Интервью со стамбульскими анархистами о подоплеке Таксимского бунта, связи между этим восстанием и другими выступлениями в мире и его последствиями для будущего Турции

Вопрос: Какие уже существовавшие прежде организации сыграли роль в этом новом взрыве социальной борьбы?

Ответ: Самое важное в этом восстании то, что ни одна политическая организация не руководила движением. Никакой лидер, и никакая партия. Взрыв произошел на третий день протестов из-за парка и деревьев. Люди вышли на улицы из-за насилия и жестокости со стороны полиции, то есть из-за насилия государства. Были также некоторые другие мотивы для выхода людей на улицы, но ни один из них не был связан с какой-либо политической организацией. Это автономное движение.

Вопрос: Какая тактика была наиболее важна в конфликтах? Откуда первоначально исходила эта тактика? Как она распространялась?

Ответ: Хотя людей не направляет ни одна политическая организация, есть анархисты, левые и другие люди, которые уже организованы. Важно иметь опыт в столкновениях; отдельные люди из этих политических групп говорили с другими о том, как действовать на улицах, и все решали, что делать. Был ряд важных инициатив, например, в сооружении баррикад, а за ними – люди, которые поддержали эту инициативу, оказывая первую помощь, готовя пищу и обсуждая, что делать дальше. Люди были готовы больше говорить о том, что делать. Это новая вещь здесь. Информация передавалась через листовки на улицах и в социальных сетях о том, как не отставать от передвижения полиции, как реагировать на газовые бомбы, и о том, какие права есть у арестованных людей. Следует признать, что люди весьма полезно использовали Facebook и Twitter.

Вопрос: Сравните начало захвата площади Таксим с предыдущими акциями протеста, такими как Первомайская демонстрация 2013 года. Кто был организаторами в обоих случаях, и какими были их первоначальные цели? Почему именно занятие площади Таксим стало сигналом, привлекшим такое большое число новых людей?

Ответ: Хорошо, надо прояснить отправную точку протестов. Этот год был самым репрессивным годом для социальной оппозиции. Правительство запретило демонстрантам идти на площадь 1 мая. Я думаю, это была отправная точка. 1 мая тоже произошли столкновения. И после Первомая нам вообще не давали проводить какие-либо протесты на Таксиме. Правительство запретило любые демонстрации. Так что это разозлило людей. Мы выходили на улице после Первого мая, протестуя против различных вещей, но, в первую очередь, против этой ситуации.

Новая вещь в этом занятии пощади – не требования или идеи. Новой является реакция людей, столкнувшихся с насилием государства. До бунта такие вещи, как «баррикады», «противогазы» и «бросание камней в полицию», казались людям чем-то дурным. Это во многом изменилось. Теперь люди смеются над слезоточивым газом и поют песни о баррикадах.

Вопрос: Насколько повлияли на людей в Турции социальные бои в Греции после декабря 2008 года? Что можно сказать о недавних восстаниях в Северной Африке и движении «Оккупай» в США?

Ответ: Я думаю, что есть некоторое сходство между бунтом 2008 года в Греции и 2013 в Турции. В обоих случаях есть некоторые экономические факторы, но не они являются реальными причинами. Эти ситуации скорее стали реакцией людей на террор и насилие со стороны государства. Когда полицейские убили Алексиса [Григоропулоса], положение изменилось. Легитимность государства исчезла. Люди поняли реальную цель государства. Такая же ситуация и сейчас в Турции. Легитимность государства исчезла.
События 2008 года в Греции привлекли внимание анархистов в Турции. Были акции солидарности (в которых мы принимали непосредственное участие). Это дало нам возможность говорить об анархизме с людьми. Я не знаю, сыграло ли это какую-либо роль в деле самоорганизации нашего общества. Но, по крайней мере, я могу сказать так: бунтари в Греции наложили отпечаток на воображение анархистов в Турции.

После 2008 года, в Греции в 2010 году произошел новый бунт. Мы придаем ему большое значения этого восстания, потому что анархисты приступили в особенности к организации жизнь и начали формировать ее контекст. Это важно для анархизма, а также для общества в целом. Любые анализы будут недостаточны без опыта возможных будущих способов организовать нашу жизнь.

