и не допускайте никаких начальников и паразитов. Если вы этого не сделаете, нам вообще нет смысла идти дальше. Мы должны создать новый мир – иной, чем тот, который мы сейчас разрушаем. Если этого не произойдет, молодым не стоит гибнуть на полях сражений. Мы сражаемся за революцию[121].

Таким образом они создавали новый мир по мере продвижения к Сарагосе, и даже еще до того как были вовлечены в сражение с солдатами повстанцев. Ведь именно за это они и боролись – и ни за что другое.

В Каспе произошло первое столкновение с фашистами. Село было захвачено капитаном Гражданской гвардии Негрете. 23 июля в бой с ним вступила крупная группа бойцов милиции, которые на свой страх и риск прорвались из Барселоны; в ее составе были и братья Субиратс. Бой был уже в самом разгаре, когда подошла колонна, которая, наконец, освободила Каспе. Эта победа пополнила ее ряды. Она оставила позади села Фрага, Кандаснос, Пеньяльба, Ла-Альманда и ряд других населенных пунктов. Колонна достигла Бухаралоса 27 июля, где временно образовался Военный комитет[122].

На следующий день колонна двинулась маршем в направлении Эбро, чтобы через Пину и Осеру достичь Сарагосы. Вскоре после отхода, всего в нескольких километрах за Бухаралосом, колонне пришлось в первый раз ощутить на себе реалии войны, когда она подверглась бомбардировке с фашистских самолетов. Немалое число бойцов милиции оказались деморализованы и, охваченные паникой, бежали. Бомбёжка произошла настолько внезапно, что стоила 12 убитых и более 20 раненых, среди которых оказался и майор-артиллерист Клаудин, командовавший артбатареей колонны.

Группа бойцов колонны инстинктивно преградила дорогу бегущим и остановила их. Это помешало распространению паники и, в конце концов, не позволило экспедиции резко отступить.

После этой стычки, Дуррути стало ясно, что лучше немного отойти назад и лучше узнать о позициях врага, чтобы не попасть в ловушку. Во время обратного марша в Бухаралос Дуррути увидел на одном грузовиков Эмильен: она тоже выглядела как солдат милиции[123]. Он смотрел на нее, улыбаясь, не делая при этом никаких комментариев. Об этой встрече Мими пишет:

В этом – теперь уже историческом – селе [Бухаралос] я снова повстречала своего товарища (compañero), после двух недель разлуки. Как только улеглась первая радость от встречи, мы сразу же организовали штаб-квартиру колонны. В темной и сырой комнате мы взялись за первые задачи. Не имея никаких материалов, мы организовали управление этой колонной в тысячу человек, которой предстояло быстро расти. Именно в этом небольшом, простом и бедном селе возникла вся организационная структура нашей колонны: вначале довольно несовершенная, она мало-помалу все больше могла удовлетворять огромные нужды нескольких тысяч человек[124].

После возвращения в Бухаралос у Дуррути произошел первый спор с Пересом Фаррасом. Перес Фаррас, профессиональный солдат, который неодобрительно относился к методам Дуррути, воспользовался суматохой, чтобы попытаться убедить Дуррути перестроить колонну и пересмотреть план атаки на Сарагосу. В другой ситуации Дуррути охотно принял бы его замечания. Однако поскольку он заметил, что эта критика не беспристрастна, но нацелена против либертарной формы организации, то эти замечания задевали его гордость. Дуррути ответил, что от такого нападения в ужасе обратится в бегство любой человек – будь он либертарием, или нет. Отличие в том, что «люди, которые бежали сегодня, будут драться завтра как львы, но только если к ним относиться как к рабочим, которых застали врасплох, а не как к солдатам, которые дезертировали перед врагом»[125].

С балкона здания муниципалитета Бухаралоса Дуррути обратился к людям из своей колонны, которые собрались на площади. Его речь была суровой – согласно одному из слушателей, это была, вероятно, самая горькая речь из всех, какие Дуррути произносил за всю свою жизнь активиста

Друзья, никто не заставлял вас присоединиться к этой колонне. Каждый из вас выбрал свою судьбу свободно, и судьба первой колонны НКТ-ФАИ действительно довольно неблагодарна. Гарсиа Оливер говорил об этом по радио Барселоны: мы идем в Арагон с тем, чтобы освободить Сарагосу или умереть в попытке сделать это. И я повторяю то же самое: мы скорее умрем, чем отступим. Сарагоса находится в фашистских руках – сотни, тысячи рабочих живут под угрозой винтовок, которые в любой момент могут выстрелить и убить наших братьев. Разве мы не покинули Барселону для того, чтобы освободить их?! Они ждут нас – а мы бежим прочь при первой же атаке врага. Вот прекрасный способ продемонстрировать всему миру и нашим товарищам мужество анархистов, когда они в страхе бегут от трех самолетов!

Буржуазия не позволит нам установить либертарный коммунизм просто потому, что мы этого захотим. Она будет сопротивляться, потому что защищает свои интересы и свои привилегии. Единственное средство, какое у нас есть для того, чтобы установить либертарный коммунизм – это разрушить буржуазию. Путь нашего идеала ясен, но мы должны мужественно идти по нему. Крестьяне, которых мы оставили позади, и которые начали проводить в жизнь наши теории, сделали это, потому увидели в наших винтовках гарантию своего урожая. Если дать врагу пройти, то это будет означать, что все инициативы этих крестьян были напрасны. И, что еще хуже, победители заставят их заплатить за свою отвагу смертью. Мы должны защищать их. Именно в этом смысл нашей борьбы, и ни в чем ином. Неблагодарная борьба, непохожая ни на одну из тех, какие мы вели до сих пор. То, что произошло сегодня, является только предупреждением. Теперь битва начнется по-настоящему. Они будут тоннами засыпать нас шрапнелью, а нам придется отбиваться ручными гранатами и даже ножами. Чем больше враг чувствует себя окруженным, тем сильнее он будет кусать нас, словно загнанный в угол дикий зверь. И кусается он жестоко. Но он еще не дошел до этой точки – пока что он дерется, чтобы не пасть под тяжестью нашего оружия. Более того, он может полагаться на поддержку Германии и Италии, мы же – всего лишь на веру в наш идеал – но об эту веру сломали свои зубы все аппараты угнетения. То же самое должно сегодня произойти с фашизмом.

