Белорусское государство принято называть «социальным». А что это вообще такое — «социальное государство»? На мой взгляд, от других государственных моделей его должна отличать этика защиты слабых, обездоленных и больных. Всех тех, кого по каким-то причинам выбросило на обочину жизни и кто не в состоянии сам оттуда выкарабкаться. Одним словом, государство, готовое протянуть руку помощи попавшему в затруднительное положение гражданину.
История Ирины Статкевич, обратившейся за помощью в редакцию «Народной Воли», показывает, что в некоторых случаях наше государство «социальное» только на словах. По отношению к этой 39-летней женщине оно проявило чёрствость и отчуждение.
Ирина Статкевич с дочерью Дарьей
Диагноз как приговор
Матери-одиночки — одна из наиболее уязвимых социальных групп в Беларуси. Именно к этой группе относится Ирина, у неё двое детей, мальчик Илья и девочка Дарья. Государство очень своеобразно помогло ей поставить их на ноги. Сначала отобрало маленького Илью, когда тому было всего несколько месяцев от роду. Теперь хочет помочь ещё больше — отобрать 15-летнюю Дашу.
Вы думаете, детей можно отобрать по суду только у пьяницы, дебоширки и распутницы? Как бы не так! С 2007 года это может быть сделано во внесудебном порядке. И не обязательно даже создавать социально опасное положение для ребёнка. Достаточно иметь одно из заболеваний, которое Минздрав считает несовместимым с выполнением родительских обязанностей. Например: злокачественные новообразования, болезни крови и кроветворных органов, болезни эндокринной системы, расстройства питания и нарушения обмена веществ с выраженными нарушениями функции органов и систем, астму, цирроз печени, стенокардию напряжения функционального класса III-IV, перенесённый в прошлом инфаркт миокарда, осложнённый стенокардией, аффективные расстройства настроения, шизофрению.
Проверьте-ка свою медицинскую карточку. Не воспитываете ли вы детей нелегально?
Вероятно, многие из вас согласились, дочитав список до конца, что с чем-чем, а уж с диагнозом «шизофрения» точно лучше не иметь детей. Отношение к психически больным людям в нашем обществе далеко от гуманного. К ним зачастую испытывают неприязнь, раздражение и страх. Считают их по определению неполноценными, опасными и неизлечимыми.
Хотя в действительности психическая болезнь может «зарубцеваться» так же, как язва. Немало обладателей психиатрического диагноза живут обычной жизнью, учатся работают, счастливы в семье. Подобный диагноз — не приговор и не клеймо. Вернее не должен таковым быть. Но для Ирины Статкевич стал приговором и клеймом.
«Мать надлежащим образом выполняет свои родительские обязанности», но ребёнка надо забрать
Всё началось с неудачного опыта зубопротезирования. После которого, в 2007 году, Ирина легла в 9-ую клиническую больницу города Минска, отделение челюстно-лицевой хирургии, с диагнозом «дисфункция височно-нижнечелюстного сустава». После 20 дней лечения она всё равно чувствовала себя неудовлетворительно. И особенно сильно переживала по поводу своей внешности. Переживания переросли в нервный стресс. Чтобы снять его, Ирина легла в психо-неврологическую клинику. «Я же не думала, что там вход рубль, выход — два. Просто хотела успокоить нервы, получить помощь. А вышла с клеймом…», — говорит она. Её жалобы сочли «бредом», в медицинском смысле слова.
Психиатрия — одна из самых субъективных наук, болезненных и проблемных отраслей медицины. Ошибки здесь случаются значительно чаще, чем в других отраслях. Поскольку профессия психиатра предполагает возможность довольно широкой трактовки того или иного симптома. А ведь психиатрические диагнозы, воспринимаемые как клеймо, могут в корне изменить жизнь теоретически абсолютно здорового человека…
Если же вы с таким «клеймом» заденете какого-нибудь чиновника, пускай даже самого мелкого, последствия могут оказаться плачевными. В 2008 году Ирина Статкевич подала заявление в РОВД Осиповичского района о том, что должностное лицо Вязьевского сельского исполнительного комитета выдало её матери поддельную доверенность от её имени на получение денежных средств. Кроме того, что дело было возбуждено не против должностного лица, а против матери Ирины, да и оно впоследствии закрыто, концовка этого эпизода оказалась совсем уж неожиданной. В рамках «устранения нарушений законодательства о борьбе с коррупцией» был вскрыт факт… что Статкевич Ирина состоит на учёте в психо-неврологическом диспансере и «по состоянию здоровья не осуществляет надлежащим образом уход и воспитание своей несовершеннолетней дочери». За что влетело педколлективу Вязьевской средней школы — «своевременно не проинформировали». От такого сюжетного зигзага поневоле с ума сойдёшь.
