Явление конкуренции в человеческом обществе часто воспринимается не только как нечто «естественное», но и как исключительно нужное и «полезное». Конкуренцию представляют как одну из основ экономики и общественной жизни, а ее негативные последствия обычно преуменьшаются или вообще замалчиваются. При этом под самим понятием «конкуренция» понимаются подчас весьма разные явления, что вносит большую путаницу и является лишь частным случаем мистификации реалий социальной жизни. Нас же будет интересовать главным образом психологическая сторона конкурентных отношений. К. Лоренц еще в 1974 г. в своей весьма критической по отношению к современному обществу книге «8 смертных грехов человечества» (гл. «Бег наперегонки с самим собой») выражал сожаление, что внутренние мотивы к соперничеству, доведенные «власть имущими» до крайности, и превращенного в ослепляющую всех опасную гонку, остаются пока не исследованными глубинной психологией. Лоренц был прав отчасти — о проблеме конкуренции писали и Фромм, и другие представители фрейдомарксизма, а также Ролло Мэй и Карен Хорни, но вряд ли эти исследования можно считать достаточными (хотя соперничеству и сотрудничеству в социальных группах было посвящено немало исследований, например, социальных психологов). В данной статье мы попытаемся немного восполнить этот пробел, но вначале придется сделать небольшое поясняющее отступление.
Конкуренцию мы будем рассматривать как исторически сложившиеся социальные отношения, как результат изменения социума и экономики, оставив в стороне попытки натурализовать по сути временный тип общественных отношений и человеческой психологии.
В человеческом обществе эволюция перешла в сферу культуры, в сферу социального, которое надстраивается над биологическим, роль же последнего постоянно уменьшается. Стремление вывести «законы» человеческой и социальной жизни из «законов» природы является замаскированной идеологической уловкой, основанной на ложных и недоказуемых допущениях, начиная с того, что представления человека о «природе» является уже продуктом культуры. Кроме того, конкуренция — не некий «эйдос», это не постоянно существующий образец (паттерн) взаимоотношений, который постоянно воспроизводится вне зависимости от времени и постоянно меняющихся условий; конкуренцией обозначают довольно-таки разнообразные экономические и социальные взаимоотношения, обусловленные, в свою очередь, другими условиями. Таким образом, конкуренцией называют как отношения больше похожие на честные и доброжелательно соревновательные (без преобладающего намерения возвыситься над конкурентами или разорить их), так и формы соперничества, в которых «цель оправдывает средство» и граничащие с агрессией, обманом и деструктивностью, и переходящие в нее. В данном случае все очень похоже на логические ошибки, возникающие при рассмотрении проблем агрессивности, на которые обратил внимание еще Эрих Фромм, исследуя в книге «Анатомия человеческой деструктивности» природу разных видов агрессии. Нередко одним и тем же словом (агрессия) называют действия, направленные и на защиту, и на созидание, а также на действия, направленные на разрушение, на причинение вреда другим, забывая, что речь зачастую идет о разнородных явлениях, и потому попытка обнаружить причину «агрессии» ставит исследователя в позицию, безнадежную с теоретической точки зрения. Если под агрессией понимать необходимый биологический импульс, развивающийся в результате эволюции в целях выживания индивида и вида, и одновременно подводить под это понятие такие аффекты, как жажда крови, садизм и жестокость, то отсюда следует, что и данные иррациональные страсти в такой же мере являются врожденными. Следовательно, можно предположить, что причины войн коренятся в жажде убивать, т. е. что войны обусловлены склонностью человека к разрушению. Фромм замечает:
«При этом слово «агрессия» служит удобным мостиком для соединения биологически необходимой агрессии (не злонамеренной) с несомненно злонамеренной, злокачественной человеческой деструктивностью. По сути дела, такая «аргументация» основана на обыкновенном формально-логическом силлогизме:
Биологически необходимая агрессия – врожденное качество.
Деструктивность и жестокость – агрессия.
Следовательно, деструктивность и жестокость суть врожденные качества – q. e. d.»
И, если уж пытаться ссылаться на «природу», то можно заметить, что природа демонстрирует огромное разнообразие форм жизни, способов приспособления к среди и самоорганизации живых систем, которые не очень вписывают в расхожие стереотипы, наподобие «выживает сильнейший», «человек человеку — волк» (а последнюю фразу могут повторять только те, кто не имеет никакого представления о жизни волков).