К нашим преимуществам принадлежит и победа, одержанная нами в Барселоне, и этим преимуществом мы должны воспользоваться как можно скорее. Ведь если мы этого не сделаем, враг при поддержке немцев и итальянцев окажется сильнее нас и навяжет нам жестокую судьбу побежденных.

Наша победа зависит от того, насколько быстро мы будем действовать. Чем быстрее мы атакуем, тем больше наши шансы на победу. Пока что она на нашей стороне, но мы не укрепим ее, если немедленно не возьмем Сарагосу… То, что произошло сегодня, не должно повториться завтра. В рядах НКТ и ФАИ трусов нет. Мы не хотим, чтобы среди нас были люди, которые пугаются при первых же выстрелах.

Тех, кто бежал сегодня и тем самым помешал продвижению колонны, я прошу набраться мужества и отдать свои винтовки с тем, чтобы их могла подхватить более твердая рука… Мы, те, кто остался, продолжим наш марш. Мы возьмем Сарагосу, освободим рабочих Памплоны и протянем руку нашим товарищам – астурийским шахтерам. Мы победим и подарим нашей стране новый мир. Тех же, кто уйдет от этих сражений, я прошу никому не рассказывать о том, что произошло сегодня… потому что это покрывает нас позором[126].

Очевидец рассказывает: «Никто не бросил винтовку. Те, кто бежали, яростно плакали на глазах у своих товарищей. Урок был тяжелым, но эти мужчины заново родились в тот день. Многие из них стали прекрасными бойцами-партизанами и многие из них погибли в ходе этой 32-месячной отчаянной борьбы» [127].

Висенте Гуарнер добавляет:

Колонна Дуррути продолжила свой марш к Эбро, взяв в ходе упорных боев Пину и Осеру. Она приблизилась к Сарагосе на расстояние порядка двадцати километров, но река и сопротивление войск в арагонской столице остановили её продвижение. Силы Дуррути укрепили свои внешние позиции с помощью хорошей и эффективной сети траншей и пулеметных гнезд. Центральный комитет антифашистских милиций приказал колонне приостановить своё продвижение и закрепиться, пока колонна Ортиса, на южном берегу реки Эбро, не возьмет Кинто и Бельчите. Несколькими днями ранее части данной колонны с большими трудностями переправились вброд через реку и в ходе неожиданной атаки на село Кинто взяли в плен кавалерийский полк с капитаном и двумя лейтенантами. Им приходилось непрерывно отражать контратаки войск из Сарагосы.

Информация, получаемая от данной колонны, была очень полезной. Почти каждую ночь рабочие из Сарагосы покидали город и присоединялись к вооруженным милиционерам. Именно так мы узнали, что многие из офицеров из Наварры прошли подготовку в Италии и что в конце июля генерал Кабанельяс сменил генерала Германа Хиля Юсте в качестве командира 5-й дивизии[128].

Данная цитата важна потому что, наконец, проясняет, откуда пришел приказ колонне остановиться в двадцати километрах от Сарагосы. Все военные специалисты сходились в том, что необходимо подождать прибытия других колонн из Барселоны для фронтальной атаки на Сарагосу. Дуррути, после совещания в Бухаралосе с полковником Вильяльбой, доверенным офицером ЦКАМК[129] в Арагоне, и другими военными, очевидно, согласился с таким взглядом. А тем временем он улучшил свои позиции взятием Пины и Осеры и одновременной перестройкой колонны. Некоторые из лучших активистов Арагона, например, Хосе Альберола, считали ошибкой то, что колонна не попыталась немедленно взять Сарагосу, причем по двум причинам. Во-первых, они хотели использовать психологические преимущества, предоставленные победой в Барселоне и Каталонии. Во-вторых, они придерживались мнения, что должна быть не фронтальной, а исходить из Каталаюда слева от Сарагосы и Тардьенты справа от города[130]. Позднее, когда стало ясно, что город взять невозможно, Дуррути пришлось признать свою ошибку. Он оправдывал свои действия указаниями на риск, каким сопровождалась бы атака: колонна могла бы оказаться полностью уничтоженной, и многие товарищи бы бесцельно погибли.

Paz A. Durruti in the Spanish Revolution. Oakland, CA: AK Press,2007.P. 482-485

(Перевод данного приложения сверен и уточнен по немецкоязычному варианту тексту Абеля Паса, который несколько отличается от англоязычного варианта текста – прим. ред.)

Касадо в своей книге отмечает, что 1 марта он был вызван Негрином на пресловутую позицию Юсте (Yuste) – в своего рода крепость, гарнизон которой состоял из отборных коммунистических войск. Негрин приказал, чтобы, покидая Мадрид, он «временно» передал командование Центральной армией полковнику Ортеге, коммунистическому командиру 3-го армейского корпуса, с которым мы уже встречались. Находя эту уловку отвратительной, Касадо передал командование начальнику штаба, за что Негрин естественно призвал его к ответу. Схема Негрина рухнула, но Касадо воспользовался своим визитом в Левант для переговоров с генералом Менендесом и другими военными руководителями. Он раскрыл им намерения, в которых подозревал Негрина, а также свои собственные намерения поднять бунт. От этих руководителей он получил обещания поддержки, в которой он нуждался.

3 марта, по возвращении в Мадрид, Касадо провел переговоры с доверенными военными руководителями, в число которых, несомненно, входил Сиприано Мера, командир 4-го армейского корпуса.

В тот же день Касадо посетила женщина, некая Росарио дель Ольмо, агент Негрина, явившаяся с предложением, чтобы тот подписал декларацию безоговорочной лояльности по отношению к правительству. Касадо отказался, сославшись на то, что делать предложенное ею неуместно и противоречило бы нормам, поскольку любой военнослужащий и так обязан поддерживать правительство как его служащий. Касадо прекрасно понимал, что это был ультиматум Негрина. Об этом свидетельствует тот факт, что в течение нескольких часов Негрин вызывал его на переговоры, которые должны были состояться в его собственном доме. Следовательно, визит дель Ольмо был тесно связан с приглашением премьер-министра. Вызов указывал на то, что Касадо уже собирались арестовать, и это подозрение подтверждается тем фактом, что было послано также за Матальяной и Миахой. Разговаривая по телефону с последним, Касадо заявил о своей непоколебимой решимости не идти в ловушку. На сей раз Миаха дал свое согласие. Матальяна, в конечном счете, ответил отказом в виду профессиональных сомнений.