Впрочем, тогда дело было спущено на тормозах. Ирину в родительских правах не ограничивали, Дарью не забирали, всё как-то улеглось. До тех пор, пока женщина не решилась родить ещё раз, уже в 2011 году. «Вне брака», если говорить бюрократическим языком.
Мать этого решения, мягко говоря, не поняла и не приняла. Ирина уехала рожать в столицу, в РНПЦ «Мать и дитя». Роды были преждевременными и прошли тяжело, ребёнок родился в асфиксии. «У него лицо прямо чёрными пятнами пошло», — вспоминает Ирина. Сами по себе роды — не только радость, но и боль, и стресс. Добавьте к этому отсутствие супружеской поддержки, непонимание близких родственников, весьма туманные перспективы на будущее. Скажете, сама виновата, зачем было рожать? Но ведь материнство — это всё же радость и счастье.
Обратите внимание, что медики не отказывали ей в праве рожать, хотя их ведомство не признаёт за людьми с диагнозом «шизофрения» способностей выполнять родительские обязанности. Не предупреждали, что ребёнок может быть отнят у неё в будущем. И не отняли его после рождения.
Впрочем, насладиться радостью и счастьем Ирине как раз не пришлось. Состояние послеродовой депрессии заставило её видеть всё в самом чёрном свете. В тяжёлых родах — умышленную халатность, в проблемах со здоровьем ребёнка — происки матери, которая не приветствовала его рождения. Ирина из Минска вернулась к ней в дом.
Её бы кому-нибудь поддержать в это непростое время, помочь ей и успокоить. Увы, сюжет пошёл по пути драмы. Обидевшись на обвинения дочери, мать нажаловалась местным властям, что та ведёт себя «неадекватно». Хотя ничего из репертуара фильмов ужасов в её жалобе не описывалось. В оборотня не превращалась в полнолуние, по ночам не гуляла, возвращаясь перемазанная кровью. Рядовые семейные дрязги. Но бюрократическая машина была запущена. Не на помощь в разрешении трудной ситуации, а на отобрание ребёнка.
На этот раз всё произошло быстро, несмотря на то, что прокуратура Осиповичского района обнаружила в доме, где жила Ирина с детьми, практически семейную идиллию, цитирую:
«При обследовании жилищно-бытовых условий семьи в деревне Вязье было выявлено, что семья проживает в кирпичном благоустроенном доме, в котором имеется 3 комнаты. В жилом доме созданы надлежащие условия для проживания и воспитания несовершеннолетних детей, имеется необходимая мебель и продукты питания, у девочки есть индивидуальное место для учёбы и сна.
Несовершеннолетняя Дарья регулярно посещает ГУО Вязьевская СШ, музыкальную школу в городе Осиповичи. Дарья всегда опрятно одета, у неё есть все необходимые школьные принадлежности, уровки девочка выполняет добросовестно и учится хорошо.
Мать надлежащим образом выполняет свои родительские обязанности по содержанию, уходу за несовершеннолетними детьми, не склонна к злоупотреблению спиртными напитками, не ведёт антиобщественный образ жизни, интересуется учёбой дочери в школе».
Как-то не совсем логично отбирать ребёнка после такого заключения, не правда ли? Но это, по-видимому, был заранее решённый вопрос. Ирине всё же вменили в вину, что она «своим поведением, образом жизни, отношением к своим несовершеннолетним детям ставит их в условия, опасные для их жизни и здоровья». И это только потому, что она, случалось, оставляла малыша под присмотром Дарьи, 14-летней девушки, послушной и ответственной. Не редкость, когда в этом возрасте заводят собственных детей. А оставлять детей на старших братьев и сестёр — это вообще обыкновенная практика.
Но если социальные службы видят в этом серьёзную проблему, не лучше было бы её решить путём оказания помощи матерям-одиночкам с присмотром за их детьми, когда это необходимо? Ведь такая необходимость может возникнуть по самым разным причинам.
В борьбе за сына
С того момента, как Илью забрали, жизнь Ирины, которая и до этого не была спокойной, превратилась в сплошую нервотрёпку и борьбу. «Понимаете, это же не щенка забрали. Я как будто гибель своего ребёнка пережила…», — устало говорит Ирина.