Помимо более распространенной тенденции оправдывать проблемы, недостатки, язвы и деструктивность человеческого общества мифическими «законами природы» или «природой человека», есть и другая тенденция видеть главной силой (или одним из главных начал, наряду с конкуренцией) эволюции взаимопомощь и кооперацию. Среди представителей второй тенденции не только классики анархизма (вспомним труд П.А. Кропоткина «Взаимопомощь как фактор эволюции»), но и современные ученые. Так, одной из главных тем последнего номера (№9) международного журнала «В мире науки», выходившего под редакций С.Капицы, стала тема взаимопомощи, сотрудничества и альтруизма. Один из авторов номера М. Новак пишет: «На протяжении последних двух десятилетий я использовал методы теории игр для изучения этого очевидного парадокса. Как показало мое исследование, сотрудничество не только не противостояло соперничеству, но действовало одновременно с ним в организации эволюции жизни на Земле с самого начала — от первых клеток до появления Homo sapiens. Таким образом, жизнь — не просто борьба за выживание: она, можно сказать, также объединение живых организмов ради выживания. Причем ни у кого из них эволюционное влияние фактора сотрудничества не проявилось в большей степени, чем у людей».
А отечественный ученый В.С. Фридман, кандидат наук, орнитологом, специалист по поведению и коммуникации животных, высказался в недавнем интервью следующим образом:
«…если уж брать «роль биологического начала в человеке», то капитализм – максимально антибиологический строй, общество с «наименее естественными» правилами игры, что всякий честный труженик чувствует на собственной шкуре, когда ради заработка и профессионального успеха приходится поступаться совестью, человечностью, идейными принципами, жизненными целями и пр. А «естественное» общественное устройство должно быть такое, чтобы максимальному числу людей как можно реже приходилось чем-нибудь поступаться ради выгоды меньшинства, свободное развитие каждого как условие свободного развития всех.
Ибо у борьбы с угнетением и социальной справедливости есть чёткие биологические корни, как и у стремления к равенству с «автоматической» кооперацией, общие для нас и человекообразных обезьян. Последние также отвергают нечестную игру, и склонны к гомологичным с людьми формам альтруизма с кооперацией. Понятно, что человеческие качества, считающиеся естественными и культивируемые при капитализме – власть денег, жажда наживы, индивидуализм, священное и неприкосновенное право частной собственности, примат частного интереса над общим благом и пр. при сравнении с этими, действительно данными нам от природы, свойствами представляются максимальным отклонением от естества, и именно от «биологического» в нас».
С момента возникновения сорок тысяч лет назад или больше человек современного типа телесно, «биологически» практически не изменился, а вот социальные условия и требования общества к отдельному человеку изменились в огромной степени. Очень усложнилась и психика человека. Приведем лишь такой пример. В мире животных любая форма агрессия, как правило, направляется лишь на непосредственную ситуацию и на видимый объект. Ни одну стаю животных невозможно без причины зарядить и агрессий и настроить против некоего «врага», находящегося где-то далеко, «за морем». История же человечества изобилует примера кровопролитной вражды между обществами и народами, реальные интересы которых вроде бы и не пересекались. А современные условия жизни, среди которых можно назвать, например (но их гораздо больше), «глобальный рынок» и средства массовой коммуникации и пропаганды, вообще помещают человека в принципиально новую ситуацию.
Советский историк и социолог Б. Поршнев считал, что человеческая социальность принципиально отличается от существующих в мире животных паттернов коллективного поведения. Человек интериоризирует в себя социальные отношения, становясь не только их “объектом”, но и их “субъектом”. Взаимодействия между людьми, будучи интериоризованными — это и есть человеческая психика. Сущность этих взаимодействий — по Поршневу — есть суггестия.
Суггестия состоит в том, что один организм начинает управлять поведением другого организма, который при этом ведет себя не в соответствии с собственным приспособлением к среде, то есть не по принципу первой сигнальной системы, а в соответствии с требованиями или запросами другого. В этом Поршнев и видит основу и сущность “второй сигнальной системы”, попросту — речи. А это означает, что условия человеческого существования и социальной организации открывают огромный простор для обмана и различного рода манипуляций, аналогов которых нет в «природном «мире, где существующая конкуренция имеет все-таки иной характер, основываясь на преимущественно честной борьбе и реальных качествах конкретной особи, а не на технологиях манипуляции, обмана и «изготовления согласия».