В результате по телефонным проводам последовало своего рода перетягивание каната между Касадо и Негрином, выглядящее словно соревнование между двумя умелыми борцами, осознающими способности друг друга.

В тот самый день, когда должно было быть дано интервью, были оглашены приказы, присваивавшие Модесто более высокий чин генерала и назначавшие Тагуэну и Вегу, соответственно, командующими гарнизонами Мурсии и Аликанте, а Франсиско Галана – командиром военно-морской базы Картахены. По расчетам Негрина, обнародование этих приказов должно было быть приурочено к арестам Касадо, Миахи и Матальяны. Только Матальяна, единственный из тройки, кто явился в резиденцию премьер-министра, был фактически задержан.

Хотя его игра уже была раскрыта, Негрин упорствовал, прибегая то к вежливым просьбам, то к завуалированным угрозам, в попытке завлечь Касадо в расставленный для него капкан. Он предлагал Касадо всяческое содействие для совершения данной поездки – от своего личного автомобиля до самолета Дуглас, специально посланного в Мадрид (но, разумеется, вернувшегося пустым на базу Юсте).

В тот же день стала Картахена свидетелем серьезных событий, которые вынудили флот покинуть порт. После этого Негрин стал нажимать на Касадо, требуя, чтобы тот явился в его крепость на следующий день (5 марта), не допуская никаких оправданий.

Касадо писал в своей книге:

«На сей раз, я дал ему свое честное слово, так как, если бы мы не восстали, он, как узник коммунистов, вынужден был бы прибегнуть к силе».

Ранним вечером того же дня, Касадо установил место будущего штаба Совета обороны в подвалах казначейства Министерства финансов. Ровно в 8 вечера будущие члены совета собрались там, за исключением Миахи, который остался в Валенсии, забыв о том, что происходит. В радио-эфире должно было быть зачитано обращение к нации, а до тех пор они ожидали прибытия 70-й бригады НКТ из армейского корпуса под командованием Меры. Эта бригада должна была занять стратегические позиции в центре города, в преддверии ожидаемого коммунистического контрудара.

Вернемся к Гарсиа Прадасу:

«В 11.30 прибыла бригада НКТ под командованием Бернабе Лопеса. Его войска были развернуты на обговоренных позициях, и товарищ Септиен, капитан роты, занимавшей Министерство финансов, отправился вниз, чтобы увидеться с Касадо. Двери здания были закрыты, и в полдень, когда официальное объявление войны должно был быть «передано по радио», мы все перешли в отдел, где был установлен микрофон штаба. Там было соединение с «Радио Испания» и радио «Унион». Официальный «диктор», произведенный в капитаны карабинеров, как по мановению волшебной палочки или по милости Негрина, начал зачитывать декларацию, не зная, что должно за этим последовать, и онемел, когда, сгорбленный годами и страданиями Хулиан Бестейро, увидев, что тот отступил от текста, шагнул к микрофону и продекламировал:

“Граждане Испании! После долгой и мучительной тишины, я считаю себя обязанным обратиться к вам в этот день по соображениям совести …

Пришло время раскрыть правду и разорвать паутину лжи, в которой мы запуталась. Это неизбежная необходимость, долг перед человечеством и требование высшего закона, который гласит, что масса невинных и не несущих ответственность людей должна быть пощажена.

Самое большее, на что может надеяться правительство Негрина со своими эвфемизмами для правды и полуправды и лживыми намерениями – это купить какое-то время, время, которое было растрачено, не беспокоясь об интересах основной массы граждан, военных и невоенных. И эта политика бесполезной траты времени могла бы преследовать лишь одну цель: подкармливать нездоровую веру в то, что осложнения в международных делах могут развязать всемирную катастрофу, вследствие чего пролетарские масс многих стран погибнут вместе с нами.

Можно проиграть, но с честью и с достоинством, а можно быть разгромленными с позором. И я говорю вам, что моральная победа такого рода, которая отнюдь не является поражением, стоит в тысячу раз больше, чем мираж нынешней победы, купленной ценой капитуляции и позора …”»

В последовавшей за этим декларации Совета, которая, согласно Прадасу, была подготовлена Либертарным движением, выделяются следующие отрывки:

«Чтобы предупредить нас, чтобы уничтожить этот позор и избежать дезертирства во времена величайшего испытания, был создан Совет национальной обороны. И от имени этого органа, который спасает из сточной канавы властные полномочия, выброшенные туда так называемым правительством доктора Негрина, мы обращаемся ко всем трудящимся, всем антифашистам, всем испанцам и гарантируем им, что никто не сможет ни уклониться от выполнения своих обязанностей, ни уйти от ответственности, вытекающей из сделанных им обещаний…

Мы призываем к сопротивлению, чтобы наше дело не рухнуло среди насмешек и позора. С этой целью мы призываем всех испанцев к сотрудничеству и гарантируем им, что никто не откажется от своей ответственности. “Или мы все спасемся, или все падем жертвами уничтожения и бесчестья”, сказал доктор Негрин. Претворить эти слова в реальность – такова первая, последняя и единственная задача данного Комитета национальной обороны».

Когда заявление было окончено, Негрин позвонил Касадо по телефону.

«- Генерал. Я только что выслушал декларацию, с которой вы обратились к народу, и я считаю это актом безумия.

— Я всего лишь полковник. Что же касается того, что произошло, и поскольку я лично вовлечен в это, то моя совесть чиста. Я исполнил свой долг, как солдат и гражданин. И люди одобряют это. Их истинные представители здесь со мной, и, как и я, убеждены, что оказали Испании истинную услугу.

— Подумайте. Еще есть время как-то договориться.

— Я не понимаю, что вы имеете в виду. Я думаю, что все уже улажено, и к удовлетворению народа.

— По крайней мере, пришлите мне представителя, чтобы я мог сдать ему полномочия правительства.

— Не беспокойтесь, вы не можете отдать то, чем вы не обладаете. Я только что взял из сточной канавы полномочия, от которых вы и ваше правительство отказались.

— Вы не хотите принимать мою просьбу?

— Нет».