Наша группа «Революционное анархистское действия» имела возможность обсудить сходства и различия с товарищами, которые приезжали из Салоник и сами участвовали в бунтах 2008 и 2010 годов. Мы организовали ассамблею на площади Таксим с товарищами, которые приехали выразить солидарность.

Что касается движений «Оккупай», то они, как казалось, привлекли к себе людей. Но должен сказать вот что: турецкий бунт – нечто большее, чем некоторые реформистские требования «Оккупаев» по всему миру. Те, кто высказываются за движение «Оккупай» в Турции, являются либеральными группами, которые в основном говорят о гуманизме, государственной демократии, защите окружающей среды и других подобных вещах.

Вопрос: Видят ли участники протестов какую-то связь между оппозицией власти Эрдогана в Турции и нынешней борьбой против власти «Братьев-мусульман» в Египте? Насколько силен диалог между протестующими в Турции и Египте?

Ответ: Между движениями в Турции и Египте нет сильной связи. У нас есть некоторые анархистские контакты, и мы высказываем наши мысли о бунте в Египте, а они – свои о последнем бунте в Турции. Но организовать общую борьбу на самом деле сложно. Мы должны, в первую очередь, организовать общества.

Некоторые люди, вышедшие на улицы, использовать турецкие флаги и флаги с портретами Кемаля, которые являются символами кемалистов. Главная оппозиционная партия хочет направлять движение, но для нее это на самом деле трудно, потому что она не имеет никакой логической перспективы для мобилизации движения. Иногда она использует тот же самый язык, что и правительство, особенно когда речь заходит о людях или группах, которые непосредственно сталкиваются с полицией.

Требования людей на улицах не могут быть ограничены какими-либо выборами или референдумом. Люди, которые носят кемалистские символы, находятся на улицах рядом с курдами, левыми и анархистами. Они теперь понимают ситуацию и меняют свое мнение. Они понимают, что такое на самом деле «политика».

Но как я уже говорил, на улицах есть люди и из главной оппозиционной партии, которые хотели изменить направление действий.

Вопрос: Каковы последствия такой риторики со стороны протестующих, о которой много сообщалось, как «Мы не активисты, мы народ» и «Я не радикал, я – законопослушный гражданин»?

Ответ: Следует различать два эти высказывания. «Мы не активисты, мы народ» – это очень мощный способ выразить дух действий. Государство с самого начала стремилось изолировать действия. Такова общая стратегия правительства: получая большинство голосов на протяжении 11 лет, оно пытаются определить всех остальных как «маргиналов». Оппозиция на улицах полностью игнорировалась и подавалась в главных СМИ как маргинальная – к примеру, уже упоминавшийся мною Первомай.
И тем не менее, Таксимский бунт изменил эту концепцию. Люди на улицах были очень разными. Различные группы людей угнетаются по-разному. Изменения, предпринятые правительством партии АКР, затронули различные группы, такие как рабочие, женщины, ЛГБТ, алевиты, меньшинства. Таким образом, понятие «маргинальный» утратило свой смысл, так как все стали «маргиналами», так что «маргинал» стал «народом». Премьер-министр назвал людей, участвовавших в акциях, «кучкой мародеров». Так что эта риторика стала реакцией людей на тех, кто пытался маргинализировать их действия. Так, например, когда один из телеканалов назвал выступления «маргинальными действиями маргинальных групп», один из протестующих вошел в кадр, стукнул репортера и спросил: «Ты кого назвал маргиналом?» На аналогичной передаче в кадр вошла женщина и спросила: «Кто тут маргинал?»

С другой стороны, кемалистские СМИ подчеркивают деполитизированный характер людей на улицах. Им это важно, чтобы контролировать движение. Но в действительности это не так. «Я законопослушный гражданин» – вовсе не типичная риторики среди протестующих. Анархический характер движения куда четче. Но это не значит, что каждый человек, участвующий в бунте, анархистом. Другая риторика такова: «Мы народ, вышедший на улицу, и мы против всех полицейских. Все полицейские – сукины дети.

Вопрос: Были ли споры о насилии и ненасилии? Что большинство демонстрантов считают себя «вправе» делать в ходе протестов? Как это изменилось? И как реагировали люди на тех, кто устраивал более радикальные действия?