Закончим цитатой из Ролана Барта этот экскурс в проблему «биологизации» и «натурализации»:
» буржуазные нормы, практикуемые в общенациональном масштабе, переживаются как самоочевидные законы природного порядка вещей; чем шире класс буржуазии распространяет свои представления, тем более они натурализуются. Их буржуазность поглощается нерасчленимой массой мирового бытия, единственным обитателем которого является Вечный Человек — ни пролетарий, ни буржуа.
…свою классовую власть буржуазия утвердила благодаря научно-техническому прогрессу, в бесконечном процессе преобразования природы — в идеологии же она представляет природу первозданно нетронутой…».
В самом общем виде можно сказать, что конкуренты — это «готовые» и очень удобные объекты для проекций Тени. Сама организация социально-экономической системы «изготовляет» их, одновременно задавая тип отношений между своими элементами (участниками рыночных отношений)…
В условиях, когда активность (или агрессивность) конкурента грозит потерей места на рынке, а то и полным разорением и обнищанием, активизируется самый примитивный страх, в том числе и страх смерти. А жесткая идентификация индивида со своим статусом и социальными ролями, которая всячески формируется и поддерживается главенствующими дискурсивными практиками, создает такую ситуацию, что потеря или простое понижение статуса в ряде случае также почти равнозначна смерти и чревата патологическими психологическими последствиями. Конкуренция, осуществляемая в таких условиях (а «других» рыночных отношений пока никто не создал), несет в себе угрозу основам человеческого существования, витальным интересам человека. В конкуренте, по сути, видят самого настоящего потенциального опасного врага, как бы осознание этой грани рыночных отношений не пытались вытеснить, а сами эти отношения — мистифицировать. Ситуация, наверное, могла бы быть несколько иной, если бы конкуренция (или соревновательные отношения) осуществлялись бы в условиях с сильными социальными гарантиями и при отсутствии безработицы, но реальное положение дел совсем иное. Обращает на себя внимание и то, как очень часто говорят о конкурентной борьбе — «большой бизнес поглощает малый», а представителей крупного бизнеса называют акулами. Говорят также о страхе «поглощения». Термин «поглощения» отсылает, конечно же, к оральности, оральному садизму, к страху быть поглощенным Матерью (к страху перед Ужасной Матерью), а значит к проблеме регресса на ранние стадии развития и активизации архаических страхов и защитных механизмов.
В конкурентные отношения постоянно вмешиваются различные психологические эффекты. Так, ожидание и предсказание (а также страх), что конкурент тебя обязательно поглотит, приводит к постоянному усилению своих позиций на рынке (еще Маркс писал о неотвратимой для капиталистов тенденции увеличивать свои капиталы и расти), что воспринимается как угроза для всех остальных. В результате идет симметричный рост, который Бейтсон называл схизмогенезом, считая его губительным, в конечном счете, для системы.
Таким образом, наличие жесткой конкурентной среды способствует постоянному выносу внутренних конфликтов и проблем во внешний мир. Когда кругом «враги-конкуренты», когда тебя окружает реальная нестабильность рыночной экономики и нужно следовать формуле «расти или умри» (социальная реальность конечно намного сложнее любых простых формул, но эти принципы все же схватывают многие ее грани), то человеку порой крайне сложно остановиться и задуматься как о себе, так и о той игре, в которую он втянут. Даже времени на рефлексию может не оставаться, ибо рыночная гонка и ее все ускоряющийся темп, а также все усложняющиеся формы экономических отношений («киберкапитализм»), имеет тенденцию захватить человека целиком и полностью, выступая одновременно как одна из совершенных форм социального контроля. «Враги», «проблемы», «конфликты» — они в этом случае всегда находятся где-то «там», вовне человеческой личности. Обращение же к психологии (тренинги и т.п.) может иметь целью только стать еще более «успешным» в этой гонке, а значит успешным в бегстве от себя и от своих проблем.