Так как Касадо не хотел выглядеть диктатором, и те же опасения высказал Бестейро, обязанности председателя Совета были поручены генералу Миахе. Хунта имела следующий состав:

Председатель    –    генерал Миаха (беспартийный)

Оборона    –   полковник Касадо (беспартийный)

Государственные дела   – Хулиан Бестейро (беспартийный)

Внутренние дела    –    Венсеслао Каррильо (ИСРП)

Финансы и сельское хозяйство    –    Гонсалес Марин (НКТ)

Коммуникации и общественные работы   –    Эдуардо Валь (НКТ)

Юстиция    –    М. Санандрес (Республиканская левая)

Народное просвещение    –    Хосе дель Рио (Республиканский союз)

Труд    –    Антонио Перес (ВСТ)

Как только Совет был создан, Касадо сообщил Негрину, что генерал Матальяна должен прибыть в свой штаб в течение трех часов, в противном случае, все члены правительства подлежат расстрелу. Послание было понято и исполнено. Вскоре после этого Негрин и его министры поспешно бежали по воздуху во Францию.

Что происходило тем временем в Картахене?

Согласно Касадо, 2 марта адмирал Буиса созвал всех командиров судов и комиссаров, чтобы рассказать им о задуманном Негрином перевороте и о том, что представители армии и политические организации готовы принять ответные меры путем формирования Совета национальной обороны. Последний шаг был одобрен собравшимися. Но когда Негрин узнал об этом, он тут же направил в Картахену министра Паулино Гомеса. Гомес заявил командирам флота, что правительство знает об их заговоре и готово принять соответствующие меры. В DiarioOficialнемедленно было сообщено о назначении командующим военно-морской базой Галана. Галан отправился в Картахену с приказом принять меры против недовольных. С согласия начальства базы, командиры флота решили не подчиняться командам Галана, но, по непонятным причинам, не выполнили этого. В результате на берегу и на бортах судов последовали различные попытки подрывной деятельности. Одним из бунтовщиков был артиллерийский полковник Арментиа.

Ситуация усугубилась восстанием «пятой колонны», к которой присоединились другие лица: предвидя, чем кончится война, они спешили заработать для себя кое-какой полезный кредит. Полковник Арментиа сдался фашистам, а затем покончил жизнь самоубийством. Это предательство передало в руки фалангистов множество фортов укомплектованных мощными батареями, а также радиостанцию базы. Используя их, фашисты запугиванием принуждали флот сдаться. Эта угроза, почти постоянные налеты на суда самолетов противника и все еще неопределенный исход боев, полным ходом шедших в городе, – всё это давило на умы тех, кто отвечал за флот. Они решили уйти в море.

Как пишет Касадо, в открытом море командиры флота могли бы удостовериться, что восстание было подавлено, и Картахена осталась верна Республике. Таким образом, вместо того, чтобы принять предложение французского правительства и поставить свои корабли на якорь в Бизерте, они могли бы вернуться обратно на базу и помогли бы спасти тысячи антифашистов, которые из-за бегства кораблей были обречены пасть жертвой ужасных франкистских репрессий.

Посмотрим теперь, что происходило в Мадриде после провозглашения Совета национальной обороны.

Как только была зачитана прокламация Хунты, Касадо начал переговоры с командующими армией и командирами армейских корпусов. Некоторые уже спонтанно заявили о своей поддержке. В Центральном регионе полковник Барсело, командир 1-го армейского корпуса, заявил Касадо, что он безоговорочно находится «в вашем распоряжении». Подполковник Буэно, ответственный за 2-й армейский корпус, не дал определенного ответа.

«Со мной или против меня: я не хочу неопределенности», ответил Касадо.

Полковник Ортега, отвечающий за 3-й армейский корпус, обвинил Касадо в том, что тот не предупредил его о готовящемся действии, и попросил время на размышление. Ответ Касадо был таков:

«Не считайте меня настолько глупым, чтобы уведомлять вас: я же знаю, что вы – активный член КПИ. Скажите мне категорически, какова ваша позиция, но помните, что любой, кто выступает против воли народа, будет расстрелян».

Касадо пришел к выводу, что может положиться только на 4-й армейский корпус под командованием анархиста Меры. У него были некоторые надежды на Барсело, но он полностью ошибся в них: Барсело первым взбунтовался, а затем взял на себя руководство восстанием против Совета национальной обороны. Что касается танкового корпуса, Штурмовой гвардии и Военно-воздушных сил, то их командиры и даже младшие офицеры, в основном, были фанатичными членами «партии». Командующие армиями Леванта, Андалусии и Эстремадуры безоговорочно присоединились к новому положению, но нельзя было забывать о том, что в Леванте стояли три армейских корпуса с коммунистическими командирами, и три резервных дивизии с соответствующими убеждениями находились в Эстремадуре. Армия в Андалусии была в руках НКТ и ИСРП.

Честно говоря, ситуация не внушала больших надежд. Следовательно, должны были быть приняты незамедлительные меры. Прежде всего, в стратегических точках вокруг столицы были размещены лояльные войска. Нужно было сделать все, чтобы воспрепятствовать внезапному нападению оппозиционных сил Леванта и Эстремадуры на Мадрид.

Коммунистический мятеж не заставил себя долго ждать. В ранние утренние часы 5 марта восстала 8-я дивизия под командованием Асканио. Вместе с резервными войсками, которые у нее имелись приблизительно в 12 километрах от Мадрида, она выдвинулась к центру города с танками и развернутой артиллерией. Также имели место восстания в Алькала-де-Энаресе и Торрехоне. К 7 марта разгорелись жестокие бои. Барсело мобилизовал все свои резервы против Совета, вплоть до подразделений, укомплектовывающих фронт. Позиции были оставлены на милость врага. Войска Барсело также вошли в город и заняли штаб Армии центра. Некоторые командиры были взяты в плен и расстреляны.

На этой первой фазе ситуация оказалась крайне хрупкой. Согласно Прадасу:

«Как можно заметить, наше положение было затруднительным: но, несмотря на это, мы сохраняли самообладание и не теряли ни уверенности в своем решении, ни веры в людей, которые приветствовали нас. Полковник Касадо, который никогда не позволял втянуть себя в политические склоки в тылу, возлагал большие надежды на “радио” и прессу, нежели на наше оружие, и даже когда военное бездействие Совета предоставило возможность некоторым городским казармам взбунтоваться, он был против того, чтобы даже одного солдата сняли с фронта».