Ответ: Вопрос о том, допустима ли самооборона против насилия в ходе столкновений, даже не вставал. Но некоторые левые и кемалистские группы хотели бы придать движению ненасильственный характер. Но вот, например, два дня назад было мероприятие на площади в память людей, которые были убиты полицией. Акция памяти состояла в простом возложении цветов на площади, но полиция снова применила насилие. Так что такие ситуации меняют сознание людей в пользу «самообороны» от сеющих насилие сил полиции.

В ходе бунта многим банкам и глобальным корпорациям был нанесен ущерб, но повреждения получили и некоторые местные магазины, которые, как известно, принадлежат фашистам, мэру Стамбула или людям, тесно связанным с правительством. Гнев людей был конкретным, и дух бунта принял боевой характер. Помочь объяснить это может лозунг на одном из транспарантов: «Мы идем вернуть себе нашу свободу с процентами, которые вы берете в рассрочку. Процентное лобби»

Баннер был подписал «Процентное лобби», потому что Эрдоган пытался представить эти выступления как «игру внешних сил» и обвинил «процентное лобби».

Вопрос: Какова была роль социальных медиа в распространении движения и его ограничении?

Ответ: Когда телеканалы, газеты и основные сайты СМИ подвергли акции цензуре, люди использовали Facebook, чтобы информировать друг друга не только о новостях, но и для передачи информации, которая была необходима для дальнейших действий. Twitter также оказался еще одним хорошим ресурсов для протестующих. Люди делились новостями о ситуации на баррикадах и расположении полиции, но также сообщали об адресах госпиталей и потребностях людей. Люди использовали «новых медиа» для организации солидарности и поддержки, а также действий. Даже сегодня продолжает циркулировать множество материала, такого как фотографии и видеосъемки полицейского насилия. Люди реагируют на средства массовой информации и по-прежнему эффективно используют социальные медиа для общения.

Вопрос: Какие репрессивные стратегии властей провалились, а какие имели успех?

Ответ: Они по-прежнему используют насилие. Теперь сопротивление более легитимно. Людские представления о ценностях изменились. Правительство заявляет теперь, что будет спрашивать людей по поводу каждой политической стратегии. Но люди теперь пытаются говорить о политических стратегиях, которые они хотят реализовать уже без государства.

С другой стороны, государство продолжает идти прежним курсом. Оно начало охоту на ведьм в социальных медиа. Профили людей в Facebook или их твиты используются для предъявления им обвинений. Кроме этого, было много рейдов против политических пространств, бюро, газет, радиостанций и домов политических активистов. Многие люди были взяты под стражу, и многие из них все еще находятся в тюрьме. В ходе рейдов все делается втайне, что означает, что вы не можете видеть вашего адвоката в течение 24 часов, и вы не знаете, в чем вас обвиняют. Многие неважные вещи воспринимаются как «доказательства», чтобы изобрести улики или скрыть свидетельства действий полиции. Государство использует этот бунт для подавления всякой социальной оппозиции. Эрдоган поздравил Департамент полиции за его поведение в ходе действий, несмотря на то, что они убивали людей. Сотрудник полиции, который стрелял в Этхема Сарысюлюка, погибшего от выстрела в голову, предстал перед судом и был освобожден по решению суда в ожидании процесса. В то время как гнет нарастает, люди все более и более полнятся яростью в отношении государства и несправедливости.

Вопрос: Как это изменит будущее социальной борьбы в Турции?

Ответ: Это зависит от организованных групп, я думаю. Ведь чтобы сопротивляться, важно не только продолжать акции, но и думать коллективно, действовать коллективно и коллективно формировать нашу жизнь. Опыт, который мы получили в этом бунте, поможет в последующих боях, как и в Греции в 2008 и 2010 годах.

После того, как государство утратило легитимность, если это будет сочетаться с гневом против капиталистического процесса и сопротивлением против социальных репрессий, и если это побудит людей самих организовать свою жизнь, то мы не побоимся говорить и о социальной революции. Но для этого еще слишком рано. Это лишь первые шаги к социальной революции в будущем.

Как сказали наши товарищи, «наш век только начался»

С революционной солидарностью

Анархисты в Турции

Источник