Социально-экономическая реальность вовсе не является простым «экраном» для проекций внутреннего мира человека, она сама крайне противоречива, сложна, проблемна и конфликтна. Чтобы разбираться в ней, нужно иметь знания и относительно ясное сознание, то есть уметь разбираться в своей психологии и со своими проекциями, в частности. Постоянная же вовлеченность в острую конкурентную борьбу, общая нестабильность и неопределенность рынка, включая постоянные угрозы кризисов, а также наличие множества проекций, крайне осложняет возможность ориентироваться в социально-экономической реальности, отвлекая внимание пусть и на серьезные проблемы, но не системные. Отсюда такое внимание телевидения и СМИ к многочисленным частным проблемам, конфликтам, происшествиям и событиям — таким образом, поддерживается фрагментированное и поверхностное восприятие реальности. На телезрителя обрушивается огромный и бурлящий информационный поток, а аналитическое и системное мышление усыпляется. Образно эту ситуацию можно выразить следующим образом — если мы едем на автомобиле, в котором постоянно и в разных местах что-то стучит, звенит, он то дергается, то глохнет, то тормоза отказывают, то электрика и т.п., в этом случае концентрация внимания на все время возникающих дефектам и попытки косметического ремонта могут настолько завладеть нашим вниманием, то мы можем «забыть» подумать о том, что можно просто автомобиль сменить, либо передвигаться лучше иным способом.
Внутренние психические проблемы не появляются ниоткуда. Человеческая психика — социальна и каждый человек при рождении входит в определенным образом структурированную социальную «матрицу». Психика и социум взаимно обуславливают друг друга, находясь друг с другом в нелинейных и циркулярных взаимоотношениях. Социальные и внутрипсихологические проблемы взаимообуславливают и поддерживают друг друга, образуя патологическую систему, которую на уровне семьи изучают различные школы семейной терапии. Но те же «механизмы» и паттерны патологической коммуникации работают и на более широком уровне.
Итак, как же влияет на психику человека социум, где конкурентные отношения преобладают?
Начать лучше с того, что социум всегда крайне противоречив, и он раз за разом помещает индивида в ситуацию, весьма схожую с описанным Грегори Бейтсоном, а также его последователями и единомышленниками, двойным зажимом (double bind). Патогенная противоречивость социальных установок и отношений заключается в том, что от индивида требуются одновременно и способность к жесткой конкуренции, и способность к сотрудничеству, и эгоизм, и альтруизм, причем в формах, противоречащих друг другу. Активность требуется в условиях, затрудняющих и даже исключающим настоящую внутреннюю активность; а под видом «активной жизненной позиции», необходимой для успешной конкурентной борьбы, протаскивается требование следовать уже «написанным» жизненным сценариям (в которые уже встроены все цели, к которым надо стремиться в ходе конкуренции) которым и соответствовать ожиданиям рынка. В таких условиях к настоящей внутренней активности ближе всевозможные формы внутреннего сопротивления, приобретающие порой даже форму невроза, лени и других форм сопротивления, а внешняя активность больше походит на пассивность и конформизм, на что одновременно указывали такие казалось бы разные авторы, как Бодрийяр и Фромм. Творческая активность предполагает неодинаковость, неординарность и оригинальность, границы которой найти довольно сложно и которая может ставить новые цели, оспаривая и отбрасывая старые, а конкуренция может существовать лишь в условиях, когда все признают одинаковые ценности и стремятся к одинаковым целям по одинаковым правилам. Конкуренция — это стандартизация, распространяющаяся и на личность. Но одновременно это и такая стандартизация, которая маскирует себя и «запрещает» себя воспринимать таким образом, а значит мы имеем дело с патологической коммуникацией, подавляющей внутреннюю творческую активность и изготовляющую управляемых личностей. Как заметил Жан Бодрийяр: «Само слово «конкуренция» двузначно: «concourir» означает одновременно «соперничать» и «совместно стремиться». Состязаясь с другими, мы оттого лишь вернее «сбегаемся» в одну точку».
Конкурентные отношения и условия рыночной экономики требуют постоянного соответствия «конъюнктуре рынка». По-сути, это требования постоянной продажи себя в качестве товара — рабочей силы, о чем много писал Эрих Фромм, а в еще более радикальной форме — Жан Бодрийяр, констатировавший растворение человека в окружающей его системе знаков (согласно Бодрийяру, в современно мире все приобретает знаковую форму, все становится знаком — и потребляемые вещи, и сам труд). Психологически это приводит к состоянию внутреннего расщепления и конфликта, который все время поддерживается. Заметим, что даже то самое растворение в системе знаков все-таки никогда не бывает полным. Современные условия зачастую требуют продавать не просто свои профессиональные умения и навыки, но себя, как определенным образом (по довольно строгим «стандартам») структурированную личность. Все то, что не соответствует «конъюнктуре рынка» оказывается «ненужным» и «мешающим», а значит — вытесняется (а в вытесненном и обесцененном, не соответствующим ожиданиям социума, может оказаться самое ценное и значимое для конкретного человека). Внутреннее расщепление, в результате, усиливается.