Ситуация оставалась неизменной, пока не были преодолены определенные сомнения. Как ясно дает понять Прадас:

«Наше терпение иссякло. 14-я дивизия, выкованная в боях за Каса-дель-Кампо и Прадо, прошедшая испытания в Хараме, победившая в Бриуэге и ставшая героем Брунете, была переброшена в Мадрид! Мера телефонировал в Гвадалахару, где член ВCТ Либерино принял от него командование 4-м корпусом:

“Пришлите мне Гутьерреса с 14-й! Пускай Лусон также прибудет. Они встретят войска противника в Алькала. Бейте их жестко! Они должны быть сокрушены без колебаний!”»

Присланные войска подавили беспорядки в Гвадалахаре и Торрехоне и стали продвигаться в сторону Харамы, чтобы атаковать коммунистические силы с тыла. После тяжелых боев, в которых очень активно использовалась артиллерия, людям 4-го корпуса удалось сломить сопротивление и отбить штаб Армии центра. В ходе этого боя около 30.000 бойцов коммунистических сил были взяты в плен и собраны в Алькала-де-Энаресе. Но в центре Мадрида все еще продолжались ожесточенные бои, и оппозиция, хорошо оснащенная танками, некоторые из которых были с секретных подземных складов КПИ, оказывала серьезное сопротивление. Положение не менялось до 10 марта, когда сдался штаб 2-го армейского корпуса под командованием Ортеги. Ортега предложил посредничество и, не теряя времени даром, принялся инструктировать Совет относительно условий сдачи оппозиции: гарантия, что восставшим будет сохранена жизнь, они смогут снова издавать свои газеты и … место для «партии» в Совет обороны!

Взбунтовавшиеся силы вернулись на фронт 12 марта. В Совете преобладал дух милосердия. Только подполковник Барсело и его комиссар Конеса заплатили своими жизнями. Казнь была оправдана расстрелами по приказу этой парочки людей, которые попали к ним в плен – полковников Хосе Переса Гасоло, Арнальдо Фернандеса Урбано и Хосе Отеро.

С подавлением коммунистического восстания в Мадриде, другие очаги сопротивления были легко ликвидированы. Столь же опасный опорный пункт в Леванте был нейтрализован, когда множество танков были перехвачены по пути в Валенсию.

Peirats J. The CNT in the Spanish Revolution. 3 V. Volume 3. S.l.: ChristieBooks.com, 2006. P. 241-245

Приложение 4. Из книги Абеля Паса «Хроника Железной Колонны».

Под давлением всех этих вместе взятых моментов, Железная Колонна решила направить одну из своих частей в тыл (речь идет о событиях конца сентября 1936 г. – прим.пер.). Один из участников объясняет это решение следующим образом:

Между преобладавшими элементами колонны была достигнута договоренность о необходимости отправиться в Валенсию. Прежде всего, потому что, хотя войска были расформированы, что касалось Гражданской гвардии, то там оставались еще две или три казармы. И в особенности потому, что мы не доверяли Гражданской гвардии, ввиду того, что произошло в Ла-Пуэбла-де-Вальверде. Среди них был и человек, пользовавшийся определенным доверием у республиканцев – капитан по имени Урибарри, сохранявший хороший статус. Но мы были не очень довольны. Одна из «экспедиций», в которой приняли участие люди из Колонны, состояла в разоружении Гражданской гвардии, то есть, тех, кого можно было разоружить, поскольку большая часть перешла к врагу, а другая организовалась в боевые соединения с Урибарри. Он увел их в Эстремадуру, и там перешли к врагу. То есть, наше намерение не было ложным.

Но самой важной «экспедицией», я думаю, была та, в ходе которой были сожжены регистр собственности, архивы Дворца правосудия и также архивы полицейских центров, чтобы уничтожить данные обо всех проходивших через них людей. И действительно, был разведен большой костер на главной площади Валенсии, который пылал 24 часа. Это был, безусловно, акт, который наилучшим образом соответствовал духу, воодушевлявшему Железную Колонну.

Сделали ли они то, что встретило людское одобрение? Думаю, что да. В тот момент было ощущение, которое я не назвал бы братским, но близким к этому … [131]

Теренс М.Смиттакже сообщает об этом факте,добавляя к нему дополнительные детали:

Это произошло 23 сентября, когда люди из Железной Колонны окружили казармы Гражданской гвардии, которые, после переговоров с милиционерами, в конечном счете, отдали им винтовки. После этого они напали на ювелирные магазины и даже разоружили испанских гвардейцев, дежуривших у дверей английского консульства background:white;»>[132] 14.2pt;»>В тот же день, когда произошли эти события, административные комитеты НКТ встретились с делегатами от Железной Колонны. Сначала позиции обеих сторон были непримиримыми. Первым заговорил представитель Совета рабочих и солдат:

Организация не должна допустить, чтобы в ней господствовала эта атмосфера безответственности, позволяя, чтобы группа, которая не несет ответственности за свои действия, навязывала свою суверенную волю: следует раз и навсегда определить, кто принимает решения – Организация или какие-то вооруженные группы.

Делегат Колонны: Мы установили Организации срок для исполнения наших резолюций, которые, как мы считаем, по сути являются революционными целями, и поскольку Организация этого не сделала, Железной Колонне ничего другого не оставалось, кроме как осуществить на практике свои собственные резолюции … Если организация будет самым решительным образом осуществлять революционную программу, Железная Колонна вернется в Валенсию и сделает то, что, как она считает, наилучшим образом служит революции[133].

Cronica Columna de la Hierro. Barcelona: Virus, 2001. P

Перевод: А. Фёдоров

Под редакцией В. Д.

Примечения:

[1] Louis Fischer: Men and Politics: An Autobiography, Duell, Sloane and Pearce, New York, 1941, pages 393, 396

[2] Ibid., page 428

[3] Dolores Ibarruri, Manuel Azcarate, Luis Balaguer, Antonio Cordon, Irene Falcon and José Sandoval: Guerra y Revolucion en Espana 1936-1939, Editorial Progreso, Moscu, 1966, Volume II, page 87 [Война и революция в Испании. 1936-1939. Т. 1. – М.: ПрогрессС. 416.]

[4] Adolfo Buesco: Recuerdos de un Cenetista, Editorial Ariel, Barcelona, 1978, Volume II, pages 298-299

[5] Речь идет о неприятии анархо-синдикалистами из НКТ-ФАИ идеи создания так называемой «Народной армии» (регулярной). Автор, в силу своих политических предпочтений, не понимает причин анархо-синдикалистской принципиальности по данному вопросу, ясно выраженной в Сарагосской программе НКТ, принятой на конгрессе в Сарагосе, проходившем 1-10 мая 1036 г.:

Поcтоянная армия предcтавляет cобой огромную опаcноcть для революции, поcкольку под ее влиянием может cформироватьcя диктатура, которая неизбежно нанеcет революции cмертельный удар.

