Одной из тем прошлого года, обсуждение которой вызвало резонанс в минском социокультурном сообществе наравне, например, с гендерной или языковой проблемами, безусловно, стала тема городского пространства. Можно сказать, с нее 2012 год начался.
Многие до сих пор вспоминают и отмечают культурную оккупацию художниками цеха завода «Горизонт» (проект «Радиус нуля. Онтология арт-нулевых»). Запомнились горожанам также временное установление в сквере Симона Боливара зеркальной скульптуры «Коридор вечности» победителя проекта «Арт-город» Антона Кудряшова, выставка на площади Якуба Коласа репродукций Марка Шагала «Художник и город», «уличный бродвей» на Карла Маркса. Стартовал посвященный городу медийный проект CityDog.by, появился печатный журнал о стрит-арте «Signal».
Выставка «Радиус нуля» (завод «Горизонт», март 2012 года)
Помимо этого на протяжении года шли дискуссии вокруг как более общих тем современной урбанистики («Что такое критический урбанизм в Минске?» в рамках проекта «Artes liberales» или показ и обсуждение фильма молдавского художника Стефана Русу «Вернуть право на город»), так и вокруг конкретных проектов, связанных с реконструкцией минских кварталов и зданий. Например, вокруг уничтожения сквера на улице Зыбицкой или плана строительства гостиницы на пересечения улиц Городской Вал и Володарского и других.
Темой города было ознаменовано и наступление нового, 2013 года: в начале января на улице Петруся Бровки открылся креативный кластер «ME100», в рамках фестиваля «Cinema Perpetuum Mobile» был показан специальный блок фильмов, посвященных урбанистике, а также активно обсуждался проект реконструкции исторического центра Минска.
Все это как будто говорит о том, что Минск становится городом, жители которого начинают осознавать свое право влиять на его формирование.
Так, еще совсем недавно Минску, очевидно, не хватало кафе, клубов и шопинг-зон – тех, условно, «благ», за которыми большинство беларусов любит ездить в Европу. Но за последний год этот вопрос, особенно, что касается центра города, во многом решился. И, скорее всего, так же быстро будут решены вопросы с «уличной едой», «велодорожками» и «кофе на вынос» (позиции, которые лидировали в опросе «Чего все-таки не хватает Минску»).
Только станет ли наш город от этого действительно европейским? И что, в принципе, беларусы понимают под «европейскостью»?
Минск как социально-вычищенное пространство
Когда приезжаешь в западноевропейский или американский город, сразу же бросается в глаза то, что в Беларуси официально называется не-порядком, который нужно вымести, вычистить, замазать. Это, например, обилие граффити на фасадах жилых домов и заборах или сидящие и даже загорающие в теплое время года на газонах люди.
Олег Юшко, «Implication» (2002–2007)
Но самое главное, что отмечаешь, – присутствие на улицах города различных социальных групп: начиная от бездомных и панков с безумно разукрашенными ирокезами и пирсингом во всех местах, заканчивая офисными менеджерами и бизнес-элитой. Именно такое разнообразие, на мой взгляд, и создает ощущение того, что в этом городе право на него имеют все. Некоторым, правда, приходится его отстаивать, но шанс получить несколько сантиметров именно своей территории есть у каждого.
В этом плане, очевидно, Минск – город социально вычищенный, где основной тип горожанина – обыватель, которому, как уже говорилось, становится все комфортней.
Те же, чьи интересы выходят за пределы потребления или рыночных отношений, продолжают оставаться без права на этот город. Яркий пример – то, что в двухмиллионном Минске единственным неформальным клубом, по сути, является «Граффити», а найти подобного плана бар или кафе практически невозможно.
Существуют, конечно, приватные инициативы, например, свободное пространство ДК «La мора». Но возникают они скорее вопреки господствующим тенденциям и становятся не частью города, но автономными зонами, островами, на которые уходят те, кому в иных городских пространствах места не находится.