Отношения между индивидуумом и обществом имеют много общего с отношениями между ребенком и родителями. Страх быть отверженным со стороны родителей, страх потери их любви и наказания имеет много общего со страхом быть отвергнутым социумом, то есть со страхом проиграть в конкурентной гонке. В семейной ситуации этот страх действует таким образом, что ребенок теряет способность идентифицировать действия родителей и свои реакции на них. Психика ребенка «раскалывается». В случае же социального конфликта имеет место потеря способности к оценке существующих социально-экономических отношений (как и в случае с родителями, любая, даже самая деструктивная, социальная система может в защитных целях называться «правильной», «справедливой, «естественной» и т.п., то есть не подлежащей изменению, а свои реакции на нее — патологизироваться).
Таким образом, социум противоречив и конфликтен сам по себе, что формирует и поддерживает внутреннюю расщепленность и конфликтность в самом индивиде, которая, будучи некогда сформированной (в том числе и усвоенной и из образцов для идентификации и моделей социального научения, и таких же расщепленных родителей), требует в дальнейшем и соответствующей окружающей среды, одновременно сохраняя и обратное противоречивое и парадоксальное отношение к ней (определенного рода среда и одновременно и нужна, и не нужна, она и устраивает и не устраивает, — в понимание возможности самому изменить ситуацию и свою состояние блокируется). Расщепленность усиливается не только и в результате подавления способности к критическому суждению по отношению к окружающей реальности, а также и к рефлексии. Все это создает условия, используя терминологию Юнга, для формирования очень «длинной Тени», которую постоянно будет отбрасывать индивид, и которая будет вклиниваться между ним и миром.
Противоречивость социальной ситуации нашла свое отражение и в теория социального напряжения Р. Мертона, главная идея которой заключается в том, что основной причиной преступности является противоречие между ценностями, на которые общество нацеливает людей (завышенная социальная ценность материального благополучия), и возможностями их достижения по установленным обществом правилам. Речь, по сути, идет о «двуличии» общества, которое опять-таки очень похоже на различные типы патологической коммуникации, описанные Бейтсоном, Вацлавиком, Палаццоли, Джексоном и пр. Постановка цели «забраться каждому на вершину социальной пирамиды» умалчивает о том, вершина любой пирамиды существует лишь благодаря широкому ее основанию, которое состоит из подавляющего большинства. То есть успех в конкурентной гонке возможен лишь для очень немногих, что определяется объективными принципами устройства капиталистической экономики, но целью успех объявляется для всех. И эта ситуацию выводится из-под критики. Неуспехи же в конкурентной гонке объявляются исключительно проблемами личности и ее психологии, общественная же система опять остается вне критики.
Боле того, противоречивость и парадоксальность общественной системы еще глубже, чем это может показаться с первого взгляда.
Весьма примечательными являются откровения Юрию Лужкова, сделанные им в книге «Российские «законы Паркинсона», и которые чрезвычайно интересно проанализировать с помощью теории Бейтсона о даблбайнде: «все время наталкиваешься на ситуации, методически не прописанные: и то нельзя, и это невозможно. Ситуации патовые.
…таковы сегодня свойства нашего российского экономического пространства. Здесь что-то случилось с самой идеей соблюдения правил. Не просматривается связь причин и следствий. Не ясно, что допустимо, и чего нельзя, что может, и чего не может случиться. Нет системы норм и сдержек, вместо нее — какое-то почти бессмысленное месиво.
……И государство знает об этом. Оно как бы закладывает законные нарушения в свои предписания. Кладет чиновнику маленькую зарплату в расчете, что тот сам о себе позаботится. Вводит налоги, которые немыслимо выплатить. Создает систему противоречивых законов, которые невозможно не нарушать».
Такая вот среда для конкурентных отношений.
Юрий Лужков пишет о российской действительности, однако вряд ли это только «особенности национального бизнеса».