В моменты революции, когда вооруженные cилы гоcударcтва полноcтью или чаcтично переходят на cторону народа, эти организованные чаcти могут принять учаcтие в уличных cражениях для победы над буржуазией. Но поcле победы их задача окончена.

Вооруженный народ поcлужит cамой лучшей гарантией против любой попытки реcтаврации разрушенного режима cо cтороны внутренних или внешних cил. Тыcячи рабочих прошли через казармы и знакомы c cовременной военной техникой.

Каждая Коммуна должна иметь cвое оружие и оборонительные cредcтва, до тех пор пока поcле окончательной конcолидации революции они не будут уничтожены и превращены в орудия труда. Мы рекомендуем: необходимо cохранить cамолеты, танки, бронемашины, пулеметы и зенитные орудия, поcкольку главная опаcноcть иноcтранного вторжения грозит c воздуха.

Когда наcтанет cоответcтвующий момент, народ быcтро мобилизуетcя для отпора врагу; производители вернутcя к cвоему труду как только их оборонительная миccия будет выполнена. Эта вcеобщая мобилизация охватит вcех лиц обоих полов, cпоcобных cражатьcя и готовых к выполнению разнообразных боевых задач.

Учаcтники cамообороны НКТ, отправившиcь в производcтвенные центры, поcлужат прекраcной вcпомогательной cилой для конcолидации завоеваний революции. Мы должны широко развернуть их подготовку к боям в защиту революции.

(Концепция либертарного коммунизма // Наперекор №9, 1999. С. 44.)

Кроме того стоит процитировать мнение группы «Друзья Дуррути», основанной 8 марта 1937 г. и оппозиционной официальному курсу ряда лидеров НКТ-ФАИ, пошедших на вступление в автономное правительство (Женералитат) Каталонии и Испании, а также согласившихся на милитаризацию милиционных частей, переход от милиционной системы к системе регулярной армии на призывной основе:

Что касается проблемы войны, мы поддерживаем идею абсолютного контроля рабочего класса над армией. Офицеры, имеющие корни в капиталистическом режиме, не заслуживают с нашей стороны ни малейшего доверия. Многочисленные случаи дезертирства и большинство катастроф, с которыми мы столкнулись, были вызваны явным предательством офицеров. Что касается армии, нам нужна революционная армия, возглавляемая исключительно рабочими, и, если мы сохраним офицеров, они должны находиться под строжайшим наблюдением. Мы настаиваем на том, что войну должны вести сами рабочие. У нас для этого очень много оснований. Поражения в Толедо, Талавере, потеря Севера и Малаги указывают на некомпетентность и отсутствие честности в правительственных кругах по следующим причинам. Север Испании можно было спасти, если бы были приобретены военные материалы, необходимые для сопротивления врагу. Средства на это были. У Банка Испании было достаточно золота, чтобы наводнить испанскую землю оружием. Почему этого не было сделано? Время на это было. Мы должны помнить, что контроль за невмешательством не ощущался до тех пор, пока испанской войне не исполнилось уже несколько месяцев. Руководство ведением войны было катастрофическим. Успехи Ларго Кабальеро оказались плачевными. То, что Арагонский фронт не получил оружия, в котором он так нуждается, является его виной. Из-за его нежелания вооружить арагонский участок Арагону не удалось вырваться из фашистских тисков. В то же время, это не могло снять напряжение с фронтов вокруг Мадрида и на Севере. Именно Ларго Кабальеро заявил, что высылать оружие на Арагонский фронт – это всё равно, что вооружать .

(Манифест «Друзей Дуррути». http://aitrus.info/node/101)

– прим.пер.

[6] О том, как развивались в начале войны дискуссии по вопросам организации вооруженных сил см. Приложение 1. – прим. пер.

[7] Burnett Bolloten: The Spanish Revolution: The Left and the Struggle for Power During the Civil War, The University of North Carolina Press, Chapel Hill, 1979, page 125

[8] David T. Cattell: Communism and the Spanish Civil War, Russell 8c Russell, New York, 1965, page 88

[9] Palmiro Togliatti: Escritos sobre la guerra de Espana, Editorial Critica, Barcelona, 1980, page 267

[10] Ibid., page 303

[11] Bolloten, op. cit., page 153

[12] La Vanguardia, Barcelona, July 26 1936, page 2

[13] Paz, op. cit., page 402

[14] Franz Borkenau: The Spanish Cockpit, University of Michigan Press, Ann Arbor, 1963, page 73

[15] Paz, op. cit., pages 402-3; это было подтверждено в интервью с Рикардо Сансом, в Тулузе, 6 августа 1960 г. (перевод цитаты уточнен и дополнен по немецкоязычному варианту текста книги Абеля Паса – прим. ред.)

[16] О ситуации в Колонне, поведении Дуррути и ближайших событиях после инцидента, произошедшего на следующий день после взятия Бухаралоса, см. Приложение 2. – прим. пер.

[17] Paz, op. cit., page 404

[18] Jesus Hernandez: Negro y Rojo: Los Anarquistas en la Revolucion Espanola, La Espana Contemporanea, Mexico, D.F., 1946, pages 266-7

[19] Borkenau, op. cit., page 107

[20] Ibid., page 94

[21] Ibid., page 85

[22] Paz, op. cit., page 405

[23] Ricardo Sanz: Los Qué Fuimos a Madrid: Columna Durruti 26 Division, Imprimerie Dulaurier, Toulouse, 1969, page 84

[24] Ibid., page 84

[25] Paz, page 486

[26] Juan Garcia Oliver: El Eco de los Pasos: En Anarcosindicalismo en la calle, en el Comite de Milicias, en el gobierno, en el exilo, Rudo Iberico, Paris and Barcelona, 1978, pages 315, 321

[27] Ibid., pages 314-15 and 321

[28] Ibid., pages 315 and 321

[29] Ibid., pages 323-5

[30] Paz, op. cit., page 489

[31] Ibid., pages 489-90

[32] Garcia Oliver, op. cit., pages 326-7

[33] Ibid., page 321

[34] Ibid., pages 330-1

[35] Советским военным советником в Колонну Дуррути был назначен агент военной разведки СССР, майор Хаджи-Умар Мансуров, известный как полковник Ксанти. Уже после смерти Дуррути руководил разведывательно-диверсионной группой при центральном командовании республиканцев. – прим.пер