Пытаясь вернуть Ильюшу, добиться пересмотра своего диагноза, она обратилась во все инстанции, какие только есть. Генпрокуратуру, Верховный суд, Следственный комитет, КГБ, наконец, исчерпав список и собрав килограммы бумаги с формальными ответами, дошла до высшей точки — Администрации президента. Туда Ирина писала четыре раза. И каждый раз её обращения снова спускали вниз.
«В результате безответственного подхода должностного лица к рассмотрению моих заявлений, содержащих крик матери о помощи, в настоящее время горячо любимый мною ребёнок оказался в Бобруйском детском доме. И никакие просьбы… не нашли отклика в сердце начальника главного управления по работе с обращения граждан С.И. Буко. Именно он отправлял все мои обращения лицам, действия которых я обжаловала…», — говорится в заявлении Ирины Статкевич, отправленном в Верховный суд. Безрезультатно, как обычно.
Ирина насквозь пропиталась канцелярским языком и утонула в ворохе бумаг, в котором всё труднее стало разбираться. Да, кое-чего она добилась. Илью перевели из Бобруйского детского дома в Минск. В Бобруйске, по словам женщины, малыш «до мяса обсосал палец» — не нашлось соски, чтобы ему дать. Ни памперсов, ни достаточного количества пелёнок, ремонт в помещении посреди зимы, с запахами краски и ацетона, с открытыми окнами.
В столице ему намного лучше, но Ирине предстоит новый бой — за Дарью. Вскоре после того, как забрали Илью, девочку передали в семью отца по решению суда. Правда, там у неё жизнь не заладилась из-за скандалов, попрёков и унижений. В итоге она снова оказалась с матерью. Живут на съёмной квартире в столице.
«Медицинских оснований в настоящее время нет»
Социальные службы такое положение вещей не устраивает, Дарью уговаривают самой «сдаться» в приют. Хотя, как и раньше, никаких претензий к условиям проживания ребёнка у них нет. В минувший четверг, когда я присутствовал на заседании Комиссии по делам несовершеннолетних в администрации Ленинского района, то пытался выяснить у председателя, Томашевич Людмилы Михайловы, в чём причина такого стремления оставить Статкевич без детей?
«Ну вы же понимаете, у неё диагноз ШИЗОФРЕНИЯ», — заговорщицки прошептала Людмила Михайловна.
Нет, не понимаю. Когда из Осипович отправлялся запрос в Минский психоневрологический диспансер, чтобы они подали исковое заявление о лишении Ирины дееспособности, оттуда ответили: для подачи такого заявления «медицинских оснований в настоящее время нет». Как оказалось, для отобрания ребёнка это и не нужно, но разве такой ответ не свидетельствует о том, что по месту выставления диагноза болезнь женщины не считают такой уж серьёзной?
«Не смотри на диагноз, смотри на меня!». Под таким лозунгом проводили в Европе акцию психически больные люди и их родственники, смысл которого очевиден. Может быть, нам тоже стоило бы отучиться от предубеждённых взглядов?
Я разговаривал с другой женщиной, Леной Ю., которая одна воспитывает сына, почти ровесника Даши. Она страдала маниакально-депрессивным психозом (входит в перечень Минздрава, по которому родитель якобы не может выполнять родительские обязанности), но откупилась в больнице, по её словам, от диагноза. «И очень этому рада. Вы не представляете, как мне помогло в жизни отсутствие этого клейма. Только поэтому у нас сыном всё сейчас хорошо». По-моему, надо вдуматься в это свидетельство.
***
Ирина выглядит измученной своей бумажной войной за детей с белорусской бюрократией. И всё же ведёт себя по нынешним меркам нестандартно: разговаривает с чиновниками гордо, упрямо и немного дерзко. Этого не любят, это кажется даже чем-то ненормальным. Разве белорусы не мирные и покорные люди, готовые как должное принимать любое решение их судьбы? Кто-нибудь скажет по-обывательски: «Сама же нарывается».
Конечно, я не врач. И не могу подменить собой Комиссию по делам несовершеннолетних. Как и взять на себя какую-либо ответственность в этом деле. И всё же мне хочется верить, что в арсенале «социального государства» должно найтись ещё что-то, кроме карательных, по сути, мер. Где-то, возможно, завалялись чуткость и осторожность, которые надо проявлять с живыми людьми. Существами ранимыми и хрупкими. Особенно перед лицом бюрократической машины.