Гуманистические предписания, подающиеся вдобавок догматично, идут вразрез с требованиями существующей социально-экономической системы, в результате любой шаг всегда можно объявить то «антигуманным», то говорящем о «слабости» и «неконкурентоспособности». Например, отказ от соперничества позиционируется как слабость, хотя в человеческих отношениях отказ от причинения вреда другим людям может стать началом здорового психологического развития.
Многие исследования показали, что соперничество является наиболее частой причиной страха в нашей культуре. Оно ослабляет связи между людьми и приводит к изоляции. Тот, кто постоянно находится в состоянии конкуренции с другими, чувствует себя одиноким. Важнейшая потребность — потребность в социальных связях — не удовлетворяется. С самого детства затрудняется формирование таких принципиально важных социальных и психологических качеств, как способность к эмпатии и идентификации.
Социальный психолог Мортон Дойч в ходе многочисленных экспериментов установил, что установка на взаимодействие порождает сотрудничество, которое способствует конструктивному решению конфликта, тогда как установка на соревновательность делает конфликт разрушительным. Другие исследования показали, что сотрудничество внутри каждой из групп может стимулировать сотрудничество между группами. Следовательно, отношения сотрудничества, установившиеся в одной группе, часто выносятся вовне, когда позже этой группе приходится взаимодействовать с какой-то другой группой. Исследования социальных психологов в американских школах показали, что замена традиционных методов обучения, основанных на конкуренции, другими, предполагающими сотрудничество, приводит к существенному снижению напряжения или даже к прекращению конфликта.
Канадский спортивный психолог Т. Орлик исследовал отношения между детьми, игравшими в кооперативные игры в период с дошкольного возраста по второй класс школы. Он обнаружил, что дети предпочитают как раз такие игры: две трети мальчиков и девочек в возрасте десяти лет охотнее играют в игры, в которых никто не проигрывает, чем в те игры, в результате которых выявляются победитель и проигравший. Терри Орлик задается вопросом: «Вы когда-нибудь наблюдали, как у ребенка отнимается радость игры? Вы когда-нибудь видели, как в играх ребенок остается в стороне, отвергнутый, обиженный? И спрашивали себя почему? Тогда игры из этой книги — для Вас! Они связаны именно с этой проблемой и представляют собой конструктивную альтернативу соревновательным играм.
Что же такого особого в этих играх? Это — игры взаимной признательности, сотрудничества и сопереживания, и они могут сплотить детей, семью или любой коллектив своим духом сотрудничества. Их тщательно разработали, отобрали и улучшили так, чтобы дети могли получать радость и одновременно узнавать нужные вещи о самих себе, о других и о том, как вести себя в этом мире.
Главное различие состоит в том, что в играх сотрудничества все сотрудничают … все побеждают … и никто не проигрывает. Дети играют друг с другом, а не друг против друга. Эти игры уничтожают боязнь поражения и ощущение неудачи. Они также утверждают уверенность ребенка в самом себе как приятном и достойном человеке. В большинстве игр (новых или старых) такое самоутверждение возникает случайно или достается как награда только победителю. В играх сотрудничества оно составляет неотъемлемый компонент самой игры».
В отношении современной ситуации Т. Орлик высказывается следующим образом:
«…Игры детей стали индустриализированными. Упор на результат, ориентация на машину и сверхспециализация получили столь же широкое распространение в играх, как и на производстве. Сами игры стали строгими, рассудительными, заорганизованными и излишне ориентированными на результат. В них довлеет пресс оценок и психологическая боязнь неодобрения. Стремление выжать все возможное из каждого индивида в конце концов не оставляет в игре места даже для обыкновенного веселья.
Сталкивание детей друг с другом в играх, где они фанатично соревнуются за то, что достается лишь немногим, гарантирует неудачу и отверженность для многих из них. Детские игры предусматривают выбывание участников, победу одних и поражение остальных, в результате чего «отвергнутые» и «вылетевшие» из спорта образуют большинство населения Северной Америки. И что еще хуже, игры начинают разрушать самих победителей. Детей побуждают радоваться неудачам других. Они надеются на эти неудачи, содействуют им, так как это увеличивает их шансы на победу. Иррациональное соперничество отучает детей соревноваться естественным способом; их просто подталкивают к яростной конкуренции. Став взрослыми, они настолько убеждаются в значимости победы, что уже не могут играть просто ради забавы, ради удовольствия. Даже если им и хотелось бы, они не знают, как помогать друг другу, как уважать чувства других или как соревноваться по-дружески и с весельем. Потерпев поражение, а это случается часто, многие дети стараются избежать соревнования, отойти в сторону. Неудача в играх может внушить детям совершенно неоправданное, извращенное представление о самих себе.