[36] Ibid., pages 333-5

[37] Paz, op. cit., pages 489-91

[38] Ibid., pages 492-3

[39] Colodny, op. cit., page 197

[40] Thomas, op. cit., page 327 [Томас Х. Гражданская война в Испании. 1931-1939 гг. – М.: Центрполиграф, 2003. С. 301]; Jesus Hernandez, op. cit., pages 318-19 повторяет такую же историю, как и Louis Fisher: s
[41] Paz, op. cit., page 487

[42] Rojo, op. cit., pages 89-90

[43] Dolores Ibarruri, Manuel Azcarate, Luis Balaguer, Antonio Cordon, Irene Falcon and Jose Sandoval: Guerra y Revolucion en Espana 1936-1939, Editorial Progreso, Moscu, 1966, Volume II, page 175 [Война и революция в Испании. 1936-1939. Т. 1. – М.: ПрогрессС. 495.]

[44] Paz, op. cit., pages 494-501

[45] Colodny, op. cit., page 197, footnote No. 215

[46] Paz, op. cit., pages 494-502

[47] Ibid., page 497

[48] См.: Hernandez, op. cit., pages 320-1

[49] Fischer: Men and Politics, op. cit., page 395

[50] Paz, op. cit., page 556

[51] Report on the visit by an All Party Group of Members of Parliament to Spain, Опубликованов The Press Department of the Spanish Embassy in London, London, n.d., page 5

[52] Buenaventura Durruti, Official Propaganda Services of the CNT—FAI, Barcelona, n.d., page 20

[53] Sanz, op. cit., page 122

[54] Ibid., page 123

[55] Paz, op. cit., page 145

[56] Sanz, op cit., page 73

[57] Ibid., page 121

[58] Ibid., page 12

[59] Ibid., pages 13-17

[60] Ibid., page 15

[61] Интервью с Рикадо Сансом, Toulouse, August 8, 1960

[62] Pierre Broué and Emile Temime: The Revolution and the Civil War in Spain, The MIT Press, Cambridge, 1970, page 94-5

[63] Ibid., page 115

[64] Espana Libre, New York City, December 1975, page 5

[65] Garcia Oliver, op. cit., page 323

[66] Sender, op. cit., pages 270-1

[67] de Guzman, op. cit., page 140

[68] Ibid., pages 145-7

[69] Bajo la Bandera de la Espaňa Republicana: Recuerdan Ios voluntarios sovieticos participantes en la guerra nacional-revolucionaria en Espana, Editorial Progreso, Moscow, n.d., pages 28-9

[70] Rojo, op. cit., page 186

[71] Thomas, op. cit., page 385 [Томас Х. Указ. соч. С. 356]

[72] Rojo, op. cit., page 184

[73] Thomas, op. cit., pages 385-8 [Томас Х. Указ. соч. С. 356-358]

[74] Franz Borkenau: The Spanish Cockpit, University of Michigan Press, Ann Arbor, 1963, pages 268-9

[75]

Castro Delgado, op. cit., pages 493-4; См. также отчет маршала Р. Малиновского и генерала А. Родимцева о сражении при Гвадалахаре в Bajo la Bandera etc., op. cit.

[76] Thomas, op. cit., page 348 [Томас Х. Указ. соч. С. 321]

[77] Ibid., page 587 [Томас Х. Указ. соч. С. 537]

[78] Ibid., page 596 [Томас Х. Указ. соч. С. 545]

[79] О некоторых подробностях так называемого «Мятежа полковника Касадо» см. Приложение 3. – прим пер.

[80] Fisher: Men and Politics, op. cit., pages 373, 375, и Colodny, op. cit., pages 24-6

[81] Hernandez, op. cit., pages 284-5

[82] de Guzman, op. cit., pages 120-1

[83] Abel Paz: Cronica de la Columna de Hierro, Editorial Hacer, Barceloa, 1984, pages 33-4

[84] Lawrence Fernsworth: ‘With the Spanish Anarchists’, in Current History, July 1937, page 73

[85] Интервью с Хосе Санчесом, Toulouse, August 5, 1960

[86] Цит. по: Paz, op. cit., page 35

[87] Цит. по.: Paz, op. cit., page 36

[88] Terence M. Smyth: La CNT al Pais Valencia 1936/1937, Series La Unit at, Num. 33, Valencia, 1977, page 44

[89] Цит. по.: Paz, op. cit., page 36

[90] Burnett Bolloten: The Spanish Reviolution: The Left and the Struggle for Power During the Civil War, The University of North Carolina Press, Chapel Hill, 1979, pages 314-15

[91] Jesus Hernandez: Negro y Rojo: Los Anarquistas en la Revolucion Espanola, La Espana Contemporanea, Mexico, D.F., 1946, pages 230-2; и Dolores Ibarruri, Manuel Azcarate, Luis Balaguer, Antonio Cordon, Irene Falcon and Jose Sandoval: Guerra y Revolucion en Espana 1936-1939, Editorial Progreso, Moscu, 1966, Volume I, page 173 [Война и революция в Испании. 1936-1939. Т. 1. – М.: ПрогрессС. 173.]

[92] Paz, op. cit., page 37

[93] Ibid., page 45

[94] Fernsworth, op. cit., pages 73-4

[95] Paz, op. cit., pages 36-45

[96] Ibid., pages 51 and 58

[97] Ibid., pages 54-5

[98] Ibid., page 60

[99] Smyth, page 42

[100] Ibid., page48

[101] Ibid., page 61

[102] Ibid., page 170

[103] Ibid., page 169

[104] Paz, op. cit., page 227 и Smyth, op. cit., page 64

[105] Цит. по. Paz, op. cit., page 227

[106] Julio Alvarez del Vayo: The Last Optimist, Viking Press, New York, 1950, page 282

[107]Pierre Broué and Emile Temime: The Revolution and the Civil War in Spain, The MIT Press, Cambridge, 1970, page 227 and see also, Smyth, op. cit. , page 52

[108]Paz, op. cit., page 76

[109] В Приложении 4 приводится точка зрения на данный инцидент члена Железной Колонны Абеля Паса, описавшего его в своей книге «Хроника Железной Колонны» — прим.пер.