ДК «La мора»
Еще 15 лет назад (и об этом многие уже не помнят, а молодое поколение даже и не знает) Минск был другим. Самый центр города был оккупирован неформальными объединениями молодежи, художниками и музыкантами: переход на станции метро «Октябрьская» именовался «Трубой», днем и ночью жила «Паниковка» возле Купаловского театра и «Художники» в сквере на площади Свободы. За еще только строящимся Дворцом Республики появилась «Стена Цоя», которая оставалась там и после того, как «объект» был сдан.
На месте, где стояла Стена Цоя, энтузиасты выложили слова памяти из тротуарных камней (со временем их убрали). Фото В.Г. Воложинского, 25 сентября 2008 года
Конечно, не обходилось без конфликтов: длинные волосы и кожаные куртки у парней еще оставались признаками «неправильной» инаковости и особо агрессивно воспринимались молодчиками со спальных районов. Поэтому столкновения неформалов и гопников в этих местах было скорее нормой, что, конечно, не нравилось простым прохожим и жителям этих улиц.
В начале нулевых неформалов «принудительно-добровольно» начинают вытеснять. Вычищают от «элементов» «Трубу», которая перебирается туда, где размещались «Художники», а оттуда, вслед за художниками, за Дворец Республики, где для продавцов пейзажей и натюрмортов огораживают специальный «Вернисаж». В конце концов, неформалы в принципе предпочли рассеяться по городу: быть «неправильно» инаковым стало вдруг небезопасно уже со стороны стражей правопорядка. Переносится на пересечение улиц Ульяновской и Беларусской и «Стена Цоя». Минск становится все более геометрически правильным, чтобы однажды засиять своей знаменитой ослепительной чистотой. В первую очередь – от людей. Интересно, что этот процесс «очищения» произошел так быстро, что горожане тотчас забыли о другом Минске, моментально приняв «Минск – чистый город» как многовековую истину, традицию, которая якобы была всегда.
С одной стороны, оккупация неформалами центральных мест города была скорее случайностью, следствием постперестроечного периода «мамы-анархии».
Поэтому процесс «выселения» анархических элементов рано или поздно должен был произойти, вернув, таким образом, центр большинству, которое желает спокойствия, порядка и чистоты.
С другой стороны, как показало дальнейшее преобразование города, случилось не переселение или количественное перераспределение территории города, а именно вычищение, когда на некоторое время даже появление в переходе с гитарой считалось нарушением общественного порядка. Не говоря уже о том, чтобы сидеть на газонах, бордюрах и в принципе собираться больше трех.
Владимир Цеслер, «Минск-город» (выставка «Радиус нуля», март 2012 года)
Таким образом, на мой взгляд, город лишился самого главного – того, что и делало его похожим на тот самый желанный многими беларусами европейский город: терпимости к другому и возможности быть городом для всех, в том числе для меньшинства. Пусть и дурно пахнущего.
Минск – не Берлин?!
Разное отношение беларусов и жителей западноевропейских городов к процессам изменения городского ландшафта проявилось и во время обсуждения фильма Стефана Русу «Вернуть право на город», которое состоялось в декабре прошлого года в галерее «Ў» . Одной из тем, которую на примере Берлина поднимал в своей работе художник, была джентрификация.
Этот термин ввела английский социолог Рут Гласс, когда описывала массовое заселение средним классом некогда бедных рабочих кварталов Лондона в 1960-е годы. Фактически одновременно многие пустующие здания в других европейских городах отдавались различным культурным сообществам или были заняты ими, превращаясь в некоммерческие центры или художественные мастерские. Яркий пример – знаменитый «Тахелес» в центре Берлина, который на многие годы стал прибежищем для художников со всего мира. Несколько лет назад территорию «Тахелеса» выкупил крупный банк, который постановил художникам покинуть здание. Несогласные, как например, беларус Алесь Родин, держались до последнего – подавали в суды, составляли петиции, выходили на акции протеста. В августе прошлого года художники проиграли окончательно.