Дети, воспитанные на сотрудничестве, благожелательности и успехе, имеют гораздо больше шансов развить сильное самосознание, точно так же, как дети, взращенные на сбалансированном диетпитании, — стать сильными и здоровыми. Должны ли мы с самого начала давать маленьким детям нездоровое и неуравновешенное питание («пусть привыкнут к нему»)? Или позволить им развиваться как можно более здоровыми и как можно дольше (не давая им обратиться к негодной пище)? Когда тело и душа находятся в процессе формирования, не лучше ли дать ребенку твердую базу для старта? Может быть позднее это позволит ему лучше справляться с разнообразными жизненными ситуациями?
…Сотрудничество прямо связано с коммуникацией, сплоченностью, доверием и выработкой положительных навыков социального взаимодействия. При помощи игр сотрудничества дети учатся быть внимательными к другим, заботиться о чувствах других, совместно работать, чтобы продвинуться вперед. Игроки в такой игре должны помогать друг другу, сотрудничать как одно целое — каждый игрок является частью этого целого, внося свой вклад — и никто не остается в стороне в ожидании своего шанса принять участие в игре. То, что дети совместно трудятся для достижения общей цели, а не против друг друга, немедленно превращает отрицательные эмоции в положительные: игроки чувствуют себя неотъемлемой частью игры и тем самым полностью вовлечены в игру. В результате появляется чувство выигрыша, а не проигрыша. »
Конкуренция, как и капиталистический дискурс в целом, поникает во все поры жизни человека и общества.
Жан Бодрийяр отмечал, что процесс потребления делает конкуренцию более сильной и острой во всех ее формах.
«С потреблением мы оказываемся в обществе распространившейся, тотальной конкуренции, которая действует на всех уровнях — на экономическом, на уровне знания, желания, тела, знаков, импульсов; все вещи отныне производятся как меновые ценности в непрерывном процессе дифференциации и сверхдифференциации.» Потребление воспринимается как род «свободной профессии», а «реклама побуждает нас к конкуренции, но через эту воображаемую конкуренцию она уже ориентирована на глубинную одинаковость, на постулат единообразия, на инволюцию к блаженному состоянию потребительской массы. Она говорит нам: «Покупайте это, потому что оно ни на что больше не похоже!» («элитное мясо», «сигареты для happy few», и т.д.) — но вместе с тем и другое: «Покупайте это, потому что этим пользуются все». И здесь вовсе нет противоречия. Понятно, что каждый чувствует себя оригинальным, хотя все и похожи друг на друга, — для этого нужна лишь схема коллективно-мифологической проекции, то есть некая модель».
…На основании этого можно считать, что окончательным завершением общества потребления (не в силу какого-то макиавеллического заговора технократов, а просто по структурной логике конкуренции) становится функционализация самого потребителя, психологическая монополизация всех его потребностей — то есть вполне единодушное потребление, наконец достигшее гармонической согласованности с концентрацией и абсолютной заорганизованностью производства.»
«Преимущества» конкуренции часто подаются при помощи некорректных представлений о сотрудничестве. Например, сотрудничество, якобы, является совершенно беспроблемным, бесконфликтным, а проблемы и конфликты «закаляют» личность. Но сотрудничество основано на том, что каждый вносит свой личный вклад, каждый имеет собственное мнение. Сотрудничество — это позитивные отношения, из которых вырастает то, что можно назвать «конструктивным конфликтом». Сложности легче разрешить, если они не связываются с вопросами победы или поражения. «Конструктивные конфликты» не предполагают стремления добиться поражения партнера, они не раздражают, а обучают, повышая обоюдный интерес партнеров. Но в задачи статьи не входит дальнейшее рассмотрение отношений сотрудничества.