[110] Smyth, op. cit., page 54

[111] Ibid., page 62

[112] Paz, op. cit., pages 92—96; см. Hernandez, op. cit., page 243-246 о коммунистической версии данного инцидента.

[113] Paz, op. cit., pages 185-186; Smyth, op. cit., pages 63, 67-68

[114] Smyth, op. cit., page 59

[115] Ibid., page 60

[116] Ibid., page 62

[117] Резкая критика со стороны ряда лидеров НКТ-ФАИ в адрес Железной Колонны была во многом вызвана как раз именно тем, что руководство НКТ-ФАИ пошло по пути отказа от реализации Сарагосской программы, принятой в мае 1936 г. и предусматривавшей преобразования общественного устройства и экономических отношений на либертарно-коммунистических началах. Этот отход от программы объяснялся сложной политической обстановкой в республиканском лагере, необходимостью антифашистского единства. Говорилось о том, что сначала необходимо победить мятежных генералов, а уже только потом думать о социальных преобразованиях. В свою очередь, оппозиционеры в рядах НКТ-ФАИ, настроенные более решительно, нежели руководство, настаивали на том, что война и революция неразделимы, а потому анархо-синдикалисты не должны отказываться от реализации собственных программных положений. Именно этим объяснялось сопротивление таких групп, как Железная Колонна, против милитаризации и критика лидеров НКТ-ФАИ за вхождение в правительство сначала Каталонии, а потом и всей Испании. За это лидеры называли оппонентов «неподконтрольными» и «недисциплинированными».

(См. вчастности: Paz A. Cronica Columna de la Hierro. – Barcelona: Virus memoria, 2001. P
[118] Плотник, «человек действия» и член группы «Солидарные» ( Solidaridos).

[119] Взято из De julio a julio.

[120] Создание этого органа можно рассматривать как решающий первый шаг, в шагах утверждения своего влияние на революционный экономический процесс, который до этого времени был не в состоянии контролировать.

[121] Наша оценка формирования Колонны и её первых шагов основывается на статьях, опубликованных братьями Паулес в ноябре 1963 г. в журнале «Эспуар» (НКТ), Тулуза. Старшего звали Косме, а младший приобрел тогда известность, благодаря своим фронтовым репортажам, которые подписывал псевдонимом «Бандит». Они оба вышли из Барселоны вместе с колонной. Помимо этих статей, мы опираемся на репортажи Франсиско Субиратса и Либерто Роса. Об «интернационалистах» в колонне см. также «Исторические и политические записки» Симоны Вейль, которая в 1936 году была добровольцем в колонне Дуррути.

[122] Мартинес Банда пишет в своей книге о вступлении в Арагон: «В ранние утренние часы 24 июля люди Дуррути одолели защитников моста и под прикрытием огня самолетов и нескольких танков решительной и неудержимой атакой ворвались в село. Сражение на улицах Каспе очень упорное. В ходе его гибнут капитан Негрете и его адъютант, старший лейтенант Гражданской гвардии дон Франсиско Кастро (…)». Согласно тому же автору, войска националистов, сконцентрированные в селе, насчитывали 40 гражданских гвардейцев при поддержке 200 гражданских лиц, которых Негрете вооружил оружием из Сарагосы. Репортаж Мартинеса Банде дает неверную дату. Колонна Дуррути вышла из Барселоны 24 июля около полудня, то есть при самом стремительном продвижении она могла придти в Каспе на рассвете 25 июля. Оборонявшиеся в Каспе сдались 25-го в первой половине дня. Из этого можно заключить, что сражавшиеся 24 июля были небольшой группой милиционеров (среди них находился Франсиско Субиратс), которая начала атаку на Каспе. Узнав о подходе колонны Дуррути, они приняли соответствующие меры, и Каспе был захвачен в течение 2 или 3 часов «25-го в первой половине дня». Однако никто из бывших там не мог припомнить упомянутых республиканских самолетов. Что же касается танков, то речь идет о грузовиках, укрепленных легкими жестяными пластинами. Их изготовили между 22 июля и утром 24 июля. Настоящий танк колона получила значительно позже: это был знаменитый «Кинг Конг», ведомый Антонио Бонильей.

[123] Эмильен Морен (Мими) – жена Дуррути – прим. ред.

[124] Le Libertaire, July 7, 1938. Статья Эмильен Морен «Souvenirs: l’enfantement d’une revolution».

[125] Информация получена автором от Либерно Роса.

[126] Комментарии Либерто Роса и Пабло Руиса позволили нам реконструировать речь Дуррути. Оба они утверждают, что были «глубоко тронуты» его речью: «Это была не пропагандистская речь, но урок в революционной борьбе».

[127]Там же.

[128]Vicente Guarner, op. cit., 162. Напомним, Гуарнер был военным советником ЦКАМК в Барселоне.

[129] Центральный комитет антифашистских милиций Каталонии – прим.пер.

[130]Jose Mira, op. cit., пишет, что считалось «целесообразным, прежде, чем продолжить [двигаться] вперед, ждать пока Колонна Южного Эбро (Колонна Ортиса – прим.пер.) возьмёт Кинто и Бельчите, таким образом, она могла расположиться рядом с Колонной Дуррути на берегах Эбро». По словам Хосе Альберолы, который позднее исполнял обязанности советника по культуре в Совет обороны Арагона, «создание фронта в середине равнины и за стенами Уэски было серьезной ошибкой». Он думает, что они «должны были использовать победу в Барселоне и обрушиться, словно ливень, на Сарагосу», которая, по его мнению, «не могла сопротивляться такой лавине». (CNT, 16 июля 1961, Тулуза, Франция). Фелипе Алаис (в L’Espagne indomptable, август 1939, Париж) считает, что умение Колонны Дуррути укорениться в Бухаралосе было важной победой, потому что эти плодородные земли сделали возможным успех коллективов Арагона. Для Алаиса наиболее важной работой Колонны Дуррути была ее поддержка данных коллективов.

[131]Roque SANTAMARIA, вышеупомянутое свидетельство. (См. прим. 13 в книге автора – прим.пер.)

[132] Terence M. SMYTH: La CNT en el País Valenciano, 1936-1937, p. 50.

[133]Fragua Social, 7-10-1936.

VKontakte
Facebook
Twitter

Революционное Действие

Как воевала НКТ. Отрывки из книги Роберта Александера «Анархисты в Гражданской войне в Испании»

Добавить комментарий Отменить ответ