«Тахелес», август 2011 года
Можно по-разному относиться к анархической атмосфере «Тахелеса». Но люди, избравшие такой образ жизни, соблюдая главное условие – не мешать другим, имели на него право. Тем более, и для города «Тахелес» сыграл свою роль, став культовым местом, куда и днем и ночью приходили толпы туристов.
Закрытие «Тахелеса», а также другие притеснения со стороны коммерческих организаций как культурных небольших центров, так и сквотов, социокультурным сообществом Западной Европе воспринимается как прямая угроза праву на город для каждого. Процесс джентрификации в таком контексте становится синонимом коммерциализации городских пространств, в котором преимущества оказываются у владельцев капитала.
Во время обсуждения этой проблемы в Минске такой критической точки зрения не прозвучало. Складывалось впечатление, что критика, которая была в фильме, в принципе не была замечена, а арт-ситуация в Берлине стала поводом поговорить о джентрификации как одном из путей развития Минска. То есть в западноевропейском пространстве тема города и изменений его ландшафта остро актуальна, в первую очередь, в связи с активным вторжением капитала в городское пространство – капитала, посягающего в итоге на приватное (и публичное) пространство горожан и их права.
А в Беларуси, несмотря на возрастающий интерес к этой теме, коммерциализация городского пространства не только не критикуется, но – складывается впечатление – даже приветствуется.
Как будто именно наличие «пабов с бесплатными концертами» или «удобных лавочек» и делает город по-европейски привлекательным.
Конечно, обсуждение проблем города на таком уровне, как, например, в Берлине, у нас пока еще не возможно хотя бы потому, что прежде чем критиковать джентрификацию, она должна произойти. В центральных районах столицы до сих пор пустует большое количество промышленных кварталов и зданий (в районе улицы Петруся Бровки, например, тот же завод «Горизонт» на Куйбышева). Но эти здания государство не только не отдает людям, но условия их аренды делают фактичеcки невозможным появление там некоммерческой культурной инициативы.
Хотя возможно, что пока у нас не прилагается достаточно усилий для того, чтобы эти здания заполучить. Однако тот интерес, который начал возникать к теме города, обнаруживает, что эти усилия могут получить новый импульс. Если же при этом будет игнорироваться понимание города как места для каждого и будут делаться ссылки то, что сначала должны появиться низкие бордюры и кофе на вынос, то, когда окончательным хозяином в городе станет «капитал», поднимать вопросы об индивидуальной и творческой автономии окажется уже слишком поздно. (А судя по тем темпам, которыми инвесторы осваивают центральные зоны Минска, очевидно, что «капитал» уже в городе, возможно, пока еще не так открыто).
Поэтому уже сейчас, даже пока джентрификация в полном объеме не началась, нужно активно говорить в том числе и о ее негативных последствиях. Настаивать на необходимости для города не просто креативных кластеров, где так или иначе закладывается коммерческая составляющая, но именно о свободных культурных зонах, которые, как показывают примеры других городов, и становятся пульсом города. Примерами тут могут служить арт-район «Ужупис» в Вильнюсе или «Прага» в Варшаве. Нужно убеждать чиновников, что «панки в городе» – это не страшно, а граффити не нужно уничтожать, даже если так называемый фупрематизм становится уже брендом беларусских городов.
«Ужупис»
Необходимо активно вносить предложения об изменении закона об аренде зданий и предоставлении льгот культурным инициативам. Не отрицать необходимость продажи инвесторам площадей в центре Минска (понятно, что это для города деньги), но акцентировать внимание на распределении этих площадей и контроле за их судьбой со стороны как государства, так и общественности. Пусть, например, одно здание из десяти будет отдано под некоммерческую культурную инициативу, от этого в первую очередь выиграет город.
Потому что особенным и уникальным, а значит, туристически привлекательным, город делают не торговые центры, кафе-пабы и стриптиз-бары с завтраком (для этого нет необходимости ехать в Минск). Но, соглашусь с авторами фильма о городе «Urbanized» , случайные встречи, возможные там, где живут и куда приезжают странные, отличные от большинства, люди. Другие, которые тоже должны иметь право на город и которые, на мой взгляд, и создают его миф.