Что касается проблем конкурентных отношений, то их необходимо анализировать в контексте всего общественного устройства. Так, соперничество в условиях, где проигрыш не означает больших проблем или полного краха, в условиях, где есть реальные равные возможности и социальные гарантии, вполне могло бы не приобретать столь злокачественные и деструктивные формы, как это наблюдается сейчас. «Американская нация ненавидит проигравших» — говорил генерал Джордж Паттон. «Нет страшнее греха, чем неудача. Общество осуждает неудачу, как отвратительный порок, более ужасный, нежели если бы вы нарушили все десять заповедей», — эти слова принадлежат М. Миллу, всемирно известному социологу и антропологу.
Иными словами, конкуренция не является злом «сама по себе». Она и существует не сама по себе, а только как часть социальной реальности. Но, будучи включенной в социально-экономическую систему, она приобретает капиталистические особенности, что приводит к определенным, во многом негативным и даже деструктивным, психологическим последствиям, которыми, одновременно, подпитывается и весь существующий строй. Эти особенности и последствия постоянно замалчиваются и мистифицируются, а их осознание вытесняется. Проблемная ситуация «капсулируется», приобретая все свойства устойчивой патологической системы, которая не меняется лишь потому, что «думает», что не может измениться, а временное положение вещей принимает за «вечный» и «незыблемый» порядок.
Глубинная психология, думается, еще не сказала своего слова в деле исследования этих вопросов.
Алексей Шеленков
ЛИТЕРАТУРА
1. Аронсон Э. Общественное животное. Введение в социальную психологию. / изд. 7.; пер. с англ. — М.: Аспект Пресс, 1998. — 517 с
2. Барт Р. Миф сегодня // Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. — М.: Прогресс; Универс, 1994. С. 72—130.
3. Бауман З. Индивидуализированное общество / Пер. с англ. под ред В. Л. Иноземцева; Центр исслед. постиндустр. о-ва, журн. «Свободная мысль». — Москва: Логос, 2002.
4. Бейтсон Г. Экология разума: Избранные статьи по антропологии, психиатрии и эпистемологии / Пер. Д. Я. Федотова, М. П. Папуша. — М.: Смысл, 2000.
5. Бодрийяр Ж. Общество потребления. Его мифы и структуры. / Ж. Бодрийяр. — М.: Республика; Культурная революция, 2006. — С. 269.
6. Бодрийяр Ж. Система вещей. М.: Рудомино, 2001. 224 с.
7. Волков Е.Н. Вначале было не слово — началом была суггестия. Забытые прозрения Б.Ф. Поршнева и некоторые межконцептуальные психологические и социологические параллели (рукопись. Полный текст см: http://evolkov.net/PorshnevBF/Volkov.E. In.the.beginning. there.was.suggestion.html
8. Гофман М. Американские мифы. Анализ истории американского общества в публицистической форме. Отрывки книги. http://historic.ru/books/item/f00/s00/z0000111/st000.shtml
9. Конрад Лоренц.Так называемое зло: Восемь смертных грехов цивилизованного человечества. Издательство: Республика. Год: 1998
10. Мэй Р. «Проблема тревоги», «Эксмо –Пресс»,М.,2003 год
11. Орлик Т. Игры и спорт, основанные на сотрудничестве = [The Cooperative Sports & Games Book : Challenge Without Competition] / Пер. Столярова В.И. // Спорт, духовные ценности, культура. — М., 1997. — Вып. 4. — С. 25-29.
12. Фопель К. Групповая сплоченность. М.: Генезис, 2010
13. Фопель К. Как научить детей сотрудничать? Психологические игры и упражнения: Практическое пособие / Пер. с нем.; В 4-х томах. Т. 4.— М.: Генезис, 1999.— 160 с
14. Фридман В.С. Интервью о соотношении природного и социального в человеке. http://commons.com.ua/?p=12911
15. Фромм Э. Анатомия человеческой деструктивности. М.: Республика, 1994.
16. Фромм Э. Бегство от свободы. М.: АСТ — Минск: Харвест, 2005.
17. Фромм Э. Иметь или быть ? М., 1986
18. Хорни К. Невротическая личность нашего времени / под ред. Г.В.Бурменской — М.: Прогресс, 1993. — 480с.
20. Юнг К.Г. Эон: Исследования о символике самости. М., Академический проект, 2009
21. Юнг К.Г. Психологические типы. — СПб.: «Ювента» — М.: «Прогресс — Универс», 1995.
22. Юрий Лужков разоблачен как стихийный кибернетик! Статья http://cat4chat.narod.ru/luzhkov.htm